15.09.2009 | Диски

Восточный синдром

Новые японские альбомы: Maher Shalal Hash Baz и Asa-Chang & Junray

Одна из этих пластинок включает в себя 177 (сто семьдесят семь) песен общей продолжительностью около полутора ча сов — проделав нехитрую арифметическую операцию, легко удостовериться, что редкая из них длится больше тридцати секунд. Чтобы правильно написать название второй, придется свести с ума весь отдел корректуры издательского дома «Афиша» — потому что называется она четырьмя иероглифами. Обе вышли этим летом. Обе происходят из Японии. Это многое объясняет; это наверняка многих отпугивает — потому как японская музыка давно уже стала синонимом дикости и патологии. В сущности, заслуженно — но только не в случае этих двух альбомов: музыка, которая на них содержится, конечно, странная — однако в 2009 году очень мало кто сумел записать музыку лучше.

Опус магнум из почти двух сотен сочинений выдал чело век по имени Тори Кудо, глава группировки Maher Shalal Hash Baz; и для него этот опус не такой уж и магнум — первый профессионально записанный альбом MSHB насчитывал три компакт-диска и 83 песни.

Кудо — человек с дивной биографией: в начале 80-х он играл в японской кавер-группе Suicide (один из участников которой принял все близко к сердцу и в итоге вправду покончил с собой); потом состоял в творческом объединении революционных анархистов; потом обратился в свидетели Иеговы; потом уезжал в Англию, где зарабатывал деньги на стройке; сейчас он вроде бы служит гончаром — и в ответ на вопрос, кто вместе с ним играет в Maher Shalal Hash Baz, обычно называет имена двух мертвых музыкантов.

Последние два десятка лет MSHB занимаются искусством крайне мелким и по-своему великим. Они играют удивительный наив-поп для гитары, барабанов и трубы — всегда неуверенно, тихонечко, под сурдинку; и на этом альбоме они довели свои методы до алогического финала — недаром он зовется «C’est La Dernière Chanson», то есть «Последняя песня». У каждого, наверное, есть список любимой музыки, в которой ценятся не мелодии и слова, но мгновения; песен, которые слушаешь только ради нескольких драгоценных секунд (вступление ритм-секции в «Spies» Coldplay; нервический перебор после второго припева «Думай про меня» Леонида Федорова; да даже басовый проигрыш в «I Will Possess Your Heart» богомерзких Death Cab for Cutie). «C’est La Dernière Chanson» только из таких секунд и состоит — паузы, пока проигрыватель переключается между номерами, нередко длятся дольше, чем сами номера (справедливости ради замечу, что есть несколько полноценных песен, и они прекрасны). Каждая вещь — одна неловкая музыкаль ная фраза, четвертинка мелодии, отголосок припева; дешевая винь етка, пустяковый акустический сувенир, который, однако, ценнее и дороже многих крупнобюджетных произведений: так к собранным когда-то фигуркам из киндер-сюрприза питаешь куда большую сердечную привязанность, чем к высокотехнологичным гаджетам. Эти неловкие заметки проникнуты какой-то высшей печалью, светлейшей скорбью по собственной скоротечности. Песни на «C’est La Dernière Chanson» похожи на нарисованные одним росчерком иероглифы — причем нарисованы они явно ребенком, еще не постигшим грамоту. Важнейшая составляющая малюсеньких трагедий MSHB — ошибки (Кудо вообще не признает «правильно» сыгранной музыки и по этой причине считает себя панком); здесь никогда не обходится без лишнего аккорда или удара не в ритм — и мне почему-то кажется, что в этих погрешностях и помарках содержится некое всамделишное, незамутненное понимание смысла и сущности музыки как таковой.

Автор альбома с иероглифическим названием, улыбчивый очкарик по прозвищу Аса-Чанг, всем видам одежды предпочитающий спортивные костюмы цвета морской волны, — человек куда менее одиозной судьбы.

Когда-то он основал авторитетный японский ска-ансамбль Tokyo Ska Paradise Orchestra; потом зарабатывал на жизнь тем, что подыгрывал на гастролях местным подростковым поп-группам — а в перерывах собрал группу Asa-Chang & Junray, вдохновленную собственной поездкой в Индонезию и знакомством с местным барабаном под названием дандуд. Аса-Чанг в первую очередь перкуссионист, и его ансамбль — чуть ли не единственный на свете, который способен сделать хорошую песню одними руками, бьющими по туго натянутой коже; новейший же «Kage no Nai Hito», наверное, самый человеческий и самый музыкальный (в привычном смысле слова) их альбом. Это пластинка-хамелеон, своего рода дайджест того, какие в принципе в мире бывают звуки: симфония человеческих шагов в духе People Like Us, пьер-бастьеновские игрушечные миниатюры, хоровой психофолк, экспериментальное техно, анимешная серенада, даже ориентальный дабстеп при участии Талвина Сингха. Это пластинка-снаряд, потому что у всех песен здесь как будто смещен центр тяжести; они строятся не вокруг мелодии, но вокруг булькающего, пузырчатого ритма таблы и бонгов, именно перкуссия здесь оп ре деляет развитие песен, странные колебания их структуры. Это пластинка-инвалид, потому что музыке то и дело ломают хребет и бьют под дых, — но инвалид-параолимпиец: «Kage no Nai Hito» — тот самый случай, когда ограниченные воз можности открывают новые горизонты. Перкуссия в музыке Asa-Chang & Junray прорывается на поверхность, как пузыри нефти, внезапно полезшие из под-земли в знакомом пейза же. Если музыка Maher Shalal Hash Baz сродни иероглифу, то Asa-Chang & Junray — это уже как японская речь с субтит рами: когда понятно, что люди вроде бы говорят о привычных вещах, но ощущение, будто эти самые вещи переживаются ими совершенно по-другому.

Эти две пластинки похожи не только своим происхожде нием. Обе они в некотором смысле являются следствием превратно понятой чужой музыки (в случае MSHB это отчасти тви-поп, в случае Asa-Chang & Junray — индийская и индонезийская этника) — и лишний раз доказывают, что случайные ослышки нередко важнее точных конспектов. В обеих присутствует некая чудная инфантильная непринужденность (которую не следует путать с натужной спонтанностью иных импровизаций). Наконец, и Тори Кудо, и Аса-Чанг явно осозна ют, что из всех возможных измерений музыка имеет дело прежде всего со временем. В каждом произведенном ими звуке, в каждом нестройном аккорде, в каждом ударе по малень кому барабану собственными барабанными перепонками ощущаешь, как маленькие часики смеются: тик-так.

Источник: "Афиша", 17.-8.2009,