19.04.2010 | Кино

Сказка о попе

Идеальный миф Владимира Хотиненко

Московская премьера фильма Владимира Хотиненко «Поп», приуроченная к празднику Пасхи, состоялась в храме Христа Спасителя. Это первая в нашей истории картина, удостоенная такой чести. Данное обстоятельство, а также то, что она создана «по благословению почившего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II» и под патронатом президента и премьера, заставляет соотнести «Попа» с новейшим нацпроектом «Патриотическое кино»

Фильм не вчера снят, и его уже показывали на Выборгском фестивале 2009 года. Тем не менее он кажется первым произведением, сделанным в соответствии с новой идеологией национального кинематографа — после того, как у нас в кино появился свой вариант G8: «большой восьмерки» студий, которые субсидируются государством и призваны снимать фильмы, насыщенные патриотичес­ким духом.

У «Попа» есть безусловное достоинство — тема. Прежде наше кино не говорило о том, что православную церковь в СССР стали возрождать немцы во время оккупации. Правда, «во первых строках» фильма сделана оговорка, что Гитлер не был заинтересован в православии, что это была политическая игра. Но факт есть факт. Фашисты создали Псковскую православную миссию, предложив в 1941-м священникам из Прибалтики возродить на Псковщине поруганные большевиками храмы. Патриотическую остроту фильму Хотиненко добавляет то, что герой-поп, которого изображает Сергей Маковецкий, должен возродить храм Александра Невского, возведенный неподалеку от места Ледового побоища, символа русского единства, духа, оружия. Победы не над каким-то врагом, а именно над немцами. Хотиненко напоминает об этом кадрами из фильма «Александр Невский», который персонажи «Попа» смотрят накануне войны. Правда, не учитывает важного противоречия. Враг-тевтонец прет в этом фильме на Русь под знаменем креста, который в фильме Эйзенштейна — символ зла. Хотиненко же снял фильм о том, насколько хорош для России крест и связанная с ним православная вера. Но это не самое большое противоречие в фильме.

Сюжетное обострение

Сюжет вообще обострен до предела. Почти все священники из фильма, включая героя Маковецкого, пережили притеснения со стороны советской власти. Не будет преступлением со стороны критика с ходу оповестить о том, что после освобождения Псковщины персонажа Маковецкого опять отправят в советские лагеря. Представляете, перед каким моральным и духовным выбором стояли батюшки и, в частности, герой фильма «Поп»? Какие их терзали бесы-сомнения? Большевики уничтожили церковь. Немцы ее возродили. Но немцы — враги. А ты душой, естественно, на стороне родной земли и, при всех ее большевиках, желаешь ей победы. Немцы, слава богу, не просят тебя до поры до времени агитировать за них. Но для русских людей вокруг ты чужой, ставленник. Ты оправдываешь себя тем, что помогаешь этим людям вокруг, а заодно пленным в конц­лагере. Но в какой-то момент перед зданием твоей церкви казнят партизан. А немцы, отступая в 1943–1944-м, начинают требовать от тебя идеологической верности — обработки населения в свою пользу.

Проще некуда  

И вот тут (осознав весь круг кошмарных проб­лем, которые стояли перед священником — героем картины) с сожалением понимаешь, насколько все-таки фильм плоскостопен. Сюжет выстроен так, что батюшка (это не по поводу работы Маковецкого, а именно по поводу фильма) выглядит идеальным. Напрашивается сравнение с Христом, но оно неточное: перед Христом стояли куда более сложные дилеммы. Да, однажды немцы просят героя об идеологической поддержке, но особенно не давят. Попросили — и забыли. Да, однажды перед церковью вешают партизан — ну так не требуют предать их анафеме. Чтобы четче отделить батюшку от фрицев, фильм с ходу демонстрирует, что циники-полицаи, истинные наймиты немцев, над батюшкой и церковью потешаются. Вот они — настоящие враги! Мне почему-то кажется, что полицаи первыми пришли бы в одобренную хозяевами-немцами церковь — ставить свечки и каяться.

Самое печальное в фильме — непрописанность массовки. Не массовки даже, а персонажей вокруг батюшки, споры с которыми, возможно, позволили бы точнее понять противоречивость ситуации. Непрописанность доходит до абсурда. В фильме есть, например, девочка, которую изображает Лиза Арзамасова. Это, чтобы вы сразу поняли, Галина Сергеевна из «Папиных дочек» (буду рад, если этот талантливый подросток превратится в действительно серьезную актрису). Она по фильму еврейка, помешанная на православии. В начале фильма, вопреки своей семье, проходит обряд крещения. После оккупации — как нас кратко оповещают — ее еврейскую семью убивают. Она идет за сотни километров, чтобы прибиться к крестившему ее батюшке-Маковецкому. Черт побери (простите за упоминание нечистого в этом контексте)! Она хоть раз должна выразить в фильме скорбь по своим родным?! Ничего подобного: ее волнует только новая православная миссия. Ну, православный Хотиненко, вы даете!

Другая проблема фильма — его архаичность. Он сделан скучно и старомодно.

Тут — штука, которую автор этих строк понять не может, как ни старается. Автор этих строк — порядочный консерватор. Он, например, не поклонник относительно нового арта, всяких там Раушенбергов (хотя Модильяни, Пикассо, Брака и даже Уорхола воспринимает как родных). Но он понимает, что мазок кисти художника XX века — это нечто принципиально иное, нежели мазок французов-классицистов конца XVIII века. Он понимает, что писатели XX века не выпендривались, они попросту не могли писать так, как великие XIX века, при всей любви к ним и уважении.

Но невозможно понять, почему старомодный киностиль 30–50-х остается для наших кинематографистов единственно верным. В новых условиях спонсируемого государством кинопатриотизма — чуть ли не синонимом русской духовности.

Господа, так элементарно в мире больше не снимают. Столь элементарно сложные конфликты не разрешают. Уверен, что новая молодая публика — даже интеллектуальная ее часть — на этот фильм не пойдет. И так и не узнает, была ли у попа из фильма Хотиненко своя собака (спойлер: не было. Была кошка).

Источник: New Times, №12, 5 апреля 2010,