В Таганском районном суде в жаркий летний день 21 июня люди, называющие себя православными, занимали очередь в зал за несколько часов до судебного заседания, на котором ожидали услышать обвинительный приговор Андрею Ерофееву и Юрию Самодурову, организаторам выставки "Запретное искусство" в Сахаровском центре. Собралось их так много, что журналистам места в зале не хватило, но судья любезно разрешила представителям СМИ сесть за решетку, на скамью для подсудимых. Временно заключенная за железными прутьями пресса выглядела символично, так как рассматривается дело о свободе слова и праве на выражение своего мнения.
Но это был только полуфинал, приговор планируют вынести 12 июля, а в этот раз стороны сказали свои последние речи. Напомню, что Ерофеев и Самодуров в марте 2007 года сделали выставку, посвященную анализу внутримузейной цензуры, показав работы, административно не разрешенные к эскпонированию в течение только одного года, в связи с чем были обвинены в создании преступной группировки с целью разжигания межнациональной и межрелигиозной розни.
Прокурор произносил свою речь при гробовом молчании зала. Сначала он объявил, что обвиняемые и их свидетели будто бы считают, что все, что не запрещено, - разрешено. Хотя посыл проекта был прямо противоположным (боролись с глупыми и необоснованными запретами), в целом так и есть - иначе был бы повод усомниться в совершенстве российских законов.
Он сразу же заявил, что обвинение не было срежиссировано некими организациями, как говорили защитники подсудимых, и что выставка не могла не оскорбить истцов, так как широко анонсировалась. Адвокат Анна Ставицкая напомнила хронологию событий. Выставка открылась в Центре имени Сахарова 7 марта 2007 года. Анонс был размещен на сайте музея, пресс-релиз отправлен журналистам и постоянным посетителям музея, фотографии не прилагались, более того - на выставке висело объявление о том, что фотографировать экспонаты не разрешается. Такой анонс вряд ли можно считать широким даже в узком профессиональном кругу.
Свидетель обвинения г-н Родионов узнал от г-на Сергеева (оба являются членами движения "Народная защита"), что директор Музея имени Сахарова Самодуров, ранее судимый за выставку "Осторожно, религия!" по обвинению опять же сторонников "Народной защиты", снова организовал выставку. 10 марта Родионов посетил выставку, сфотографировал экспонаты вопреки запрету и представил фото Сергееву и его супруге. Именно фотографии, сделанные истцами, были распространены в Интернете. Возникает вопрос, кто именно возбуждал рознь, ведь многие подавшие заявление были оскорблены фотографиями в Интернете, размещенными их же единомышленниками. Представители "Народной защиты" попросили депутатов Бабурина, Чуева, Курьянович обратиться в Генпрокуратуру. Дело было возбуждено...
Чтобы придать массовость протесту, истцы повесили на своем сайте призыв к пользователям написать заявление о том, что выставка разожгла межрелигиозную рознь и оскорбила их достоинство. Выставку посещать и составлять свое мнение было необязательно, неправедным путем полученные фото экспонатов предъявили следователю. В том, что работы художников они впервые увидели в кабинете следователя, свидетели обвинения без смущения признавали в ходе судебных слушаний.
Образец текста заявления прилагался к обращению на сайте. По мнению прокурора, то, что тексты большинства заявлений полностью совпадали, не свидетельствует о том, что подававшими эти заявления кто-то руководил - висят же во всех учреждениях образцы заявлений, в той же милиции, например. Однако именно организации выдают образцы заявлений - значит, где есть образец, там есть и организация, а не просто порыв оскорбленной души.
Но организация работает не очень четко - свидетели говорят, что посетили выставку 10 марта, после того, как узнали о ней из анонса радиостанции "Эхо Москвы". Правда, анонса либо рекламы выставки на данной радиостанции не было, а было лишь упоминание о ней в связи с подачей заявления в милицию православными. Это упоминание прозвучало в эфире 16 марта, в то время как истцы утверждают, что оскорбились выставкой 10 марта.
Состыковка показаний с реальностью у свидетелей обвинения, на мой взгляд, хромает почти везде - из свидетелей только трое были на выставке, но и один из тех троих, Олег Кассин, член движения "Народный собор", не смог достоверно описать выставку. Дело в том, что экспонаты были закрыты фальш-стеной, и, входя в зал, зритель мог быть шокирован только пустыми белыми стенами, а сами экспонаты можно было увидеть, только приложив глаз к маленьким дырочкам, проверченным в стенах напротив работ художников. Кассин же утверждал, что часть экспонатов стояла в зале открытой для обозрения.
И все же - что могло оскорбить истцов на этой выставке? Прокурор упомянул работу самого знаменитого из живущих ныне русских художников Ильи Кабакова под названием "Пошел ты на..." - истцы восприняли ее как "личное оскорбление". Однако если картина Репина называется "Не ждали", то это не значит, что не ждали именно зрителя, а если на плакате Моора на музейной выставке написано "Ты записался в добровольцы?", не нужно кричать в ответ: "Нет, и не собираюсь!" Причем границы нормативности высказываний в данном судебном процессе имеют двойные стандарты. Прокурор ужасно стеснялся, описывая работу Авдея Тер-Оганьяна "Взрыв № 5": "Не могу сказать вам это слово, но его аналог - слово "бабах!" Поясню, что слово на картине было матерное. При этом во время суда так называемые православные (видимо, их можно так назвать, ведь прокурор называл дипломированных государственными университетами искусствоведов "так называемые искусствоведы"), заглушая речи адвокатов и подсудимых, выкрикивали из зала такие слова, за которые в Европе сами могли бы пойти под суд. "Вы нелюди, жиды, это не ваша страна!" - доносились возгласы "православных". Прокурор подчеркивал, что те организации, которыми было, по словам защитников, инициировано данное дело, не являются националистическими. Но выкрики из зала явно это опровергают.
Прокурор потребовал для Ерофеева и Самодурова трех лет тюремного заключения, реального, а не условного, "с учетом характера и степени опасности для общества, и учитывая то, что это был плевок, сделанный в религиозные убеждения, а даже не в политические, что было бы более простительно".
Прокурор сослался на европейские судебные нормы, хотя обычно их приводят в пример правозащитники. Он указал, что законы, аналогичные нашей 282-й статье, есть в Испании, Голландии, а в Австрии в подобном деле "Отто Премингер против Австрии" был даже вынесен обвинительный приговор. Вообще, в России право не прецедентное, и попытка движения в эту сторону означала бы то, что, случись одна судебная ошибка, она влекла бы за собой целую цепочку несправедливостей. Но если и опираться на европейский опыт, то обвинитель привел лишь аналоги законов, но ни одного примера осуждения за произведения искусства. Скажем, директор института Отто Премингер собирался показать фильм "Любовный собор", основанный на пьесе 1895 года, прослеживающий взаимосвязь между религиозными верованиями и мирскими механизмами угнетения. Возмущение вызвало то, что герои Священного Писания были представлены в фильме в нелепом виде. Суд постановил конфисковать фильм, но директор института не преследовался.
Прокурор некстати напомнил всем о том, что права и свободы одного человека заканчиваются там, где начинаются права и свободы другого. Тогда как возможен этот суд? Адвокат Ксения Костромина подчеркнула, что интересы одних нельзя ущемлять за счет интересов других, необходимо соблюдать баланс интересов, и, имея право на выражение своего мнения, нужно также примириться с критикой этого мнения и распространением противоположного учения. Организаторы выставки и ее участники никоим образом не мешали истцам исповедовать свою религию, не приходили к ним в церковь и не учили их, как молиться, так пусть же и истцы не отнимают права работников культуры демонстрировать свою точку зрения на территории учреждений культуры.
Но нет, хоть все и равны перед законом, некоторые равнее. Истцы не допускают того, что кем-то может быть выражено мнение, отличное от их собственного. "Закон един для всех общин, для всех Иуд петля и суд" - утверждалось на плакате в пикете, устроенном обвиняющими выставку перед зданием музея. Судя по всему, закон у них свой, и все должны его принимать, все остальное - ничтожно. Как на другом плакате с того же пикета - "Наш Бог - Христос, ваш бог - навоз". Когда адвокат зачитывала список писем от известнейших людей и уважаемых организаций, таких как Вячеслав Иванов, директор Института мировой культуры МГУ, академик Виталий Гинзбург, Европейский культурный парламент, Берлинская академия художеств, считающих данный суд недопустимым, а Ерофеева и Самодурова невиновными, все звания и ученые степени были аннулированы залом так: "Сами себе понаприсваивали регалии!" Если регалии выданы не "Народной защитой", значит, они ничтожны? Не смущает обвинителей и то, что работы с выставки не трактуются всеми, кто их видит, однозначно, то есть антирелигиозный смысл не присутствует в самих работах, а вложен в них некоторыми зрителями. Все свидетели защиты, художники, искусствоведы утверждают о рассматриваемых произведениях обратное - что работы с использованием религиозных символов были направлены на защиту духовных ценностей.
Так, в работе Вагрича Бахчаняна, сделанной в советские времена, голова распятого Христа заслонена орденом Ленина - метафора того, что для многих советских граждан коммунизм заменил веру. Отчего же работа, сделанная давно и в другой исторической ситуации, вновь стала остроактуальной?
Возможно, потому, что характер нынешнего периода истории родственен тому, ушедшему, только теперь стороны поменялись местами. Группа граждан с националистическими убеждениями, прикрываясь авторитетом РПЦ, готова с таким же пылом, как когда-то коммунисты, уничтожать все, что отличается от их стандартов. Надо надеяться, что руководство РПЦ, занимающее ныне позицию невмешательства по отношению к этому делу, выскажется более ясно о том, что не поддерживает националистов.
Адвокаты потребовали для Ерофеева и Самодурова оправдательного приговора.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»