24.05.2007 | История

Глаз бури

Двухтомный спецвыпуск журнала «НЛО», посвященный 1990 году в России и на сопредельных территориях, фиксирует точку слома

Для того чтобы вызвать интерес у широкого читателя, историческое исследование должно быть сфокусировано на предмете обозримом и четко локализованном — либо во времени, либо в пространстве. Самой коммерчески состоятельной ветвью гуманитарного нон-фикшна была и остается всевозможная «бытовая история», сосредоточенная на таких симпатичных частностях, как эволюция дамского нижнего белья или, скажем, повседневные привычки лангедокских трубадуров XIII века.

Попытки взять тончайший, практически прозрачный хронологический срез и рассмотреть его со всей возможной тщательностью также предпринимались неоднократно и с неизменным успехом: достаточно вспомнить «1926 год» Ханса Ульриха Гумбрехта – американский интеллектуальный бестселлер второй половины 90-х, пару лет назад опубликованный и по-русски, или «1089 год» Игоря Можейко (более известного под именем Кира Булычева) – хит позднесоветского гуманитарного научпопа. В этом контексте двухтомный спецвыпуск журнала «Новое литературное обозрение», целиком посвященный 1990 году, выглядит не более чем традиционно. Однако размах и качество реализации проекта вызывают уважение, чтоб не сказать — восторг.

Необъятный, полуторатысячестраничный, сборник статей, интервью, воспоминаний, фотографий и прочих материалов, тем или иным способом описывающих 1990 год, не предполагает сквозного прочтения — на нем не настаивают и сами составители. Скорее уж его правильно будет уподобить своего рода гипертексту, верхний уровень которого формирует подробнейшая поденная хроника событий, откомментированная их непосредственными свидетелями и участниками. Начав отсюда как со стартовой площадки, в дальнейшем читатель волен самостоятельно организовывать свое движение по тексту, ныряя в пучину информации и выбирая в ее толще один или сразу несколько маршрутов — экономический или социальный, культурный или политический, персонально-мемуарный или бытовой.

Перекрещиваясь и переплетаясь, десятки повествовательных нитей уходят от объективного и ясного событийного слоя в темные и волнующие глубины интерпретаций, неожиданных параллелей, частных мнений, теоретических конструктов и глобальных обобщений.

Год 1990-й был выбран издателями по принципу пограничности и некоего хрупкого равновесия: замыкая перестройку, он стал одновременно и последним годом уходящей советской эры, и первым годом нового, постсоветского, летосчисления, формально вступившего в свои права лишь в августе 1991-го. Положение на сломе эпох и делает 1990-й особенно интересным для исследователя и читателя: именно в этой исторической точке, ставшей своеобразным «глазом бури» — кратким моментом штиля после штормов 80-х и перед катаклизмами 90-х, отжившие модели и институции вступают в диковинный симбиоз с нарождающимися, а архаичная советская риторика мирно уживается с новой, протокапиталистической.

Чем же вошел в историю 1990-й? В первую очередь новым этапом в развитии кооперации, приобретавшей все большее сходство с нормальными, хотя и примитивными, бизнес-структурами, и формированием в этой связи нового сословия (социальный аспект этого явления разложен на составляющие в статье Андрея Кабацкова и Анны Кимерлинг «Из кооператоров в предприниматели» и в блестящем биографическом очерке Марины Загидуллиной «Жизнь и судьба: 1990 год в биографии бизнесмена», посвященном известному в прошлом уральскому предпринимателю Павлу Рабину). Убийством отца Александра Меня и последующей приостановкой роста популярности православия в интеллигентной среде (об этом в своей статье «Русская православная церковь в 1990 году» пишет Николай Митрохин). Коллапсом системы школьного образования, зависшего между крайним консерватизмом и таким же агрессивным новаторством да вдобавок ко всему парализованного нехваткой денег, учебников и даже мела (этой теме посвящена статья Тамары Эйдельман «Год реализованных утопий»). Тектоническими сдвигами в русском языке (об этом в своей статье «Начало новой русской речи», опубликованной на приложенном к книге CD, размышляет Максим Кронгауз). Кратковременным вторжением в политическую сферу принципиально новой силы — бастующих шахтеров («Шахтеры в 1989–1990 годах: визит в большую политику» Сергея Туркина). Песенкой из рекламного ролика Московского вентиляторного завода с незабываемым припевом «Вам пора и вам пора С вентиляторным заводом заключать договора» (ее вспоминает в своей вступительной статье главный редактор «НЛО» Ирина Прохорова). Катастрофическим дефицитом одежды и сопутствующими ему удивительными метаморфозами моды (о них в своей статье «Антресоли памяти: воспоминания о костюме 1990 года» пишет Линор Горалик). И еще десятком более или менее значимых вех, оставивших свой след в настоящем или без следа канувших в Лету.

Двухтомник «НЛО» — одна из тех немногих книг, которые можно читать с любого места: о чем бы ни шла речь в тексте, эффект проваливания в прошлое — коллективное и индивидуальное — наступает почти мгновенно.

И главное чувство, возникающее в этой связи (помимо, разумеется, удивления от нестойкости собственной памяти), можно сформулировать как щемящее сострадание к обитателям этого зыбкого времени, еще не подозревающим о предстоящих им испытаниях пополам с комфортным и обманчивым ощущением защищенности и надежности нашего нынешнего бытия. 1990-й — последний год относительной стабильности и определенности накануне долгого безвременья и фактического безвластья, и в этом качестве ему присуще обаяние, неизменно сопутствующее любой уходящей натуре — миру, незаметно и неуклонно скатывающемуся в пропасть. В случае 1990 года — под затухающие звуки советских маршей, ворчание в хлебных очередях и нарастающую канонаду на имперских окраинах.

Источник: "Эксперт", № 19, 21 мая 2007 года,