Пермский академический театр оперы и балета
09.04.2007 | Опера
«Золушку» загребли курыПермская опера на "Золотой маске"
Пермский академический театр оперы и балета имени П.И. Чайковского до недавних пор славился только своей балетной труппой. На сей раз он привлек внимание экспертов "Золотой маски" эксклюзивным предложением - оперой Жюля Массне «Золушка», которая никогда прежде в России не ставилась.
Спектакль режиссера Георгия Исаакяна объясняет, почему это происходило.
Хотя Жюль Массне был не просто талантливым мелодистом, мастером композиции и оркестровки, но даже создал целое направление французской лирической оперы и собственный оригинальный стиль, «Золушка» не стала его удачей. Здесь нет ни ярких музыкальных тем, ни колоритных характеристик персонажей. Партитура напоминает заготовки мастера к неосуществленной работе. Хрестоматийно известный сюжет прочерчен логично, просто, неутомительно, предсказуемо и оттого выглядит ходульным и скучным.
Спасти дело могла бы интересная постановка. Однако худрук театра и постановщик «Золушки» Георгий Исаакян не сумел ее придумать. Этот режиссер - мастер давать интервью о проблемах оперного искусства. В 2004 году Исаакян заявил, что технологии вручения премий «Золотой маски» и выявления лучших работ довольно "грубые и грустные". По его словам, "фестиваль, задуманный как ежегодный смотр лучших театральных премьер, превратился в торговлю "Масками", среди номинантов оказываются те, с кем дружит дирекция фестиваля и экспертный совет". Между тем в работе на сцене быть столь же эрудированным и самостоятельным Исаакяну не удается.
Его «Золушка» - унылая «разводка» исполнителей по краям сцены, одетой в черное и слегка оживленной шаржами на викторианские интерьеры и туалеты (художник Вячеслав Окунев).
В этом мраке как неприкаянный бродит принц в белом камзоле, кривляются мачеха и сестры, старательно изображает золушкину печаль статная громкоголосая певица. Происходят и чудеса: фея в пыльном будничном платье выезжает на сцену на живом пони. Вокруг нее семенит кучка крылатых серых уродцев, издали напоминающих моль и других малоприятных насекомых. Фея, впрочем, настойчиво зовет их эльфами и сильфидами.
Однако главный сюрприз спектакля - явление исполнителей, которые никогда прежде не выступали на академической сцене и теперь уверенно завоевывают симпатии публики. Эти чудо-артисты - настоящие живые куры, важно вышагивающие посреди сцены в качестве свиты феи. В сравнении с их естественностью, сдержанностью и достоинством все и без того буквально затемненное действо безнадежно меркнет.
В традиционном варианте либретто правда о гендерной принадлежности Леоноры, переодевшейся в Фиделио, чтобы вызволить своего мужа из тюрьмы, выясняется лишь в конце. У Кратцера Леоноре трудно скрывать свою женскую природу, и на фоне актерской статики остальных героев, она постоянно ерзает: «Что, черт возьми, происходит» и «Боже, как неловко» – ответила бы она на любовные притязания Марселины, если бы ей не нужно было петь текст начала XIX века.
Почти во всех положительных отзывах о постановке как большой плюс отмечается её иммерсивность. Во время действия видишь только один, да и то замыленный и банальный приём – лениво направленный в зрительный зал свет поисковых фонарей, остальное же время наблюдаешь мерный шаг часовых вдоль зрительного зала. И всё это где-то там, на условной театральной сцене, с игрушечными автоматами и в разработанных художниками костюмах.