09.10.2009 | Концерт
Танец последнего шансаМосковский англофильский рок — на удивление талантливый
«Основная проблема всех молодых русских групп, на мой взгляд, — что все это симпатично, мило и весело, но это не о том, что внутри, не о том, что тебя затрагивает по-настоящему. А хотелось бы делать именно что-то такое. И моя мечта — это стадион. То, чего я хочу добиться, — реинкарнация лучших форм стадионного рока, который сейчас, в принципе, исчез. Остался только Крис Мартин, который ест тофу и занимается йогой».
Небритый молодой человек, который произносит эти фразы, курит одну за одной, и с виду не очень похож на нового Боно. Его зовут Василий Зоркий. В детстве он ставил джазовые спектакли в школе музыкально-драматического искусства Сергея Казарновского и пел в оперных спектаклях Театра Станиславского (а потому имеет мощный поставленный голос). Потом учился на архитектора. Писал сценарии для российских киноцеремоний. Параллельно сочинял песни.
Предыдущую свою группу Зоркий распустил после того, как критик Алексей Мунипов назвал ее «милой, но бессмысленной».
«19:84» собрались в начале 2009-го в результате очень московской истории. «Меня приятель позвал к себе на день рождения спеть несколько песен под гитару. Все это происходило в клубе «Маяк», и вот там в туалете ресторатор Илья Демичев предложил мне сделать карьеру. На следующий день пригнал за мной свой «мерседес» и выдал 5 тысяч долларов». На 5 тысяч долларов Зоркий купил время в студии и нанял музыкантов. Теперь, впрочем, деньги кончились. Музыканты играют бесплатно. Потому что группа хорошая.
Группа и вправду хорошая, хотя сформулировать — отчего, не так-то легко. Не потому, что они убедительно играют живьем, хотя «19:84» в этом смысле едва ли не самые профессиональные из всех молодых русских (Зоркий знал, кого звал в состав: басист прежде играл у Земфиры, гитарист — у Гришковца, клавишник — в Estethic Education). И не потому, что пытаются в очередной раз выразить на здешнем языке Radiohead, U2 и Coldplay, всю эту меланхолию, капельные клавишные, катарсические крещендо; хотя получается у них и правда уместно, умно и красиво. И не потому, что уже написали как минимум одну отличную песню — «Зима», с протяжной минорной мелодией, ненавязчивой цитатой из Бродского и общим ощущением прочувствованного фатализма. И даже не из-за выстраданных амбиций. «Однажды ты просыпаешься и понимаешь, что тебе 25 — и надо либо рожать детей, либо что-то делать», — говорит Зоркий. Мне тоже 25, я тоже чувствую что-то в этом роде; и мне отчего-то кажется, что и песни эти не столько калька с Radiohead, сколько переведенное в музыку самоощущение поколения упущенных возможностей. Зоркий затягивается и продолжает: «Я очень долго ждал. Последние три месяца я нахожусь в состоянии распрямившейся пружины. Благодаря этой группе я лишился большей части своих денег. И если сейчас не получится — то не получится, наверное, уже никогда. Я даже сначала хотел группу так назвать: Last Chance Dance. «Танец последнего шанса».
Песни челябинцев рассказывают о жизни провинциальных панков, откуда-то из центра России, зажатых между панельных домов под небом, задымленным заводами. Существуя в этих унылых урбанистических локациях, лирические герои не особо склонны тосковать по своей судьбе. Напротив, они “всегда молоды и вечно довольны”, лупят в дворовый футбол, носятся по улицам на великах и при первой возможности хватают рюкзаки, чтобы утопать в поход.
Якутская DIY-сцена, развивавшаяся изолированно от остального СНГ к настоящему моменту превратилась в нечто совершенно особенное. Первые же неряшливые риффы собрали раскисших вторничных посетителей в плотный комок, который бурлил без остановки до конца сета.