29.10.2007 | Нешкольная история

Война и мир Юрия Пастера

«Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость…» Работа одиннадцатиклассницы из Твери Дарьи Фейгиной

АВТОР

Дарья Фейгина, на момент написания работы - ученица 11-го класса школы № 16 г. Тверь.

Работа получила 2-ю премию на VIII Всероссийском конкурсе Международного Мемориала "Человек в истории. Россия - XX век".

Научный руководитель - В.А. Шарипова.

Меня зовут Дарья, я живу в Твери. Следующей весной я заканчиваю 11 класс, а значит,  навсегда распрощаюсь со школой.

А школе, где я учусь, в 2007 году  исполняется 70 лет. Перед войной она значилась под № 22, и было тогда всего несколько выпусков. Большинство довоенных выпускников   погибли на фронте, некоторые из них стали подпольщиками и были казнены немцами.

А в школе с 1942 по 1947 г. размещался госпиталь. Так было по всей стране, так было и в Калинине, как тогда называлась Тверь. 

В школьном музее  есть фотографии некоторых погибших выпускников. На этих фотографиях – юные лица, которые и не догадываются, что их ждет впереди. А всех их таких разных объединила одна, трагическая судьба.

Поиск данных, которые я и мой научный руководитель проводили в ходе исследования, позволили мне понять жизнь молодых людей тех лет и через их судьбы историю моей страны. 

Сначала на одном из стендов школьного музея я увидела  фотографию Юрия Пастера.

Потом вчиталась в текст под этой  фотографией: “Ю.В. Пастер родился в 1923 года… В июле 1941 г., почти сразу же  после окончания 10-ти классов Пастер пошел добровольцем на фронт… 29 октября 1943 года Юрий Пастер погиб, защищая свою Родину”.

Я стала внимательно изучать письма, дневниковые записи Юры Пастера, которые хранились в нашей школе.

Следует сказать, что хранились эти документы небрежно, и, вероятно, по этой причине было потеряно 4 письма Юры Пастора. Как я пойму потом, целых четыре письма! Мы  искали сведения в интернете, расспрашивали тех, кто знал о подробностях жизни 40-х гг. А узнав  о судьбе  Юры Пастера больше, мне  захотелось рассказать о нем и другим.

Но вот когда я приступила к написанию работы,  в нашу школу пришла журналистка, которая лет 10 назад  ее закончила, и забрала документы, относящиеся к Пастеру. 

Она тоже намеревалась  написать о нем. Меня эта новость, признаюсь,  расстроила, я уже считала Юру Пастера «своим», у меня уже сложился его  образ, а тут…  Но пришлось признать, что писать о Юре  имеет право каждый, а не только я. Ведь как раз в те дни, накануне годовщины освобождения Калинина   печатались самые разные очерки, статьи, воспоминания о том времени и о тех людях.  Хотя я, конечно,  была огорчена, что не успела закончить работу, и меня опередили. Оставалось надеяться, что профессиональный журналист сделает это гораздо лучше,  чем я. Но  когда я прочла статью о Юре, я была  удивлена  поспешностью,  с какой готовилась эта статья, в которой были, к тому же и фактически ошибки.  Журналистка не потрудилась перепроверить факты биографии Юрия Пастера. Это огорчило, но вместе с тем послужило уроком: так нельзя подходить к жизнеописанию людей.

Поиски биографии

В  конце 60-х годов на одной из своих встреч, выпускники 1941 года вспоминали о комсорге школы Юрии Пастере, который буквально через месяц после начала войны добровольцем ушел на фронт.

И вот в 1969 году  поисковая группа, в которую входили старшеклассники нашей школы, стали выяснять подробности фронтовой судьбы комсорга Пастера.

Руководила этой работой Антонина Ивановна Серебрякова, учитель математики нашей школы.Ребята буквально по крупицам собирали информацию. А начали  они  с поиска его родных, друзей, одноклассников. Одноклассников к тому времени осталось совсем мало. В основном это были девочки, но тогда еще  были живы  и  его близкие друзья –  Виктор Волков и Николай Пылаев.

В 60-е гг. еще была жива и мама Юры, которая дала московский  адрес своей племянницы, двоюродной сестры Юры. 

Сестра Пастера - Евгения Красавина  сохранила  его письма с фронта. В 1971 г. она передала эти письма в школьный музей. Сестра Юры  писала ребятам: “Большое вам спасибо, что помните Юру. Может,  вы сможете найти  его могилу? …”   

В извещении о гибели Юрия Пастера было указано его место гибели и захоронения.

Но сохранилась ли могила? С этого письма сестры Юрия Пастера, в мае 1970 года  началась вторая часть поисковой работы – установление  места  его захоронения. Ребята посылали запросы в различные военкоматы, однако из  сухих ответов военных ведомств, следовало, что они не располагают  на этот счет какой-либо информацией.

Тогда  ребята стали писать письма в  газеты,  в том числе написали в украинскую газету «Кировоградская правда». В этих письмах ребята просили отозваться  всех, кто что-нибудь знает о братской могиле, где был похоронен Юрий Пастер.

Позже ребята узнали, что “Кировоградская правда” поместила объявление о розыске. И на это объявление в 1972 году откликнулись школьники села Дубое Кировоградской области. Они прислали письмо и фотографию братской могилы, где был похоронен Юрий Пастер. Они же сообщили, что 

Юра сгорел в танке при освобождении их села от фашистов.

В период с  1970 по 1972 гг. поисковой группой нашей школы была собрана целая папка с материалами о Юрии Пастере. Это были записи воспоминаний его друзей,  копия дневниковых записей, наброски к незаконченной повести,  ответы на запросы, 6 фотографий, а главное – 32 письма (подлинники), 2 из которых были письмами самому Юре от  друзей. Но в  основном это были письма   Пастера двоюродной сестре Жене. 

Воспоминания его друзей записывали не они сами, а члены поискового отряда. Это были короткие записи на тетрадных листках. Практически все знавшие Юрия характеризовали его в превосходной степени: талантливый и жизнерадостный  человек, хороший товарищ и т.д. Вспоминали, что учился хорошо, в аттестате были всего две четверки – по русскому языку и физической подготовке.

Но мне показалось, что все воспоминания одноклассников о Юре были написаны, что называется «под копирку».

Все определения Юры, как человека, в этих записях были одинаковы. В них не было живого человека.  

Еще были в архиве разрозненные листы большого формата с набросками неоконченной повести, которую  Юра начал писать еще до войны, но так и не закончил на фронте. В основном это были записи о событиях школьной жизни. Как мне объяснили, эти записи были действительно  только набросками. Но мы обратили внимание на то, что один из персонажей этой повести по имени Владимир Гросс – это сам Юра. И если понять по этой «пробе пера», что это могло быть за сочинение невозможно, то кое-какие жизненные реалии в ней описаны.

Самыми интересными из этих документов оказались дневник и фронтовые письма Юры.

Эти письма чаще всего были  написаны карандашом на тетрадных листах в клетку или линейку, хотя до войны и в самом ее начале Юрий писал только чернилами. Конечно, со временем листы писем пожелтели, и в иных места строчки  уже слабо различимы. Несколько фронтовых писем сложены просто “треугольником”, другие были посланы адресатам в конверте и эти некоторые конверты тоже сохранились. Особенность этих писем - Юра не всегда соблюдал правила пунктуации, возможно потому, что писал в спешке.

Есть письма, в которых Юрий пишет отдельно для родственников и отдельно для сестры в одном конверте. К сестре Евгении он всегда обращался “Дорогая Жека!”, наверное,  так он ее звал с детства. А заканчивались письма к ней так же одинаково “Крепко, крепко целую и обнимаю, моя дорогая. Юрий”. Женя и Юра действительно были очень дружны, что подтверждает  в своих воспоминаниях  сама Евгения Геннадьевна. Он делился с ней своими сомнениями   и  переживаниями.

Что касается дневника, то подлинник его двоюродная  сестра Юры оставила у себя. Возможно, для школьного музея Евгения Красавина перепечатала не все записи из этого дневника, возможно,  какие-то записи опустила. Судя по фотокопии, это была небольшая записная книжка, страницы которой  были “в клеточку”.

Сохранились несколько школьных фотографий Юры, которые его родные передали в нашу школу.

Вот и все материалы о Юре Пастере. Ознакомясь с этими документами, я решила, что всего этого вполне хватит для жизнеописания Юры. Но когда я стала систематизировать факты его биографии, то стало очевидным, что не все так просто. Мы не сразу могли разобраться, что часто встречающее имя девушки  Нина относится к двум разным людям. Одна Нина жила в Москве, а другая в Твери. Но это мелочи, а вот  что касается жизни самого Юрия Пастора, то тут не хватало многих деталей.

Ведь ребята собирали самые общие данные об этом человеке, и подробности биографии Юры их не интересовали, а может что-то они,  и отбрасывали, не фиксировали. На пропуски, противоречия в данных обратила внимание руководитель моей работы, и она посоветовали начать собственный поиск данных о Юре.

К сожалению, не удалось разыскать и одноклассников Юры. Умерли  и близкие друзья Юры - Виктор Волков, и Николай Пылаев. Одновременно с поиском живых свидетелей тех лет, мы консультировались с  тверским историком Светланой Герасимовой и архивистом Андреем Луговкиным.

А потом нам повезло. Нас познакомили с Антониной Николаевной Брадис, которая училась одновременно с Юрием, но была на два года его моложе.

Вот  и она рассказала подробности школьной жизни тех лет. Но не хватало  главного, подробностей о семье Юры. О ней ничего не было известно, знали только то, что Юра родился в Ржеве, а потом семья переехала в Тверь. Мы пытались через ржевских краеведов узнать, была ли известна семья Пастеров в городе. Но из Ржева сообщили, что ржевские архивы были уничтожены в войну, не осталось в городе и старожилов.

Конечно,  достоверные  подробности о семье могли знать только родственники, но где же их искать? И вот когда надежды отыскать родственников не осталось, в  бумагах Юрия обнаружился конверт с обратным адресом: Москва,  ул. Профсоюзная… В этом конверте сестра Юры в 70-е гг. переслала письма Юры в нашу школу. Но жива ли она сейчас? Ведь прошло столько времени!

Конечно, мы не надеялись, что найдем Юрину двоюродную сестру Женю, но все-таки попросили родственников разыскать Красавину в Москве. И Женя нашлась! Когда нам сообщили, что сестра Юры  нашлась, мы  обрадовались чрезвычайно! Оказалось, что  85-летняя Евгения Геннадьевна Красавина (Астахова) жила по тому же адресу, который был указан на конверте,  изменилась только нумерация домов по этой улице.

Сестра Юры тоже была  удивлена тем, что ее разыскали, так как отправив более 30 лет назад бумаги брата в школу, она не получила извещения о том, что они дошли до адресата.

По ее словам, тогда она тяжело заболела и решила отправить все, что осталось от Юры в  школу, где он учился. Себе оставила только извещение о его гибели.

Евгения Красавина в свою очередь  была рада тому,  что Юрины письма сохранились, и тому,  что кто-то еще интересуется ее братом. Для нашей работы она передала подлинник извещения о гибели Юры, который хранила все это время, и несколько фотографий семьи Пастеров. Когда нам прислали из Москвы запись беседы с Евгенией Геннадьевной, а  затем мы сами несколько раз поговорили  с ней по телефону,  многое в жизни Юрия Пастера прояснилось. Конечно, остались и загадки, но об этом я скажу дальше.

Короткая жизнь Юрия Пастора

До войны

Вот что удалось выяснить о жизни Юрия Пастера в ходе исследования. Как рассказала Е.Г. Красавина,  отцом Юры был  бывший царский офицер Владимир Пастер, который сам родом был из Риги. Никакими данными о происхождении как самой семьи Пастеров, так и их фамилии, Евгения Красавина не располагает. Как она отмечает,  «по молодости мы этим не интересовались. Знаю одно: семья Пастеров была многочисленной.

В 1918 году Владимир Андреевич Пастер женился на красавице Надежде  Волковой, сестра которой Вера была матерью Жени. Отец сестер Волковых, а значит,  дед  Юры и Жени был тоже офицером. Знал ли Юра о том, что и дед и отец его были офицерами царской армии? Как считает его сестра - нет, скорее всего, не знал. В семье об этом никогда не говорили.

Оказалось, что 20-е гг. Владимир Андреевич Пастер, опасаясь преследований со стороны советской  власти, вынужден был какое-то время скрываться в тверской глубинке. В 20-е гг. семья  жила в г. Ржеве.

В Ржеве бывший офицер Владимир Пастер стал работать бухгалтером-ревизором. Там в феврале 1923 г. и  родился  Юрий.

В конце 20-х гг. семья переезжает в Тверь. Здесь же Юра пошел в школу, а с 1937 г.  начал учиться в школе № 22, которая была рядом с его домом. А дом этот был в центре Твери, на набережной Волги. Этот 2-этажный дом  по ул. Урицкого № 40 (теперь ул. Трехсвятская) сохранился до наших дней. Семья Пастер жила в коммунальной квартире на первом этаже. Соседями по квартире Пастеров была еще одна семья. Пастеры занимали 2 комнаты, что по тем временам, как мне говорили, было совсем не плохо.

Евгения Красавина о том периоде жизни рассказывает так :

«Наша семья жила в Москве на Ново-Басманной улице, в доме  №10. Этот дом и сейчас сохранился, он самый большой на этой улице. Квартира был коммунальная, а из детей жильцов одни девочки. Мы все очень дружили. Моя мама работала в Наркомсобесе, одно время в издательском отделе. А папа работал бухгалтером  в ЦАГИ.

В Тверь мы ездили редко. Мне как-то было там тяжело. Дядя Володя, Юрин отец, всего опасался. Не дай бог при нем сказать какое-то неосторожное слово, громко засмеяться. Он всегда обрывал: «Тише!». Он был честным и порядочным человеком, но очень суровым. Я тогда не понимала, что за этой суровостью стоит. Сам он, дядя Володя, часто бывал в командировках, из-за этого тетя Надя не работала…

Старшеклассником Юра часто приезжал к нам в Москву.

Там он проводил все каникулы, приезжал и в учебное время на выходные. Компания была у нас большая, мы все вместе гуляли, обменивались мнениями о прочитанных книгах, ходили в кино, на концерты, слушали хорошую музыку… Я думаю, Юра приезжал в Москву так часто потому, что хотел окунуться в атмосферу столичного города, которой ему не хватало в Твери. Он очень любил Москву. И что интересно, наша большая компания без Юры играли в казаков-разбойников, а приезжал Юрка и тут он затевал игры «благородные», играли в рыцарей. 

Но была  и еще одна причина его тяги к Москве, он был  влюблен в мою подругу Нину. Она была  красивая, тоненькая блондинка с белокурыми волосами. Когда мы посмотрели картину «Большой вальс», то Юра сказал, что Нина похоже на Карлу Доннер. Как потом оказалось, эта юношеская любовь была безответной… Хотя должна сказать, что все мои подружки были влюблены в Юру. Уже после войны одна из них выла замуж и призналась, что назвала сына в честь Юры»

В бумагах самого Юры сохранилось одно письмо того периода. Вот что пишет сестре шестнадцатилетний юноша.

April 19    8 ч. 20м.    Kalinin.

Guten tag, Schevester!                                      

Сейчас получил письмо, десять секунд назад дочитал последнюю фразу твоего письма, а сейчас уже пишу тебе (американская скорость). Прежде всего пишу о Левке (Кто был этот Лева, о котором так заботится Юра, его  сестра Евгения Красавина уже не помнит). Что с ним произошло? Неужели он, по всей вероятности умный парень, бросил учебу из-за каких-то голубей, которые (если они не почтовые) выведенного яйца не стоят? Передай ему привет и скажи, чтобы он бросал все эти глупости, или, на худой конец, совмещал учебу и голубей.

Прочел твои строчки о твоих «земных увлечениях». Кстати, что ты советуешь мне прочесть я уже прочел, а по Ал. Толстому делал доклад. Прежде всего я не писал тебе, что изучаю Гегеля, Канта, Спинозу и д.р. Я писал, что читаю их. До сего года (эти строчки никому не показывай, а то меня засмеют) я о философии знал только то что жил в Греции философ Диоген, который свою жизнь провел в бочке и доказывал, что белое это черное и наоборот.     

Но дело в том, что у многих неправильное представление о философии. Когда человек, как говорят ему заговорился, что он «зафилософствовался». Это чисто обывательское представление о философии было и у меня.  Я частенько любил называть философами тех ребят, которые много болтают. Но теперь я понял, что был глубоко не прав. Философия прежде всего наука. Конечно я еще не такой большой чтобы изучать и заниматься этой наукой, которую двигали вперед и развивали такие великие люди, как Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин, но с основами и наиболее простыми вещами, я познакомился весьма глубоко.

Женя, я очень тебя попрошу, когда к вам заедет папа, попросить его купить (а еще лучше, если ты сделаешь это сама) мне Энгельса «диалектику природы», и что-нибудь из новинок беллетристики или популярной науки. (Неплохо, если есть «Петр I», «Разгром» - все то, сто мы будем проходить в 10-м классе).

Очень прошу тебя это сделать.

Даю «прогноз» погоды. У нас 2-ой день идет Волга. Вода прилила метров на 10-11. (Почти дошла до набережной) а ту сторону затапливает. Дни очень теплые. Я хожу уже без пальто. Снег почти везде стоял. Правда у нас во дворе еще его горы,  но сегодня в 10-ть субботник, или что то в этом роде, по отчистке двора. Я конечно, приму самое деятельное участие т.к. стал много внимания уделять развитию своей мускулатуры, а когда поколешь лед, да поворочаешь глыбы пуда по два весом, то работа мускулами немалая.

Насчет кикимр. Я вообще ими не интересуюсь (за исключением одной, которая интересует меня исключительно по странному характеру). В школе мне очень многие «строят глазки»  и говорят мне плоские комплименты, но я на них не обращаю внимания. За это они считают меня гордым. Но когда ты узнаешь их хотя бы немного, то ты поймешь, что я глубоко прав, поступая так. 

Кроме того у меня нет свободного времени на такую чушь. Тем более я сейчас кончаю рассказ «Через десять лет». Постараюсь к маю его закончить. Приезжай ко мне вместе с папашей. Он должен заехать к вам, насколько я знаю.

Завтра у нас контрольная по физике. Дело идет к испытаниям, а у нас в классе с успеваемостью Sehr  Schlecht (11 плохих!!). Когда то мы были краснознаменные и имели 100%. Действует весна и влюбленность. Я ругаюсь, срываю собрания, приглашаю из райкома людей, но все напрасно. Успеваемость систематически падает и каждый божий день приносит по 2-3 плохих. У меня пока дела идут ничего. Спросили по двум предметам –отл., а за контрольную по географии хор. Доклад о Маяковском сделал. Ребятам он очень понравился. Я очень рад.

Я написал числа 9-го письмо Нине. Пока ответа не получил. Передай ей привет и всего хорошего. Привет моим знакомым, а Льву передай, что бы он бросил шутить. Не малыш же он на самом деле!

Жду вас с Ниной на май у себя. Привет твоему папаше. Очень жаль, что не могу принять участие в ваших спорах. Они меня очень интересуют.

Привет мамаше от меня и моей родительницы.

Пиши, когда вас встречать. Крепко жму твою лапу. Целую.                                                                                                Юрий. 19/IV 40 год.

Евгения Красавина сейчас комментирует это письмо так:

«Читал ли он книги немецких философов, хорошо ли знал немецкий, и занимался ли серьезно переводом? - трудно сказать… Если сказать честно, то тогда мне казалось, что Юра в письмах рисуется, хочет показаться таким интересным, может, чтобы произвести впечатление на Нину. Он-то мне казался обыкновенным мальчишкой, и то, что он был комсоргом школы, ничего не меняло. Хотя конечно, он отличался от других  мальчишек воспитанностью. В моем классе точно таких ребят  не было. Кстати, в нашем классе учился Юрий Никулин.

Но Юра не только философствовал, он ведь и спортом увлекался, играл в футбол, хоккей с мячом. Раз на зимние каникулы приехал к нам в Москву с пластырем на носу - перебили нос клюшкой. Поэтому у Юры нос и получился чуть с горбинкой, а в детстве был немного курносый.

А вот чтобы мы говорили о философии, такого не помню. Наверное, я его внутренний мир и не знала. У меня самой были другие  интересы, более приземленные что ли… К тому же  я  была старше его на два года, и воспринимала его  как младшего брата.  Наверное, так же воспринимала его и Нина…

Теперь-то я понимаю, что он был  далеко не обычным мальчиком, что  него был свой внутренний  мир, разносторонние интересы…»

И мне кажется, что интересы Юры Пастера были далеко не рядовые. 

И если  не изучение, то  хотя бы знакомство с основными трудами классиков марксизма-ленинизма  в то время было обязательным, особенно для секретаря комсомольской организации,  то  Канта,  Гегеля и Спинозу  изучали далеко не все студенты, не то,  что ученик 9 класса. С трудом представляю себе, чтобы сегодняшние старшеклассники  интересовались этими  философами. Но думаю, что и в 40-е годы, учащиеся в массе своей такого рода литературой тоже не увлекались.

Евгения Геннадьевна продолжает: «…Что касается Юриных планов на жизнь, то они были, мне кажется,  неопределенными. Что вы хотите! Наутро после выпускного вечера, Юра вышел из дома, что называется,  завернул за угол и попал в военкомат. Я сейчас не помню, но,  кажется в доме, где он жил или рядом,  был военкомат.  Но он  очень любил литературу, писал рассказы, стихи… Он мне передал бумаги, где были наброски повести. Кем  бы он стал писателем, журналистом, трудно сказать. Но  он был талантливым, умным… Он действительно  был романтичным…»

Евгения Геннадьевна  не знала подробностей  школьной жизни Юры, которая проходила в Твери. Но об этом отрезке Юриной жизни рассказала нам Антонина Николаевна Брадис: «Я познакомилась с Юрой, когда пришла в 7-ой класс 22-ой школы. А Юра Пастор учился тогда в 9 классе, и он тогда уже был комсоргом школы…

Вы знали его семью?

Нет, до войны не знала,  кто были его родители.  Отца Юры я никогда не видела, а с мамой Юры у меня была одна встреча, но уже после войны…Но, судя, по всему, мама Юры не работала. Это видно было и потому, как Юра был всегда отглажен, начищен…Юра в школе всегда ходил в белой рубашке с галстуком. Он всегда был таким аккуратным, всегда с улыбкой на лице. Чувствовалось, что он был из семьи с достатком. И  у него всегда были чистые руки…

А почему вы на это обратили внимание?

Ну, как же! В те годы ведь на партах стояли чернильницы, мы часто ставили кляксы в тетрадях, руки пачкали, а у Юры, мальчишки,  всегда руки были чистые…

Он выделялся как-то среди школьников, внешность у него была примечательная. Он был как-то взрослее своих сверстников.

Вот простой например. Наш класс как-то решил сорвать урок пения, для того чтобы пойти на каток. Ведь как тогда проходили уроки пения? В школе не было ни пианино, ни гармошки, и пели мы без музыкального сопровождения… Это сейчас откуда только  музыка не слышится, а до войны мы, дети, песни всякие  слушали на катке и танцах в городском саду. Слушали Шульженко, Утесова… И вот наши ребята вывернули одну из лампочек в классе, и только намотали на ее цоколь  мокрую ватку, как в класс зашел Юра Пастер. Он как комсорг пришел объявить нам о каком-то собрании…

 А надо сказать, что к Юре все относились с доверием, и когда он спросил, что это мы делаем, мы честно ему рассказали…Я до сих пор помню, как Юра, сидя за учительским столом, рассмеялся. Он весело так смеялся! А потом стал нам объяснять, почему нельзя таким способом портить освещение…

Вы представляете, не стал нас воспитывать, а просто и доходчиво разъяснил почему так нельзя делать… И само собой никому о нашей проделке не рассказал. А урока у нас и так не было, учительница пения заболела, и мы без всяких хитростей в тот день сбежали на каток.

Или вот еще случай. В то время у нас в школе преподавала молодая учительница истории, которую мы все звали не «историчка», а «истеричка». Она за малейшее нарушение выгоняла из класса. Вот, например, тогда не было учебников истории, и мы конспектировали материал. Вот  рассказывает эта учительница о Древнем мире, например, а показать те же пирамиды не может… не было тогда пособий.     

Покажет картинку в учебнике, а если подойдешь к ней поближе, так она сразу: «Девочка, выйди из класса!» Я сама, надо сказать, училась плохо, а тут еще ее бесконечные замечание. И она, эта учительница,  уж не знаю по какой линии курировала работу комсомольской организации. Может,  была  кандидатом партии, а может  членом партии.  И все старалась всех и вся воспитывать.

Она, бывало, половину собрания выговаривала то одному, то другому комсомольцу, то всем  вместе. А вел эти собрания Юра, и он, по сути, один противостоял этой «истеричке». А как вы понимаете, это было непросто.  

Тогда на комсомольских собраниях «прорабатывали» тех, кто плохо учился. И меня прорабатывали, но не обо мне речь. Я хочу на примере показать, какой Юра был комсорг.

А как часто были эти комсомольские собрания?

Каждый месяц! Ежемесячно собирались…

А где же вы их проводили,  ведь в  школе не было актового зала? Его и сейчас нет!

А выбирали один из классов, и садились так: четверо за одной партой, шестеро на одном подоконнике, приносили лавки и там еще рассаживались, стояли у дверей… Все помещались!

Вот на одном таком собрание одного старшеклассника, который занимался еще и в аэроклубе,  «песочили» за две двойки. 

Так вот эта «истеричка» потребовала исключить парня из комсомола.  А вы знаете, что значило в то время исключение из комсомола. Это, бывало,  ломало человеку жизнь! Этого парня, который учился в 10 классе,  не приняли бы  в институт, исключили бы из аэроклуба…

И все это понимали на собрании, но все как будто окаменели. А вопрос об исключении уже был поставлен на голосование.

И тут Юра берет слово.

Выступил он смело, но вместе с тем корректно, по-умному: зачем, мол, человека сразу исключать из организации. Мол, все ребята в классе готовы помочь однокласснику, займутся с ним литературой и русским языком. Так ведь, ребята? – спрашивает Юра, обращаясь к собранию. И собрание поддержало  Юру, а не «историчку-истеричку». Он смелый был мальчик. Ведь не известно, как могли расценить это выступление, ведь он пошел против мнения взрослого человека! В то время это был смелый поступок.

Тогда вы знаете,  какие были времена, были репрессии. Были учителя репрессированы, и родители учеников, у нас в классе  таких было трое.

А как к детям репрессированных относились?

Не знаю, как в других школах, а у нас в школе  их не обижали. Вот у меня была подруга Роза Ивченко. У нее отца в 37 году расстреляли, а потом арестовал мать. И Роза осталась одна. Так наша учительница Цецилия Евсеевна, у которой самой муж был репрессирован,  помогала Розе выжить…Роза потом  в войну пошла в партизанский отряд…

Нет, у нас в школе детей из семей репрессированных не обижали…

Вот взять Юру Пастера, он ведь тоже многим помогал. И по учебе тоже… И что интересно? Тогда ребята часто дрались, дрались из-за девочек или просто так… И вот если бы кто-то посмел тронуть Юру, то на его защиту встала бы вся школа! Вот такой был мальчик! Вы обязательно напишите, какой он был замечательный…»

Антонина Николаевна Брадис рассказывала о Юре, о себе, о годах своего детства и молодости. Жаль, что тема работы не позволяет  привести ее воспоминания в полном объеме.

Но  вернемся к Юрию Пастеру. Ведь он и сам оставил свидетельство о школьной жизни, о школьных товарищах. На этих же листках Юра пишет о своих последних днях в школе. 

О выпускниках, которые после выпускного бала шли на фронт, в свое время были написаны многочисленные рассказы, повести и  романы, сняты фильмы. Одним из таких выпускников стал Юра Пастер.

Но интересно то, что он сам описал выпускной вечер, который прошел в нашей школе 21 июня 1941 года:

«Наконец, наступил долгожданный день. Мы последний раз собирались все вместе в родную школу на выпускной вечер, что бы потом разлететься по всей нашей необъятной стране. Я и Виктор, никогда особенного внимания на свои костюмы не обращали. Ну, а для такого дня пришлось постараться! С утра начались сборы. Мы…старательно отутюживали брюки,  пришивали воротнички, до боли в руках начищали полуботинки, по десять раз перевязывали друг другу галстуки

Короче говоря, провозившись весь день, но к восьми часам вылив на непокорные ветру волосы по флакону духов, отправились на вечер. По дороге купили коробку папирос «Фестиваль» и в петлицу – астры.

Вечер начался с какой-то грустью. Все чувствовали, что последний раз собрались все вместе в этом знакомом до мельчайших подробностей здании. Но потом наоборот, все старались веселиться, словно на всю жизнь. Сколько было смеха, шуток! Танцевали, смеялись, играли, и казалось, этому не будет конца. Только в восьмом часу утра стали расходиться.

И никто из нас не знал, что в тот момент, когда мы крутились под звуки бессмертного штраусовского «Голубого Дуная», над нашей землей, грозно воя проносились воздушные корабли, сбрасывая тонны бомб на мирно спавшие города. И никто из нас не знал, что через четыре часа мы будем слушать выступление тов. В.М. Молотова. Да, никто не знал, что в эту ночь началась Великая отечественная война”.

И далее Юра вот как пишет о первом дне начала войны. Вернувшись утром домой, где его с окончанием школы поздравили домашние, Юра стал собирать разбросанные книги, конспекты. 

"Конспекты по литературе сплошь были заполнены произведениями моего пера» - пишет Юра. И далее он продолжает: «За этим занятием незаметно пролетело два часа. На улице ярко светило солнце, слышался шум  по набережной. Пошли на улицу в городской сад. Встретили ребят, достали мяч и стали играть в волейбол.

Мальчики, девочки! - вдруг закричала Лида с судейской вышли. – Что-то  передают интересное: она указала большую толпу народа у репродуктора. Мы  кончили играть и пустились вперегонки к репродуктору. Говорил спокойный голос. Переглянулись. Так вот. Началась война. И многие  из нас познакомятся с нею не по роману Толстого, а на собственном опыте.

Через девять дней мы ушли добровольцами в ряды Кр. Армии. Тут нам пришлось расстаться. Виктора направили в летную школу. Меня  - в танковую часть..."

На этом запись Юры обрывается. Но интересно то, что с началом войны он, каждую свободную минуту писал.

И писал для того времени весьма откровенно. Он был человеком, совсем не предназначенным  для войны, и сам понимал это.