24.07.2007 | Память

Памяти Д.А.Пригова

Еще несколько текстов

Дмитрий Бак:

Прозрачный и неуловимый Дмитрий Александрович скрылся за поворотом судьбы. Часто после ухода человек становится яснее, нам понятно, на какую полочку памяти можно теперь осторожно и навсегда поставить встречи с ним, его речи, жесты, тексты. Здесь – другой случай. Прозрачный и прохладный Дмитрий Александрович Пригов ушел куда-то к себе, туда, где многих из нас нет и пока быть не может. <...>

Работа Пригова состояла в разоблачении любых квадратных смыслов, не допускающих пунктирных толкований. Вот, скажем, что ощущает человек, читающий Лермонтова или, прошу прощения, Пушкина?

Очень часто – не более того, что принято чувствовать, предписано квадратными рамками шаблонных представлений. И вот приходит кто-то, называющий себя поэтом, и декламирует «Евгения Онегина», опуская все гласные (или согласные, значения не имеет). Те, кто возмутились надругательством над святыней, сами того не ведая, испытали позитивные результаты работы Пригова.

Дмитрий Бак.
Работа Пригова.
ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Им теперь меньше угрожает банальное зомбирование пошлостью, подмена пусть неизощренного, но личного, собственного восприятия – чужим и квадратным. Если спасительные клише о «лирическом герое» и «образе Печорина» отобраны – что остается?

Александр Черкасов:

В октябре 2003-го на Франкфуртской книжной ярмарке, где Россия была "страной-гостем", ее официальная экспозиция занимала чуть ли не гектар (возможно, с перепугу показалось).

А впритык к этой "латифундии" — пара мемориальских "грядок": стенд и выставка "Долгое эхо". И тут же нас попросили потесниться соседи напротив. Нет, не официальное "поместье", а новые издательства России, занимавшие сотку-полторы.

Просили убедительно — "Дети, запишите предложение, от которого вы не сможете отказаться": хулиганы-постмодернисты Гриша Брускин, Дмитрий Александрович Пригов, Лев Рубинштейн при участии джазмена Владимира Тарасова и издателя Ирины Прохоровой намеревались учинить перформанс "GOOD-BYE USSR".

Соседство родного официоза создавало тому неплохой фон.<...>

Представление закончилось. Выяснилось, что гул, ставший фоном брускинской мистерии, доносился из глубин российского раздела ярмарки — там министр печати и информации Михаил Лесин проводил официальную церемонию открытия российской экспозиции. Но "у нас" народу было ощутимо больше.

Александр Черкасов.
Good bye, Дмитрий Александрович.
ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Теперь и это франкфуртское представление видится чуть иначе — как всё прошедшее. Что в этом времени было абсурдом, а что — преисполнено смысла? Разбираться в этом мы будем уже без Дмитрия Александровича Пригова. Такие дела.

Ольга Исаева:

Позитивное значение его личности понимали не все, потому что стихов его не читали, как та литературно осведомленная дама, которая в беседе со мной однажды сказала:

- Пригов? Да это же просто мелкий бес современной культуры.

- Как бес? – задохнулась я от возмущения. Он же написал, вот послушайте:

Моего тела тварь невидная

Тихонько плачет в уголке

Вот я беру ее невинную

Держу в карающей руке

И с доброй говорю улыбкой:

Живи мой маленький сурок

Вот я тебе всевышний Бог

На время этой жизни краткой

Смирись.

Это же самые нежные и глубокие стихи в современной поэзии!

Дама усмехнулась, но своего мнения об авторе не изменила, потому что Дмитрий Александрович с его худощавостью, бородкой, пронзительным взглядом и невозможной для материального субьекта работоспособностью и вездесущностью, даже менее суеверным людям мог показаться фигурой инфернальной. <...>

В те годы я была человеком еще очень молодым, но страшно уже устала от изнуряющей работы, бессмыслицы, безнадеги и звериной серьезности советской жизни. А тут вдруг Дмитрий Александрович, с его нежностью, игрой, постмодернистскими смысловыми фокусами. Как же он помогал мне!

А я вот ему не помогала. Но хотела помочь, все мечтала с ним познакомиться и высказать  свою признательность. И вот однажды, на выставке современной живописи, где выступала рок-группа «Среднерусская возвышенность» и читали стихи Нина Искренко, Игорь Иртеньев, Лев Рубинштейн, Володя Друк, мой институтский товарищ Тимур Кибиров и многие другие «неформалы» русской поэзии, я наконец-то его встретила.

Ольга Исаева.
Дмитрий Александрович.
ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

То есть сначала ко мне подошел какой-то незнакомый человек в пиджаке, очках и с портфелем и всучил полоску бумаги с предуведомлением под каким-то номером и подписью Дмитрий Александрович, и только, когда он появился на сцене, я догадалась, что это и был Пригов.