11.10.2007 | Архив "Итогов" / Общество

Женщина приходит с востока

Челночная проституция на севере Норвегии

В городе Тане, что в норвежской провинции Финнмарк, чуть не доезжая самой северной точки Европы, есть: одна гостиница, один ресторан, два магазина спорттоваров, один супермаркет, одна аптека и два кемпинга: один - пустующий в ожидании короткого арктического лета, второй, под названием Шипагура, - живущий полноценной круглогодичной жизнью. Благодаря прессе вся Норвегия знает: Шипагура - это центр русской проституции. Каждый четверг у въезда в кемпинг скапливаются машины со всей округи - мужчины приезжают издалека, покрывая до 800 километров, и терпеливо ждут, иногда часами, пока обшарпанный экскурсионный автобус не дотрясет до Таны драгоценный груз - около 50 мурманских женщин, а с ними литров 50 водки (по литру на пассажирку), литров 250 шампанского и 50 блоков сигарет.

Завоз, как правило, происходит около 8 вечера (часов через семь после выезда из Мурманска).

Из автобуса высыпают женщины разных возрастов и всевозможных комплекций с большими сумками и поднимаются к синим деревянным домикам на холме. Выглядит это как нечто среднее между заездом в пионерлагерь и возвращением колбасной электрички.

Затем из собравшихся у подножия холма машин выходят мужчины и поднимаются к домикам, а потом возвращаются с женщинами и их сумками, которые грузят в свои автомобили. Один старик в фиолетовом спортивном костюме с белым нагрудничком, сияя, ведет женщину лет 50 с завитыми желтоватыми волосами, в кожаном полупальто и заправленных в коричневые сапоги габардиновых брюках со стрелочкой. Он усаживает ее на заднее сиденье машины, за рулем которой, судя по всему, его сын, и аккуратно кладет в багажник ее большую черную сумку. В ней - все, что нужно женщине на выходные, а также литр водки и пять бутылок шампанского. Заплатив за все 1400 норвежских крон (200 долларов), он заслужил право на общество этой женщины - до отправки автобуса в обратный путь в воскресенье. И если кому кажется, что все эти русские женщины - проститутки, то мужчины, посещающие Шипагуру, объяснят: некоторые рады провести с тобой выходные, если ты купил привезенное спиртное, некоторые рассчитывают на дополнительный приработок, но и эти делятся на проституток по призванию и по необходимости.

"Я запросто могу отличить "профессионалку", -  утверждает 35-летний Карл, огромный бородач. - Но ведь есть-то врачи, учителя, у них зарплата маленькая, а мужьям зарплату вообще не платят. Мужья пьют и лежат на диване, а женщина должна и ребенка одеть, и бабушку содержать, а иногда и дедушку, у которых пенсия совсем маленькая". Карл, работник рыбного комбината из городка часах в двух езды отсюда, знает, о чем говорит: четыре года назад он познакомился с русской женщиной Леной, офицерской женой и бывшей секретаршей на военной базе, потом раз пять был в Мурманске, а два года назад Лена с русским мужем развелась, вышла замуж за Карла и переехала с дочкой к нему. Лена теперь тоже работает на комбинате. До Лены у Карла была другая Лена, две Ирины и еще, кажется, Светлана, так что теперь он считает себя специалистом по части российских женщин. По его мнению, у каждого мужчины должна быть русская жена, а выбирать их никто не умеет лучше него, Карла.

Поэтому своего 31-летнего брата Тура он лично привез в Шипагуру: подыскивать русскую невесту. "Я уже троих у себя в поселке женил на русских, - хвастается Карл. - И полный порядок".

Мы с Карлом беседуем на улице, стоя по щиколотку в мокром майском снегу, а брат Тур наверху в одном из домиков пьет кофе. Карл уходит, обещая скоро вернуться вместе с братом (мне внутрь нельзя, потому что владельцу кемпинга присутствие журналиста не по душе). Через некоторое время со второго этажа доносится тяжелый топот с прихлопами и басовитый женский крик: "Калинка-малинка, калинка моя!" Еще минут через десять из окна высовывается симпатичная усатая морда Тура: "Это вы журналистка?" - "Я". - "Я спущусь. Только мы сначала выпьем бутылку шампанского". Он закрывает окно. Слышно, как в деревянный потолок ударяет пробка. Часа через два я, плюнув, ухожу.

Веселая русская душа

"Русские женщины - не чета норвежским, - объясняет мне Карл на следующий день, успев, несмотря на тяжелое похмелье, съездить в свой поселок километрах в 150 отсюда и вернуться с братом и двумя холостыми сослуживцами (им тоже нужны жены, а Карлова жена Лена сейчас в отъезде). - Русские женщины и готовят хорошо, и повеселиться умеют".

"И поговорить, - перебивает приятеля 45-летний финн Матти (общаются все как могут по-английски). - Я приезжаю выпить и побыть с друзьями. Не за сексом, только за разговорами. Я развелся два года назад, жена ушла от меня после 25 лет брака. Секс мне, в общем, и не нужен, но если встретится подходящая женщина - женюсь. Русские женщины в доме хороши, убираться умеют и готовить".

"Финские женщины тоже ничего", - вставляет 48-летний Сигмунд. Все соглашаются, но Тур уточняет: "Русские женщины более серьезные".

"У русских женщин хорошее сердце, - подводит итог Карл. - Они честнее и более верные". Мужчины некоторое время задумчиво молчат, но потом разговор вновь возвращается ко вчерашнему вечеру: при том, что у русской женщины много достоинств, все-таки главное -  умение оттянуться.

"Они здесь так скучно живут, - объясняет 23-летняя Кристина, полтора года назад вышедшая сюда замуж из Мурманска. - Их эта жизнь вполне устраивала, пока не появилось такое злачное место. Ближайший магазин, где продается  спиртное, - в Вадсе (километрах в 100 отсюда; алкогольные напитки в Норвегии чрезвычайно дорогие. - "Итоги"), а в Шипагуре - пожалуйста, круглосуточно. И им даже не обязательно секс, их тянет то, как мы кидаемся в пляс, песни начинаем распевать - вот их из Шипагуры и не вытащишь".

Сама Кристина впервые приехала в Шипагуру семь лет назад: прослышала, что здесь открылось "классное кафе". Тогда и познакомилась с будущим мужем, рыбаком лет сорока. Теперь вместе с ним и трехмесячной дочкой живет в Карлботне, поселке из дюжины домиков на фиорде. Неподалеку живет и младшая сестра Кристины, Олеся: у нее здесь тоже жених, 41-летний плотник. И все бы хорошо, если бы местное население не считало всех русских женщин проститутками. "Так и хочется табличку повесить: "Я познакомилась с мужем, полюбила его - и все", - жалуется Кристина.

На самом деле русских жен в этой части Норвегии теперь гораздо больше, чем русских проституток. В школе в поселке Сейда из 200 учеников 11 - из России.

Преподает им русский язык Ирина Петтерсен, учительница из Мурманска, пять лет назад приехавшая в Шипагуру в качестве переводчицы и познакомившаяся там с почтальоном по имени Ян-Элеф. "Это была любовь с первого взгляда", - хором сообщают супруги, пришедшие на встречу со мной в одинаковых традиционных норвежских свитерах. Ирина развелась со своим первым мужем и вместе с девятилетней дочкой перебралась к Яну-Элефу. "Ну и сразу началось: "Вон тот почтальон, что женился на русской проститутке!" - рассказывает Ян-Элеф. - А я стал отвечать, что не осуждаю норвежских мужчин, которые ездят в Шипагуру, чтобы общаться с русскими женщинами. Потому что норвежские женщины не заботятся о своих мужчинах. А уж чтобы норвежская женщина вышла за тебя замуж, ты должен иметь хороший дом, приличную машину и снегокат. А русская женщина говорит: "Пусть у тебя сегодня нет денег - вместе заработаем". Русская женщина мужчину поддержит".

Борьба против этого

До появления здесь русских женщин в провинции Финнмарк существовала демографическая проблема - хронический, уже в течение нескольких десятилетий, дефицит женщин. Проблема объясняется, видимо, с одной стороны, невероятным богатством Норвегии, а с другой - приверженностью местного населения традиционному образу жизни (большинство здесь составляют саамы, или лопари). Точной статистики ни у кого нет, но все соглашаются: отсюда давно уже уезжают девушки, чтобы учиться в крупных городах, где они, как правило, и оседают, в то время как юноши остаются дома и осваивают традиционные профессии, не требующие высшего образования: рыбалку и оленеводство.

"У нас в городе было много мужчин, которые никогда не были женаты и вообще никогда не имели женщин, - объясняет 23-летняя норвежка Майя Смук Солбакк. - Когда здесь появились русские женщины, эти мужчины стали приводить себя в порядок, мыть волосы, и нам казалось, что это хорошо".

Вначале, году в 91-м, когда только открыли границу и ввели льготный визовый режим для жителей Мурманска, русские женщины привозили сюда на продажу сувениры. Потом норвежские власти запретили этот вид импорта, и из Мурманска стали возить разрешенные международными соглашениями объемы спиртного. Вскоре в Шипагуре открылось кафе, туда потянулись мужчины со всей округи, и потом кафе закрылось года полтора назад, а успевшая сложиться система осталась. Женщины приезжают, продают спиртное и себя, если знакомятся с мужчиной, который хочет продлить свидание, то он оформляет приглашение на две недели и оплачивает своей избраннице дорогу (700 крон, или около 100 долларов). Но, разумеется, в Шипагуру зачастили не только холостяки, и местные женщины перестали радоваться русским.

"Все это очень вредно для норвежского общества, - утверждает Киршти Аарсет, активистка организации "Северная ассоциация против проституции и насилия" из города Вадсе. - Рушатся устои, система социальных отношений. Женщины видят, как в Шипагуру едут их мужья, сыновья, дядья. И здесь ведь не только секс - здесь нелегально продается спиртное, значит процветает пьянство. И это только укрепляет желание девочек покинуть эти края, потому что они не хотят оставаться в такой системе отношений". Кроме того, утверждает г-жа Аарсет, рушатся семьи. Действительно, у каждого местного жителя, кажется, есть в запасе история про знакомую семью, где муж зачастил Шипагуру, жена была в отчаянии, но ни ее уговоры, ни старания взрослых детей ни к чему не привели, и в результате они расстались. Опозоренный на всю округу отец семейства теперь снимает квартиру или живет в фургоне, но в Шипагуру все равно ездит.

В борьбе за спасение жизненных устоев Финнмарка сплотились феминистки, полиция и церковь. "Для меня это вопрос норвежской нравственности, а не русской, - объясняет местный священник Свейн Овесен. - В каком обществе мы хотим жить?

Неужели мы хотим, чтобы первым алкогольным напитком, который попробуют наши дети, была дешевая контрабанда? И чтобы первый сексуальный опыт наших мальчиков произошел в Шипагуре? И потом, все мы смотрим друг на друга и думаем: "Неужели ты - один из них?" И так по всей провинции Финнмарк".

Главные борцы с проституцией в Тане - медсестра Марит Смук Солбакк и ее дочь Майя. Найти их трудно: в справочнике нет их телефона, как объясняет Марит, номер пришлось сменить и хранить в секрете потому, что ей все время названивали с угрозами. "Даже мужчины, которые не покупают секс, угрожали мне, - жалуется она. - Они говорят, что я расистка, что я просто не хочу, чтобы сюда приезжали русские женщины, что я ревную к ним мужчин. Но они не понимают -  у нас в Тане всего 3 тысячи человек, и такие маленькие поселки страдают больше всего, потому что все на виду". Свой личный вклад Марит вносит таким образом: по четвергам она сидит в своей машине недалеко от Шипагуры и следит за тем, кто приезжает. А потом иногда подходит к ним на улице и сообщает, где и когда их видела. Иногда делится этой информацией и с их женами.

Священник Овесен не уверен, что это самый действенный способ борьбы с проблемой, у которой, как ему видится, глубокие экзистенциальные корни. "Как мне кажется, в России, когда коммунистическая партия потеряла свое влияние, люди задались вопросом: "Что такое жизнь? Почему надо жить так, а не иначе?" А мы стали такими богатыми, что у нас произошло то же самое. У людей теперь есть все, но это - все, что у них есть. Они не помнят, в чем смысл жизни. Мы растеряли свои ценности". Год назад община собралась на совместную молитву - "за семьи, которые оказались в опасности, потому что отцы покупают секс". После собрания, говорит Свейн Овесен, полиция "стала более активной - они пытаются найти тех, кто стоит за всем этим".

Однако, судя по всему, "за всем этим" стоят законы спроса и предложения, а также небольшая мурманская турфирма, которая поняла, что выгодно гонять автобус из Мурманска по четвергам, а обратно - по воскресеньям.

При том, что в Норвегии проституция не запрещена законом (как и в России, наказуемым является только содержание притона), бороться с такой частной инициативой полиции очень сложно. Однако закон запрещает частную торговлю спиртным, и на этом основании полиция может что-то предпринимать. В феврале этого года полицейский наряд отправился в Шипагуру в сопровождении съемочной группы с местного телевидения. Журналисты запечатлели задержание двух женщин за незаконную торговлю алкоголем. Женщины предстали перед судом, рассказали с своих трудностях (зарплату не платят, мужья - алкоголики) и отделались относительно мягким приговором: им на год запрещен въезд в Норвегию. А пленка, на которой русские женщины валяются в ногах у полицейских, моля о пощаде, крутилась по норвежскому телевидению бессчетное количество раз.

В мае две скандинавские организации вместе с Конгрессом женщин Кольского полуострова провели в Киркенесе - ближайшем к Шипагуре крупном городе Норвегии - конференцию под громким названием "Женщины и преступность". Как выяснилось, тридцати участникам, половина которых были из Норвегии, а половина из Мурманской области, предлагалось в течение нескольких дней обсуждать все тот же ролик о задержании злостных продавщиц спиртного. "Боюсь, что наша реакция организаторов разочаровала, - сказала после семинара молодая журналистка из Апатитов Наталия Чернова. - Мы им сказали: "Вот вы заостряете на этом внимание и сами создаете проблему. Мы же не пишем о том, как ваши себя ведут, когда они приезжают". Мне лично кажется, что тут всем хорошо: и мужикам здешним, и мурманским женщинам. Единственное, кому плохо - это налоговой полиции. Устроили бы в этой Шипагуре бордель приличный, и собирали бы себе налоги". В июне местная феминистская организация и Конгресс женщин Кольского полуострова планируют еще одну конференцию, конкретно по "проблеме Шипагуры".

"Не понимаю, что это с норвежками", - мрачно говорит человек по имени Кол, с которым я знакомлюсь в кафе, расположенном на пути следования автобуса. Он сидит здесь в четверг вечером, ждет, пока проедет автобус, чтобы поехать вслед за ним до Шипагуры: в автобусе должна быть его подруга, которую он приглашает время от времени пожить у себя две недели.

"Мы вместе уж два года". Колу лет 45, у него рябое лицо и огромный шрам на носу. "Я всю жизнь был моряком, во всем мире это есть - и ничего. А здесь... Это же нормальные женщины. Моей подруге, между прочим, последний раз платили зарплату в ноябре".

По словам российских таможенников, на обратном пути пассажирки шипагурского автобуса провозят по две-три тысячи крон (300-350 долларов). Учитывая стоимость проезда, спиртного и сигарет, которые они закупают в дорогу, заработок небольшой. Но автобус, который трясется часов семь по узкой дороге мимо никелевых комбинатов, вечных сугробов и огромного столба с выложенной грязными разноцветными буквами надписью "СЛАВА ТРУДУ", всегда полон. То, что есть во "всем остальном мире", пришло на север Норвегии с востока - когда открылась граница с Россией. И, наверное, несмотря на все усилия церкви, полиции и феминисток, уже никуда не уйдет.

Источник: "Итоги", №21, 1998,