19.04.2010 | Концерт

Что слышишь, глядя из окна

Пианистка Сатоко Фудзи и трио Junk Box в центре «Дом»

10 апреля исполнилось шесть лет со дня смерти основателя московского культурного центра «Дом» Николая Дмитриева. Новое артагентство Improve приурочило к этой дате два концерта самой авторитетной японской новоджазовой пианистки Сатоко Фудзи и ее трио Junk Box. Так что Дмитриев как бы «после жизни» продолжил свое любимое дело – продвижение любимой им японской музыки в России (его памяти в Токио даже был устроен русско-японский музыкальный фестиваль).

Сатоко Фудзи (Fujii) закончила свой второй, сольный концерт вроде бы нехитрым комплиментом публике: «А в Москве гораздо теплее, чем мы думали, даже чем сейчас у нас в Токио. И прием здесь тоже такой же!» И единственный раз объявила название композиции – той, что была на бис: японская колыбельная «Приди, весна». А первый концерт закончила другой – «Спите хорошо», и от себя добавила – «без кошмаров!».

Эта включенность человека в круговорот природы (как обязательное «сезонное слово» – указание на время года – всего в 17 слогах японского стиха хайку), пожалуй, то чуть ли не единственное свойство японского художественного менталитета, которое можно проследить в творчестве Сатоко Фудзи. Показательно, что ее самая любимая композиция, (она исполняет ее постоянно с середины 1990-х и включила в оба диска трио) носит название «Глядя из окна» (в Москве это был «запланированный бис»). Но никакой другой национальной характерности ни в музыке Junk Box, ни, тем более, в сольных выступлениях пианистки нет, оказывается, в принципе.

Та же объявленная колыбельная звучала как мажорный рождественский гимн. Другая – и последняя в ее репертуаре – традиционная японская мелодия, хоть и построена на японской пентатонике (с полутоном), но звучит в интерпретации Фудзи так, что ее нередко принимают ее за «Тень твоей улыбки» – мелодию из известного фильма с Элизабет Тэйлор.

Нет в музыке Фудзи и Junk Box ни джазовой афроамериканской стилистики: ни намека на блюз, ни непременной джазовой «раскачки» ритма-свинга, не говоря уже о привычной импровизационной форме «тема – импровизации –тема».

Зато есть все остальное: во-первых, как говорил академик Асафьев, направленность формы на слушателя, причем формы – если и не всегда классической (с кульминацией в точке золотого сечения), то все равно неизменно соразмерной. В сольном концерте из почти десятка пьеса все были «выстроены» совершенно по-разному – от почти сонатной формы, до свободной фантазии как бы «без темы», хотя и специально объявлялось, что эта единственная композиция не самой пианистки, а Джимми Джеффри (кларнетиста из ансамбля ее педагога в Консерватории Новой Англии – Пола Блея).

Вообще, если трио Junk Box при всем своем своеобразии – это определенно новый джаз, то под композициями/импровизациями Фудзи подписался бы любой член Московского союза композиторов, и с другой стороны – любой арт-роковый клавишник (вроде Кита Эмерсона), если бы выбрал акустический инструмент. Но далеко не всякий джазовый пианист повторил бы ее атональные аллюзии с одной стороны к «Хорошо темперированному клавиру» и Альбюану Бергу, а с другой – к эллингтоновскому «Каравану» и «хромающим» бассо-остинато от буги-вуги. В общем, если это и авангард, то, скажем так, – с человеческим лицом.

Даже название трио Junk Box – при всей своей кажущейся простоте – можно сказать манифест. В обиходе это «ящик для отходов», а на радио-жаргоне – детали от старой аппаратуры, которые еще могут найти применение. И правда, все три музыканта Junk Box выходят с кучей разных мелких предметов, которые издают самые разные звукошумы – будь то детские игрушки или единственный в трио высокотехнологичный гэджет – так называемая электротрещотка (cracklebox) голландского изобретателя-электронщика Микеля Вайсвиша. Ударник (барабанщик – для него слишком мало) Джон Холленбек манипулировал ею так, что, казалось, исполянется какая-нибудь инструментально-театральная пьеса Джона Кейджа, в которой музыканты время от времени настраивают радиоприемник.

Даже свой сольный концерт пианистка начала с пакетом из-под чипсов в правой руке, который на записи или в радиотрансляции радио создавал бы впечатление, что играет старая трескучая грампластинка. Сравнение с «одноразовым искусством» нашего художественного объединения «Арт-бля» возникало само собой: с отходами, упаковками, ни на что не годным с виду старьем – еще много чего можно сделать, в том числе и подняться на уровень эстетического обобщения.

Временами у Фудзи проскальзывали фрагменты каких-то таперских вальсиков, струны рояля начинали звучать как орган, а медные тарелки и связка колокольчиков, снятых со старого бунчука у Холленбека – как Эолова арфа. Натсуки Тамура (кстати, муж пианистки) ухитрялся реветь на своей самой обычной трубе, как апокалиптический зверь. И меньше всего это было похоже на привычный джаз. И музыкальные тексты, доносившиеся из «ящика с барахлом» были явно о чем-то таком, о чем джаз, даже самый новый, самый актуальный в принципе умалчивает.

Источник: "Время новостей" № 62, 13.04.2010,