24.05.2007 | Колонка
Ортодоксальный резонансЧто изменится в Русской православной церкви после объединения
Воссоединение двух ветвей русского православия – РПЦ и РПЦЗ – было на ура встречено в России. Согласно опросу компании «Башкирова и партнеры», лишь 12,3% респондентов сочли его узкоцерковным событием. Верущие люди увидели в происходящем преодоление раскола (таких оказалось 31,4%), светская публика порадовалась, что налаживаются мосты между метрополией и эмиграцией (28,4%). Конечно, свою роль сыграло подробное и благожелательное освещение в СМИ, но и без него реакция наверняка была бы сходной. В самом деле, возвращение к единству всегда лучше разобщения и вражды.
Подписание Акта о каноническом общении – это лишь начало длительного процесса. РПЦЗ получила максимально возможную автономию в рамках Московского патриархата, но выборы своего главы и епископов она должна будет согласовывать с Москвой, что может протекать непросто. На разрешение оставшихся спорных вопросов выделено еще 5 лет, однако вряд ли удастся обойти все углы. Среди членов РПЦЗ остались недовольные воссоединением, они уйдут в раскол. Это уже случилось с Леснинским женским монастырем во Франции, имеются разногласия в Одесской епархии, в Южной Америке и Австралии. Руководство РПЦЗ прекрасно понимает, что расколы будут и впредь, но относится к ним как к неизбежному злу.
Воссоединение с РПЦ было для зарубежников единственной возможностью сохранить себя.
Почти 90 лет они изо всех сил берегли свою религиозную и культурную идентичность, смесь богословского ригоризма, монархизма и национализма была тем консервантом, который позволял им сделать это. Но процесс интеграции в чужую среду невозможно остановить. С каждым поколением потомкам эмигрантов, если они продолжают посещать церковь, все сложнее вспоминать об идеале Святой Руси даже в ее стенах. А за стенами царит совсем иная реальность, в которой надо жить, работать, воспитывать детей. Многие уже предпочитают смешанные браки, и им трудно питать недоверие к инославным и проклинать экуменизм как дьявольскую затею. Да и устройство стран проживания с их демократией и политкорректностью как-то не способствует вере в царя и богоизбранность русского народа. Новые же волны эмиграции не несут в себе прежнего идеализма и пополняют церковные ряды скорее номинально. По оценке главного переговорщика РПЦЗ протоиерея Александра Лебедева, сейчас в них насчитывается всего всего-то 60–100 тысяч человек.
В отечественном православии набирают оборот совершенно противоположные тенденции. Антиэкуменизм, национализм и монархизм собирают под свои знамена все больше и больше православной публики.
Идеалы РПЦЗ получают второе рождение на исторической родине. Это и сделало воссоединение церквей неизбежным.
Вместе с тем процесс с самого начала идет не гладко. Дело в том, что прихожане РПЦЗ усвоили на Западе одну нехитрую истину: отделение церкви от государства весьма ей на пользу. Оно помогает сохранить независимость, а значит, моральный авторитет. РПЦЗ порвала отношения с Москвой после того, как митрополит (в будущем патриарх) Сергий (Страгородский) выразил лояльность большевикам и потребовал того же от заграничных епархий. С тех пор подчинение безбожной власти проклиналось зарубежниками как самая страшная ересь. Но вот атеистический режим пал, и президент России самолично участвует в процессе воссоединения. Это, конечно, замечательно, размышляют где-нибудь в Сан-Паулу, но где гарантия, что взамен от нас не потребуют что-нибудь нехорошее? Нет, при всем почитании властей предержащих следует держать с ними дистанцию. А нынешняя РПЦ не держит. Не станем ли и мы вместе с ней беспомощной марионеткой в руках непредсказуемой власти?
Есть и еще одна вещь, которая омрачает зарубежникам радость воссоединения. В их церковной жизни присутствует элемент соборности. Важные для жизни церкви решения принимаются не только иерархами, но и мирянами. Достаточно вспомнить, как непросто принималось решение о воссоединении. Для этого было недостаточно провести Архиерейский собор и заседание Синода, понадобился еще Всезарубежный собор в Сан-Франциско, то есть санкция со стороны всей полноты церкви.
У нас все эти «издержки демократии» вызывали непонимание, а то и раздражение.
Право решать было даровано Синоду, архиерейский Собор лишь проштамповал готовое решение. А последний поместный Собор с участие мирян прошел 17 лет назад. Разница в устройстве церковной жизни слишком очевидна.
Все это, безусловно, скажется на жизни единой церкви. Богословский консерватизм и националистические тенденции в ней усилятся. Оппозиция участию РПЦ в экуменических проектах типа Всемирного совета церквей (ВСЦ), которое и сейчас вызывает большое раздражение в церковных массах, умножится. Произойдет явление резонанса – подобное усилит подобное. Во время переговорного процесса компромисс с зарубежниками был достигнут только тогда, когда им объяснили, что выход из ВСЦ повлечет за собой усиление позиции в нем Константинопольского патриархата, главного их конкурента в эмигрантской среде. Исходя из практическо-патриотических соображений, эмигранты согласились потерпеть, но обещали не оставлять своих усилий по сохранению чистоты православных риз.
Напротив, идея благотворности отделения церкви от государства и элементы соборности в церковной жизни вряд ли приживутся в России.
Вероятно, они сохранятся за рубежом, но проникнуть в отечественные пределы им будет крайне сложно, потому что резонировать им здесь практически не с чем. Вертикаль церковной власти у нас не просто выстроена очень основательно, она практически уже встроена в мирскую властную вертикаль. И как-то повлиять на это зарубежные владыки, которые будут участвовать в общих архиерейских соборах, не смогут. Во-первых, потому что они сами станут частью этой вертикали, а во-вторых, потому что им будет не до того. Они будут бороться с бесовской ересью экуменизма.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»