08.07.2008 | Архив "Итогов" / Фотография

Матрешка по имени Тина

Главным в судьбе фотозвезды 20-х годов Тины Модотти была борьба между жизнью и искусством

В МГВЗ "Новый Манеж" проходит выставка "Новый взгляд. 1929. Фотографии Тины Модотти". Выставка фе-но-ме-наль-на-я, несмотря на лаконизм и простоту экспозиции. К нам коллективными усилиями мексиканцев и итальянцев привезли работы признанной звезды фотоискусства 20-х годов (отпечатки уходят сейчас на аукционах за сто шестьдесят тысяч баксов), одной из первых женщин-фотографов. Но ничуть не менее творчества Тины Модотти занимательна ее жизнь - голливудской актрисы, модели и подруги арт-знаменитостей и в то же время подвижницы мексиканской революции, участницы гражданской войны в Испании, сотрудницы Коминтерна и советского тайного агента.

С партийной деятельностью гражданки СССР Тины Йозевны Контрерас знакомят на выставке документы, вытащенные из недр бывшего Партархива (ныне переименованного в Российский государственный архив социально-политической истории).

Так что в "Новом Манеже" выставлен материал благодатный и для эстетов, и для любителей шпионских интриг.

По направлению к революции

На пресс-конференции журналист Джанни Пиньят - биограф Модотти и представитель итальянских участников проекта - сказал, что героиня выставки напоминает русскую матрешку: Тина, внутри нее еще одна Тина, внутри второй Тины - третья Тина и т. д. Собственно, так и развивалась карьера Модотти - не по нарастающей в рамках раз и навсегда выбранной профессии, а древесными кольцами-амплуа.

Самая маленькая матрешка - это дочь механика из Удины (городишка на севере Италии) по имени Ассунта Аделаида Луиджия, которая, дабы прокормить семерых братьев и сестер, в 13 лет должна была отправиться на шелкопрядильню, а в 15 лет - на панель. Тот же унылый сюжет с 1913 года развивался и в Америке, куда Тина эмигрировала вслед за отцом. В Новом Свете шелкопрядильню сменили фабрики мужских сорочек, головных уборов и галантерейных изделий.

Однако вскоре жизнь в духе итальянского "неореализма" сменяется жизнью в стиле "Голливуд" - в прямом смысле слова. Совершенно непонятно, каким образом Модотти удалось перебраться с галантерейной фабрики на "фабрику грез", но так или иначе Тина начинает сниматься в кино.

Причем кинокарьера обещает быть удачной - уже в третьем своем фильме Модотти получает главную роль. Фильм "Тигриное пальто" (1920) при всей незамысловатости сюжета и режиссуры для Тины мистически значим: в нем она практически сыграла свою будущую судьбу. Ее героиня - мексиканка-пеон (то есть батрачка) - обманом втирается в благородное семейство. Она экстравагантна, импульсивна, обольстительна для художника (и сама предлагает позировать ему), а также радикальна по отношению к искусству, если оно мешает жизни (девушка уничтожает собственный портрет, боясь разоблачения "пеонского" прошлого). Мексика, батраки, фальшивые документы, позирование, наконец, крест на художественном творчестве во имя конспирации - все это, как мы увидим, элементы и атрибуты будущей жизни Модотти. Но вернемся пока к голливудскому сюжету.

Бывшая прядильщица узнает всю сладость богемной жизни, выйдя замуж за американского поэта и художника Рубе дель Эбри Ричи (Робо де Ричи, как он называл себя). У Робо была собственная студия, где собиралась вся лос-анджелесская продвинутая общественность. В этих "университетах" Модотти заразили - на всю жизнь - страстной любовью к Мексике, таинственной стране, только что пережившей революцию. За такую же любовь Робо де Ричи расплатился жизнью, умерев от оспы по дороге в Мехико в феврале 1922 года. Но это не отбило у Модотти желания попасть в страну революции, тем более у нее завелся новый покровитель - Эдвард Вестон, выдающийся фотограф, дававший Тине уроки фотографии.

Модотти навсегда бросает Голливуд и с головой кидается в страсть - к Вестону и к фотографии. Так в начале 20-х рождается художник Тина Модотти. Место ее рождения - Мексика.

Здесь, под знойным солнцем, в компании художников-революционеров Риверы, Сикейроса и Ороско, пропагандировавших не только новое искусство мурализма (огромные настенные росписи-аллегории), но и новую жизнь, очень быстро рождается очередная Тина. Тина - пламенная революционерка, коммунистка, общественный деятель. И это амлуа - главное в цепи ее матрешечных воплощений.

Благодаря или вопреки?

Революционность Модотти, вступившей в 1927-м в Коммунистическую партию Мексики, участвовавшей в коммунистических кампаниях и комитетах, работавшей в органе партии - журнале "Эль мачете", была вполне органичной. То не дань обстоятельствам, не бабья дурь и не влияние бойфрендов. (После Вестона, не выдержавшего убеждений подруги, Тине везло только на революционеров. Ее возлюбленными были художник-монументалист и партийный лидер мексиканских коммунистов, "водонепроницаемый", похожий на статую индеец Хавьер Герреро, высланный в Мексику кубинский студенческий лидер, вольнолюбец, жгучий красавец Хулио Антонио Мелья и наконец сталинист, коминтерновец, участник покушения на Троцкого железный Витторио Видали, он же Карлос Контрерас.)

На бескомпромиссную коммунистическую убежденность Тины повлияли и ужасные воспоминания детства, и общение с простыми мексиканцами, среди которых она неожиданно очутилась, и стихийный бунтарский дух

(Модотти первое время шокировала Мехико своими феминистскими ухватками, хождением по ночным клубам и скаканием нагишом под дождем на крыше мастерской Вестона, а также позированием в обнаженном виде для фресок Сикейроса). При этом бунтарство сочеталось в ней с желанием упорядочить жизнь, обустроить ее по собственному - логичному - разумению. "Я не могу принять жизнь такой, какая она есть, слишком хаотичной, слишком бессознательной, я сражаюсь с ней, все время борюсь за то, чтобы вылепить свою жизнь по моему темпераменту и моим возможностям", - писала Модотти. Чем не жизнестроительная программа революционера?

Но возникает вопрос: связаны ли фотографические таланты Модотти и ее убеждения? Другими словами, вопреки или благодаря пафосной идеологической ангажированности созданы артефакты, вошедшие во все киноэнциклопедии? И тут придется признать: без коммунизма Модотти осталась бы мастеровитым, но абсолютно "мейнстримным" автором, экспериментировавшим так же и с тем же, что и все авангардные фотографы 20-х. Шарм и авторскую интонацию ее опусам придает мексиканская экзотика, пропущенная через революционизированное, "рабоче-крестьянское" сознание (которое в свою очередь сформировано именно постреволюционной Мексикой). Не случайно, оказавшись в 1930 году в Берлине (Тину выслали из Мексики в разгар антикоммунистической кампании как политненадежный элемент, обвинив в причастности к покушению на нового президента), Модотти просто не смогла снимать, обнаружив, что ее формальные приемы давно избиты и всеми освоены, а что касается сюжетов, то в Германии в отличие от Мексики она "не в материале".

Модотти начинала с невинных (хотя безумно красивых) одиноких растений, с подвядших роз, снятых крупным планом и как бы вываливающихся на зрителя, с расплывающихся и наслаивающихся друг на друга бокалов.

Делала жесткие индустриально-архитектурные фотографии (совсем как Родченко) с прямыми углами, правильными формами, контрастами света и тени, с электрическими проводами, перерезающими небо, и строительными лесами, опутывающими здание. Стильно, прогрессивно, модно. Но Модотти стала Модотти, когда к блестящей, но холодной форме прибавилось прочувствованное содержание.

Мексиканские крестьянские мадонны, кормящие грудью детей, нищие дети, опасливо косящиеся в объектив, мужики с балками и бананами не так кокетливо стильны, как провода в небе. Но "сделанность", продуманность снимка (Модотти все-таки классный профи) сочетается здесь с тем, что принято называть "правдой жизни", и это дает завораживающий эффект. С другой стороны, у Модотти есть и головные, эмблематические упражнения - ее знаменитые "идеологические натюрморты" из серпа и молота, патронташа, гитары и кукурузы или гитары, патронташа и серпа. В них революционная стильность имеет явный эротический, мачистский привкус.

Верхом же совершенства стала серия рук (руки прачки, руки рабочего, руки крестьянина, опирающегося на лопату) - просто руки, и ничего больше. Это, конечно, обличение буржуазного эксплуататорского общества и сочувствие к "малым сим", но еще и парадоксальный в своей объемности психологический портрет. Между крупным планом роз и крупным планом рук - два года и идеологическая дистанция огромного размера.

Мы тебя породили, мы тебя и...

Идеологии мы обязаны становлением фотографа Модотти, ей же мы обязаны и ее преждевременной - творческой - смертью. Модотти явно смогла бы наделать еще массу преотличных снимков, но этого ей не дали.

При помянутой депортации из Мексики на пароходе в Европу Тина знакомится со своим соотечественником и единомышленником Витторио Видали, он приглашает ее в Москву, работать на революцию. Она соглашается и из Берлина в октябре 1930 года едет в СССР. Об ее московском периоде известно немного: работала в МОПРе (Международной организации помощи борцам революции при Коминтерне), сотрудничала с Международным Красным Крестом, ходила на партконференции, в марте 1931-го вступила в ВКП(б), получила советское гражданство. На самом деле Модотти была секретным коминтерновским агентом и часто выезжала в Европу с некими заданиями, но что именно делал агент Тина Контрерас, до сих пор покрыто тайной. Эта самая секретная деятельность Модотти наложила запрет на фотографирование: шпион не должен оставлять после себя следов. Модотти и не оставила. Предпоследняя ипостась матрешки Тины на деле таинственна, формально скучна - "старший референт исполнительного комитета МОПРа, латиноамериканская группа". И никакой не художник (правда, в анкете тех времен в графе "профессия" Модотти, оправдываясь, отвечает: "Я считаю своей профессией фотографию, так как занималась ею больше, чем всеми другими, и мне знакомы все процессы фотографического дела").

Отказ от искусства во имя революции есть, наверно, последний и самый убедительный жест подлинного революционного художника. Сферой его творческой самореализации должна становиться сама жизнь.

У Модотти этой сферой стала война в Испании, которую она прошла медсестрой под именем Мария, а потом снова - с 1939 года - Мексика (в Москву возвращаться было уже нельзя - начинались сталинские "чистки" коминтерновцев), где Модотти работала в Антифашистском союзе Джузеппе Гарибальди. Где умерла от разрыва сердца в ночном такси в 1942-м году...

Еще в 1925 году Тина писала о необходимости "отделиться от жизни, чтобы иметь возможность полностью посвятить себя искусству", ибо "жизненный элемент во мне сильнее, чем творческий". И далее: "Эта борьба "жизни" и "искусства" - моя трагикомедия". В итоге жизнь, пожалуй, победила. Только оказалось бы это возможным, если бы в спектакле в роли deus ex machina не выступила ВКП(б)?

Источник: "Итоги", №28, 1999,