ГТГ в Лаврушинском переулке, залы графики
07.10.2005 | Арт
Музы и демоныС июля по ноябрь в залах графики ГТГ в Лаврушинском переулке - выставка «Пророк и мечтатель»
Эту выставку нужно посмотреть, потому что она изумительно красива. Два самых звонких имени Серебряного века, две ярчайшие индивидуальности русского искусства рубежа веков встретились в одном пространстве.
У Михаила Врубеля и Виктора Борисова-Мусатова не нужно искать общих художественных приёмов или пересечения тем. Их нет, да и не может быть. Потому что каждый был настолько погружен в себя, что в силу этого испытать влияние друг друга или чьё-то общее, оба художника просто не могли.
Их объединяет схожесть судеб – полное воплощение декаданса. Оба были больны: Врубель – душевно, Борисов-Мусатов – физически, оба умерли в расцвете сил, оставив после себя по кусочку неповторимого. Оба не были понятны современникам.
Художники шли в разное время одними тропами. Первая точка пересечения «без встречи» - город Саратов. В 1870 там родился Борисов-Мусатов, Врубель же жил там 1864-1967 годах. Оба они (Врубель в начале 1880-х Борисов-Мусатов в начале 1890-х) были учениками замечательного педагога Павла Чистякова, взрастившего также Васнецова, Поленова, Репина, Серова, Сурикова.
Впервые Врубеля и Борисова-Мусатова в 1906 году объединил журнал «Весы», который посвятил отдельный номер их творчеству. К тому времени Борисов-Мусатов умер, а Врубель вскоре ослеп. Затем Сергей Дягилев показал их вместе на выставке «Мир искусства» в Петербурге, а потом вывез на выставку русского искусства Париж.
Следующая встреча двух художников – спустя 99 лет. Третьяковка показывает их графику, величая одного пророком, другого мечтателем.
Так ли это? По-моему, «пророк» - слишком пафосно, а вот «мечтатель» - вполне уместно. И именно это объединяет художников, они оба - мечтатели. Поэтому и не стоит искать параллели – нужно смотреть каждую работу отдельно – как драгоценный камень.
Графика занимала значительное место в творчестве обоих. А в последние годы жизни ни тот не другой, вообще, не работали маслом. И, поскольку и Врубель и Борисов-Мусатов «сгорели» на пике творческой активности, то именно в набросках, эскизах в не меньшей степени, чем в законченных графических произведениях, видна вся глубина их одиночества в силу совершенно неповторимого типа мироощущения.
На выставке - все периоды творчества – от ранних экспериментов до предсмертных рисунков. Охвачены и нереализованные монументальные проекты, сохранившиеся лишь на бумаге.
Предварив экспозицию двумя программными работами «Голова Демона» Врубеля и эскиз к «Реквиему» Борисова-Мусатова, далее кураторы следуют хронологии, прослеживая всю биографию. У Врубеля – ранние иллюстрации к Шекспиру, конечно, к Лермонтову, неосуществленные росписи Владимирского собора в Киеве, несколько эскизов «Демона поверженного», больничные рисунки - монохромные карандашные портреты. У Борисова-Мусатова – от маленьких этюдов из реальной жизни «В ожидании гостей» или «Молебен на станции железной дороги» - к его излюбленным воображаемым «постановкам» в пастельных тонах.
Свойственная модерну декоративность выражена абсолютно по-разному – Врубель склонен к витражности, его мазки, словно разноцветные стекла, оправленные в темный контур. Борисов-Мусатов же окутывает свои работы легкой дымкой, словно вышивает их (у него даже есть картина под названием «Гобелен»). Различна и работа с натурой – Врубель, отталкиваясь от нее предельно переосмысляет, перерабатывает затем каждую молекулу. Борисов-Мусатов же часто фотографирует хорошо продуманные костюмированные сцены и лишь уже потом, со снимком начинает работу над произведением.
Слова Александра Бенуа о Врубеле, что «его искусство — одно из лучших выражений той влюбленности в странное, которая охватила людей в конце XIX века», подходят и Борисову-Мусатову.
Но это тоже происходит абсолютно по-разному. Врубель - страстно увлеченный искусством Возрождения, углубляется в русскую и западную мифологию, изобретает свою сказку. Борисов-Мусатов, помимо интереса к Ренессансу, испытавший в Париже влияние Пьера Пюви де Шаванна, создаёт произведения без исторической конкретики, просто «красивую эпоху» - девушки в старинных платьях, гуляющие в усадебных парках. Все это подернуто легкой дымкой – и женские фигуры превращаются в полуреальных призраков, бестелесных существ, как будто под утро зашедших с того света проверить свое прежнее жизненное пристанище.
И завершающий зал экспозиции – тарусские этюды накануне внезапной смерти Борисова-Мусатова и больничные зарисовки перламутровой раковины-пепельницы, сделанные окончательно ушедшим в себя Врубелем.
И там и тут мир без времени, существующий лишь в воображении. Иллюзия, красивая сказка, понятная лишь одному её сочинителю.
Знаменитое панно Врубеля «Принцесса Грёза», эскиз которого есть на выставке, было с огромным скандалом отвергнуто заказчиками на Нижегородской промышленной ярмарке 1886 года. Не приняты были росписи Борисова-Мусатова для особняка Дерожинской или майолики для Московского Управления электрической тяги. Прекрасные грезы и мечты не были поняты. Даже Пюви де Шаванн отказал Борисову-Мусатову в уроках, не оценив его глубины.
Как только оба художника ушли в небытие, их имена стали писать через запятую. А ведь общими у них были только время и красота. И странно, что в жизни они даже не были знакомы.
Творчество Межерицкого - странный феномен сознательной маргинальности. С поразительной настойчивостью он продолжал создавать работы, которые перестали идти в ногу со временем. Но и само время перестало идти в ногу с самим собой. Ведь как поется в песне группы «Буерак»: «90-е никуда не ушли».
Зангева родилась в Ботсване, получила степень бакалавра в области печатной графики в университете Родса и в 1997 переехала в Йоханесбург. Специализировавшаяся на литографии, она хотела создавать работы именно в этой технике, но не могла позволить себе студию и дорогостоящее оборудование, а образцы тканей можно было получить бесплатно.