19.11.2008 | Интервью / Литература
Кого мы знаем, кроме Мураками?Беседа с Александром Ливергантом, главным редактором журнала "Иностранная литература"
-Что изменится в журнале с вашим приходом на должность главного редактора?
-Толстые журналы не могут не меняться. «Иностранной литературы» это касается в большей степени, чем «Нового мира» или «Знамени», где печатается русская литература. Сегодня переводная литература – как всем известно – более популярна, переводится масса книг, но если раньше мы «выезжали», если можно так выразиться, на больших романах, то теперь ради этого никто на наш журнал не подпишется, не купит.
-Так что, все-таки, следует ждать нового?
Новые веяния будут. Мы стремимся к тому, чтобы в нашем журнале было больше интересной эссеистики, посвященной отношениям русской литературы и зарубежной, проблемам зарубежной культуры. Это же чисто советское явление – специалист по зарубежной литературе, хотя сейчас эта специальность несколько размылась. Здесь даже можно усмотреть некоторую тенденцию, которая заключается в наведении мостов между современной русской литературой и западной литературой. В «Иностранной литературе» прошлых лет, мне кажется, этому уделялось меньше внимания.
-Какое внимание вы уделяете неевропейской – и, разумеется, неамериканской - литературе?
Здесь мы заметно отличаемся от журнала «Иностранная литература» советского периода. Тогда была другая идеология. Советский Союз стремился поддерживать развивающиеся страны, и эта идеология распространялась на литературу. В журнале появлялась довольно слабая литература развивающихся стран из юго-восточного региона, азиатского, тихоокеанского и т.д. Литература, скажем, Востока, – скажу вещь неполиткорректную – гораздо слабее, чем литература развитых стран. Тем не менее не могло быть номера, где бы не было представителя китайской, турецкой или иранской литературы. Сейчас мы этому уделяем меньше внимания. Читатель хочет читать хорошие произведения, а произведения этих стран не всегда хороши. Это во-первых.
А во-вторых, из-за современного состояния книжного рынка специалисты по восточным литературам, по литературам малых стран практически перевелись. Многие из них ушли из профессии, другие стали переводить с английского или других европейских языков. Даже если мы хотим представить автора на одном из этих языков, нам очень трудно найти специалиста. Эта тенденция касается не только журнала. Пойдите в самый большой магазин и увидите тысячи книг, на 80% переведенных с английского языка, а также с французского и немецкого. Даже польская, чешская и скандинавская литературы имеют очень небольшие тиражи. Кого мы знаем из современных японских писателей, кроме Мураками? Издатель не хочет рисковать. Конечно, если есть такое раскрученное имя как Памук, то его будут с удовольствием печатать. Если мы натыкаемся на громкое имя и хорошее произведение, то мы переводчика найдем. Несколько лет назад я был в Таджикистане, и меня поразили рассказы о том, что в советское время вся западная классика переводилась с русского языка. У нас недавно был напечатано несколько рассказов албанского писателя-диссидента Кадаре, «албанского Солженицына». Мы его переводили с албанского. А вообще-то Кадаре живет в Париже и его произведения переводятся на английский язык не с албанского, а с французского. У нас такого никогда не было.
При этом остается дилемма, расширяться ли за счет падения качества или сохранять узкую географию. Мы стремимся к тому, чтобы наша география по возможности расширялась, но не за счет публикации слабых произведений, как это было в прошлые годы. В следующем году у нас будет номер, посвященный индийской литературе, в будущем мы планируем напечатать номер, посвященный современной китайской литературе. Думаю, что он встретит отклик у читателей. У нас лежат рассказы современных иранских писателей, а недавно мы встречались с одним египтологом, чтобы напечатать что-то из современной египетской литературы.
Эта тенденция касается не только журнала. Пойдите в самый большой магазин и увидите тысячи книг, на 80% переведенных с английского языка, а также с французского и немецкого. Даже польская, чешская и скандинавская литературы имеют очень небольшие тиражи. Кого мы знаем из современных японских писателей, кроме Мураками?
Издатель не хочет рисковать: если есть такое раскрученное имя как Памук, то его будут с удовольствием печатать. Если мы натыкаемся на громкое имя и хорошее произведение, то мы такого переводчика найдем. Но мы всегда стоим перед дилеммой, расширяться ли за счет падения качества или сохранять узкую географии.
Мы этого не делаем никогда. Несколько лет назад я был в Таджикистане, и меня поразили рассказы о том, что в советское время вся западная классика переводилась с русского языка. И у нас недавно был напечатано несколько рассказов такого албанского писателя-диссидента Кадаре, «албанского Солженицына». Мы его переводили с албанского. А вообще-то Кадаре живет в Париже и его произведения переводятся на английский язык не с албанского, а с французского.
-А литература стран СНГ входит в сферу ваших интересов?
Не входит. Я недавно был на Северном Кавказе и рассказывал там о журнале. Меня упрекали в том, что мы не печатаем таких известных писателей как грузин Чавадзе или армянин Матевосян. Но ведь есть очень уважаемый мною журнал «Дружба народов». И это его вотчина.
-А как вы отбираете произведения для печати?
Откуда только мы их не берем… Во-первых, многие переводчики сами предлагают свои произведения, во-вторых, мы постоянно читаем западные рецензионные издания, поддерживаем контакты с издательствами и представляем, что они собираются издавать, многое черпаем из Интернета. Нам постоянно приходится выбирать между сегодняшней литературой и классическим наследием. Но дело в том, что серьезные переводчики, которые зарабатывают на жизнь литературным трудом, не могут себе позволить переводить большой некоммерческий трудный роман. «Гарри Поттера» человек готов сделать ради денег быстро. А переводчик, который возьмется за перевод огромного американского романа типа «Человек-невидимка» Ральфа Эмисона, рискует умереть с голоду. Американцы и англичане, как правило, грантов не дают, разумно решив, что их литература и так переводится. И переводчик получит крошечный гонорар за необычайно тяжелую работу.
Перевод упущенных произведений 19 и 20 века в это и упирается. Ослаблен переводческий цех, переводить без поддержки не выгодно, это тяжелый и напряженный труд. Правда, часто переводчики наряду с востребованными произведениями потихоньку переводят и сложные, заведомо некоммерческие вещи. «Долгов» очень много, и «Иностранная литература» вернет их нескоро. Ведь наш журнал имеет дело прежде всего с современной зарубежной литературой, и мы скорее напечатаем книгу 2008 года, нежели 1989.
-Ориентируетесь ли вы в издательской политике на западные литературные премии?
О том, как мы относимся к Нобелевской премии, читатели узнают в нашем 12-м номере из очень резкой статьи Александра Мелихова касательно нобелевских лауреатов последних лет, в которой он пишет о том, что Нобелевская премия заметно потускнела в последнее время. Тем не менее, мы печатаем произведения нобелевских лауреатов, а также каждый год в обязательном порядке печатаем нобелевскую речь лауреата, которая зачитывается на торжественном ужине. Лично я, например, не считаю Дорис Лессинг достойной «нобелевки». Сейчас во многих литературах мира существуют претенденты, которые заслуживают нобелевской премии в большей степени, чем те, кто получил ее в последние годы. Я бы назвал Льосу, того же Филиппа Рота, может быть, Джона Апдайка.
Очень трудно сказать, почему не дают премию, гораздо проще объяснить, почему ее дают. Вот Дорис Лессинг ее дали за то, что она всегда была очень политкорректным писателем. Она же в 1950-60 годы стремилась помогать колониальным народам. Почему дали Елинек - тоже можно объяснить. В позапрошлом году премию дали замечательному драматургу абсурдисту Гарольду Пинтеру. Но Пинтеру премию надо было давать лет 30-40 назад, когда он писал свои замечательные пьесы «Сторож», «День рождения», «Возвращение». Это был замечательный новатор. А сейчас он перестал писать пьесы, пишет слабую прозу и занимается политикой и благотворительностью.
Конечно, заслуживает премии Рушди, но я не думаю, что Рушди не дают премию, чтобы оградить его от фундаменталистов.
Мы очень трепетно относимся к таким премиям как английский Букер, или французским - премия Екатерины Медичи, Гонкуровская премия. Мы в этом смысле не отличаемся от обычного издательства и стремимся как открывать новые имена, так и идти по пути имен востребованных, уже «раскрученных».
В качестве постскриптума я хотел бы выразить благодарность Фонду Первого Президента России Б.Н.Ельцина за поддержку нашего журнала. Фонд увеличил тираж «Иностранной литературы» на три тысячи экземпляров, которые с помощью некоммерческого фонда «Пушкинская библиотека» распространяются по библиотекам Российской Федерации.
Gомню, как я первый раз попала в Детский мир на Лубянской площади. Ощущение, что ты прям в сказку попал: уххххтыыыы, так классно! У нас в городе такого разнообразия не было. Я запомнила не игрушки, а какой-то отдел, где продавали восковые овощи всякие, яблоки, вот это всё для художников. Какое сокровище! Там краски! Вот это всё, что мы доставали непонятными путями, кто-то с кем-то договаривался, чтобы откуда-то привезли. Дефицит же был.
Когда мы ехали, был ливень огромный: мы только собрались все, нарядились, накрасились, выходим во двор - и вдруг ливень. Но мы приехали, и все было уже подготовлено, красная дорожка со всеми фотографированиями, официальный человек от Академии нам помог пройти и сказал: наслаждайтесь, можете здесь провести сколько угодно времени. Это было как-то вдруг приятно, расслабленная атмосфера, совсем не такая, как мы ожидали.