Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

04.04.2007 | Дизайн / Интервью

Альянс зонтика и швейной машинки

Неявное, но очень существенное предназначение моды – утверждать внутреннюю свободу человека

Вопросы: Екатерина Жирицкая


На  выставке интеллектуальной литературы Non-fiction московской публике был представлен новый журнал «Теория моды», посвященный – как следует из названия – предмету, на первый взгляд, легкомысленному. Но историк, специалист по английскому романтизму и автор книги  «Денди: мода, литература, стиль жизни» Ольга Борисовна Вайнштейн, стоявшая у истоков журнала, убеждена в обратном. «Мода превратилась в столь важный феномен российской действительности, что требует непредвзятого научного анализа», - считает она. Собственно, моде как «зеркалу» общества и была посвящена наша беседа…

- Как бы вы определили моду?

- Я думаю к моде применимо определение красоты, принадлежащее перу Лотреамона : «Случайная встреча на операционном столе зонтика и швейной машинки». В этом образе схвачен принцип свободных ассоциаций, и оттого, на мой взгляд, здесь выражено неявное, но очень существенное предназначение моды – утверждать внутреннюю свободу человека. Свободу от чужих мнений и чужого вкуса. Это личная раскованность и уверенное воображение, благодаря чему человек может позволить себе Игру – используя неожиданные сочетания, умно и иронично  конструировать собственный имидж.

- Почему именно это предназначение моды кажется вам сегодня особенно важным? Ведь в таком определении она теряет одну из своих важных функций: объединять со «своими» и отделять от «чужих».

- На наших глазах в мировой моде происходят очень важные перемены. Уходит в прошлое уже завершенная по своим эстетическим контурам эпоха «современности», оформившаяся в период романтизма конца XVIII- начала XIX века. Именно тогда возник культурный институт Моды, связанный с буржуазным классовым обществом, с системой подражания, предполагающей сезонную смену одежды и total look (то есть строгую координацию вещей по цвету и стилю). В XX веке культурным героем классической моды выступает дизайнер, он устанавливает стандарты красоты. Обычному же человеку достается роль пассивного потребителя. Он - заложник системы, которая через институт модных показов и глянцевых журналов спускает ему определенные нормы вкуса. Однако сейчас в Европе и Америке эта парадигма отмирает. Консервативный институт высокой моды утрачивает свою авторитетность.

- Что же приходит ей на смену?

- Уже достаточно ясно обозначается феномен, который я бы назвала «креативностью потребителя». В этом случае мода распространяется не «по вертикали», когда социальные низы бездумно подражают верхам, а «по горизонтали» - когда моду придумывают внутренне свободные одиночки, которые демонстрируют свой стиль на улице, в клубах – да повсюду. Здесь стиль складывается в процессе личного выбора, а не под давлением чужого авторитета.

В этой системе мода как высказывание утрачивает лидирующее положение, которое она занимала в предыдущую эпоху. Теперь одежда может рассказать нечто важное о своем владельце только в сочетании с другими элементами личного стиля. Музыкой в мобильном телефоне. Заставкой на экране персонального компьютера. Дизайном рабочего места. Татуировками. Подбором фотографий, выложенных на страницах своего «живого журнала». Все это составляет гораздо более сложное высказывание, чем марка одежды.

- Новая мода больше не требует слепого подражания тем, кто стоит на вершине социальной лестнице, но не отменяет понятия «лидер моды» - хотя бы потому, что всегда существовали люди с более изощренным вкусом. Кто сегодня пользуется авторитетом?

- Если раньше законодателями вкусов были люди, принадлежавшие к «верхам общества», то сейчас им на смену им приходят новые законодатели моды. Например, фрики (от английского “freak”, «чудак») - эксцентрики, индивидуалисты, которые в своих действиях и внешности делают программную ставку на экстравагантность.

Имея в своем гардеробе широкий выбор одежды - от костюмов из латекса до парчовых нарядов, фрики виртуозно  работая с собственным телом, предъявляют публике новый уровень вкуса. Классический пример фрика -  Квентин Крисп, в свое время культовая фигура в Англии. Он был известен как денди-хамелеон, которому удаются любые метаморфозы: в фильме «Орландо» он замечательно сыграл королеву Елизавету. Или, допустим, типичное английское комическое шоу в стиле «фрик» – это «Летающий цирк Монти Пайтона». В музее Метрополитен недавно была замечательная выставка экстравагантных туалетов отчаянной модницы Ирис Баррелл Апфель - можно только восхититься смелостью этой «редкой птицы» (экспозиция называлась “Rara Avis”). Таких людей очень мало в московском арт-пространстве, разве что Андрей Бартенев. В результате безусловная для некритичного ума ценность бренда оказывается подорванной более оригинальным и сильным стилем фрика.

- Ценность фриков в том, что они ломают стереотипы. Но их одежда не пригодна для обычной жизни. А какие выразительные средства есть сегодня у «человека с улицы», не желающего носить дешевые имитации «Гуччи», как предлагает ему «вертикальная» система распространения моды?

- Новая парадигма, безусловно, утверждается не только за счет таких экстравагантных персонажей. Многие западные дизайнеры – Джо Касели Хейфорд, Тристан Вебер, Шелли Фокс, Ширин Гилд - делают одежду авангардную, но при этом комфортную, не шокирующую окружающих. Сложность и смелость этой одежды - в крое, в деталях. Оценить ее может только искушенный взгляд. Такую «заметную незаметностью» можно считать новым проявлением дендизма. Как и у денди прошлых веков, одна из задач подобного наряда – выразить презрение его владельца к нуворишам. Таких вещей крайне мало в Москве. Даже в немногих магазинах, где такая одежда теоретически могла бы появиться – Le Form, James, Траффик, U.K.Style - закупщики коллекций нередко делают выбор в пользу более броских вещей. Более того, если на Западе одеваться у этих дизайнеров может средний класс, то у нас это невозможно. Наценки в московских магазинах достигают пятикратных размеров, и человек со средним достатком просто отрезан от интеллектуальной дизайнерской моды.

Но несмотря на все трудности, и в России утверждается «горизонтальная» парадигма моды. Ее носители – вовсе не гламурные персонажи, а обычные люди, у кого есть профессия, семья, которые зарабатывают на жизнь своим трудом. И при этом одеваются, как им нравится, не боясь не соответствовать вкусу своей социальной группы.

- При «вертикальной» системе моды образцы для подражания искали в глянцевых журналах или репортажах со светских вечеринок. А где можно увидеть лучшие образцы «горизонтальной» моды?

- Прежде всего, на улице. Еще английские денди любили прогуливаться по Сент-Джеймс стрит, чтобы быть замеченными Джорджем Браммеллом и удостоиться его сокрушительной критики... Как правило, на улицу легче выйти необычно одетым. Здесь слабеет диктат группы. И ты вполне можешь отправиться на поиски не «своих», а «чужих» - чуждых по взглядам и образу жизни людей, которых ты намерен подразнить своим нарядом. На улице вызревает новая мода, которая руководствуется принципом mix and match, «смешивай и сочетай». Креативная уличная мода сильна в нескольких мегаполисах - прежде всего, в Лондоне, но также и в Нью-Йорке, Хельсинки, Токио.

Ростки это явления уже можно заметить и в Москве. Однако в нашей стране еще жива память о том, как отлавливали и стригли наголо стиляг. Так что у российских модников до сих пор нет уверенности, что их не остановят и не засмеют за чересчур экстравагантную одежду.

- Улица всегда была большой сценической площадкой – от Невского Гоголя до «Бродвея» стиляг. Но есть ли в Москве начала XXI века новые места, где создается свободная, не директивная мода?

- Мне кажется, огромный творческий потенциал имеет традиция домашних вечеринок, явно представляющая из себя новый тренд. В них на равных правах участвуют не только принаряженные молодые люди, но и бабушки, дедушки, дети. Тут можно потанцевать, помузицировать, почитать стихи, приготовить пунш или глинтвейн. Тут приветствуются любые формы самовыражения, - в том числе и через одежду, - если в них достаточно иронии, ума и вкуса.

Кроме того, несомненно, лабораторией всего нового в России является интернет. В Живом Журнале - во многих сообществах по интересам и авторских блогах – происходят любопытнейшие вещи. Я, например, постоянно смотрю дневник https://real-funny-lady.livejournal.com  Этот юзер, как правило, выкладывает великолепные тематические подборки иллюстраций. Старинные гравюры, необычные фотографии, рекламные плакаты - образы, которые доставляют удовольствие автору. И, как свидетельствует длинный список «друзей» real_funny_lady, весьма многие получают удовольствие от разглядывания этих изысканных картинок. Есть также немало сообществ, чьи участники создают эстетически чрезвычайно привлекательные виртуальные продукты. Скажем, в сообществе https://community.livejournal.com/antique_fashion/ стоит посмотреть занятные серии по винтажному шитью юзера wool_bulb. 

Еще одна виртуальная «площадка», где складывается новая «горизонтальная» парадигма - сайты, посвященные уличной моде. Из них самые заметные -  https://thesartorialist.blogspot.com/  и https://facehunter.blogspot.com/

- Вы говорите о ростках новой «системы моды» в России. Однако, к сожалению, у нас преобладает «вертикальный» стиль потребления моды. Его с энтузиазмом поддерживает и состоятельный, и массовый потребитель.

- Начнем с состоятельных потребителей. На Западе богатых русских уже давно окрестили «новыми арабами» или «новыми японцами». Как арабы в 1980-е или японцы в 1990-е, русские нувориши тратят немыслимые деньги на одежду. Поведение «новых русских» идеально укладывается в модель, предложенную норвежцем Торстайном  Вебленом в его знаменитой книге «Теория праздного класса». Книга Веблена появилась в 1899 году, так что исследуемый им показной стиль поведения буржуазии на Западе устарел много лет назад. Однако процессы, происходящие в России, теория Веблена описывает с удивительной точностью.

В своей книге Веблен сформулировал понятие «потребления напоказ», когда покупая дорогие вещи (и, прежде всего, одежду), человек во всеуслышание стремится заявить о своей финансовой состоятельности… Или другая мысль Веблена, также в точности подтверждаемая российской действительностью - в капиталистическом обществе именно жена служит витриной финансовых достижений мужа. Она предъявляет его богатство на собственном теле – брильянтовые ожерелья, дизайнерские наряды, фирменные сумочки - а мужчина как бы остается в тени. Такой гендерный расклад показного потребления в России сохраняется до сих пор.

Массовый вкус доверчиво принимает эту форму потребления за идеал, точно также как в свое время доверчиво воспринимал коммунистическую догму. Показная мода директивна. И отсутствие внутренней свободы ее потребителей - независимо от толщины кошелька - сказывается в наивной буквальности, с которой они следуют императивам очередных модных тенденций. Отсутствие критичности, иронии, анализа, страх быть не таким как все, приводит к печальным результатам - смотреть и на «тусовку», и на «массового потребителя» в нашей стране одинаково неинтересно.

- Расскажите, пожалуйста, о механизмах «обольщения» потребителя, которые использует традиционная система моды.

- Об этом можно говорить долго, приведу лишь один простой пример. Когда речь заходит о финансовых аспектах, глянцевые журналы используют особую риторику: так, они сообщают о мобильном телефоне, стоящем «всего лишь» 10 тысяч долларов, или о «скромном пентхаусе», приобретенном «по мизерной цене» в несколько миллионов долларов. Этот  речевой камуфляж не раз критиковали западные исследователи массовой культуры. Анализу языка модных журналов в свое время посвятил свою работу «Система моды»  Ролан Барт.

- Вы коснулись очень важной темы – традиции критики буржуазной моды и «потребления напоказ»...

- Есть два традиционных направления критики моды – «слева» и «справа». В 1967, когда Барт выпустил свою работу, на Западе уже сформировалось общество потребления. И критика «слева» как позиция французских интеллектуалов была очень актуальна. Ее мишенью была мода как глубоко буржуазный институт, выработавший особую мифологию, чтобы заставить «массового» человека потреблять как можно больше товаров и услуг.

В рамках этой мифологии культурные конструкции, характерные для ограниченного отрезка человеческой истории – буржуазного общества потребления, - выдаются за нечто вечное и естественное, как сама природа. Будто бы красивая женщина испокон веков – только скуластая длинноногая блондинка, лучшee мыло - Fa. Кстати, «вечность» своего существования пытаются доказать и наши нувориши. Новые коттеджные поселки под названием «Старая усадьба» или «Дворянское гнездо», личные конюшни, мода на псовую охоту и верховую езду, вся эта трогательно присвоенная аристократическая атрибутика призвана помочь создать ностальгический  миф.

Существует и другая тенденция - критика моды «справа». Это консервативная моралистическая критика, осуждающая моду как нарушительницу нравственных устоев, проявление легкомыслия и тщеславия. В российском контексте такой подход не работает, его слишком долго насаждала советская власть – «сегодня он танцует джаз, а завтра родину продаст». А вот критику моды «слева», на мой взгляд, пора начинать.

- Неприятие вкусов буржуазии выливалось не только в слова, но и в действия. Целые слои общества создавали свою, «протестную», моду.

- Критика моды «слева» всегда была характерна для интеллектуалов, академического истеблишмента. У меня в свое время была статья о том, как одевается на Западе университетская профессура, выражая свое неприятие буржуазных ценностей и норм потребления через одежду. Например, они не меняют гардероб лишь потому, что, согласно глянцевым журналам, вещь «вышла из моды». Они ни за что не появятся на улице в норковой шубе, даже если могут себе ее позволить.

В основе академической западной моды лежат два принципа. Первый: одежда должна быть комфортной, то есть свободной, не стискивать тело. Подобная традиция восходит еще к просторным одеяниям монахов, которые утверждали, что свободная одежда позволяет свободно мыслить. Второй принцип связан именно с левыми политическими взглядами: в академическом стиле проскальзывают «цитаты» из костюма социальных низов, пролетарской или крестьянской одежды. Тяжелые ботинки, клетчатые рубашки, вельветовые брюки, твидовые пиджаки с кожаными заплатами на локтях – у мужчин. Длинные юбки, просторные шерстяные кардиганы, «экологические» бусы – у женщин: все это приметы университетской моды. Она может показаться совершенно бесстильной с позиций гламура, но это очень четкий и продуманный диалект в «языке» одежды.

- Наконец, известный источник «протестной» моды – социальные «низы».

Самые бедные слои общества нередко создавали выразительную субкультуру, обозначая свое несогласие с нормой. Вспомним рэпперов или хип-хоп. Они демонстрировали, что у них есть свой стиль поведения, своя музыка, свой язык одежды, свои лидеры моды, а остальное их не интересует.

Отдельные элементы такого протестного стиля периодически усваивают более успешные социальные группы, которые хотят заявить о своих альтернативных взглядах. Любопытно, что это кросс-культурное заимствование работает даже в Москве. Например, черно-белый палестинский платок, популярный на Западе у левых радикалов, я периодически вижу на наших студентах (его еще именуют «арафатка»).

Но в качестве заметной тенденции цитаты из одежды социальных низов, мне кажется, еще не скоро будут заимствованы протестной модой в России. У нас этот стиль слишком долго принудительно навязывали, и с ним происходит то же, что и с академическим марксизмом, который очень популярен в университетской среде Запада, но совершенно невозможен для наших гуманитариев. Когда наличие ссылок на Маркса было условием защиты кандидатской, вряд ли человек будет добровольно перечитывать Маркса. Точно так же, я думаю, сейчас  цитаты из одежды социальных низов еще слишком рискованны, потому что будут прочитаны как буквальный знак бедности.

- Вы приводили примеры протестных субкультур, созданных западной беднотой. Как вам кажется, возможно ли появление подобных оригинальных субкультур в России?

- В России есть люди (как правило, представители среднего класса), которые достаточно грамотно действуют в рамках уже наработанных языков субкультур: например, готы, рокеры или байкеры. То есть мы можем говорить об успешной адаптации западных субкультур. Но, к сожалению, мне ничего не известно про российские субкультуры, которые смогли создать свой оригинальный стиль.

Людям, принадлежащим по уровню доходов к нижнему и «нижнему среднему» классу, остается лишь мода, ориентированная на жителей стран третьего мира. Образ российского молодого человека из бедных кварталов мне кажется вполне традиционным: черная кожаная куртка, круглая трикотажная шапочка, джинсы, нечищенные  ботинки. А едва добившись финансового успеха, они мгновенно перенимают все тот же буржуазный стиль.

Возможно, для чтобы создать свой узнаваемый «язык», нужно сначала осознать интересы своей группы, сформулировать позитивную – а не только протестную – идеологию. И лишь потом выражать ее через набор видимых знаков, в том числе и собственный стиль в одежде.

- Не могу не спросить вас про национальную моду, ведь это тоже –неиссякаемый источник идей для индивидуального стиля, противостоящего буржуазному мейнстриму.

- Атмосфера космополитического мегаполиса - необходимое условие развития моды. Мультикультурализм предполагает отсутствие ксенофобии и возможность свободных заимствований из чужих культур, потребность у них учиться. Мода, особенно аванградная, связана с заинтересованным любопытством к чужим культурам.

Вспомним, как популярен афростиль – да и у нас ходят молодые люди с дредами, но это, скорее, подражание адаптированному западному варианту афростиля. Легко подражать «чужим», если они далеко. А вот Вы можете представить себе, чтобы в Москве кто-нибудь в своей одежде использовал узнаваемые цитаты из национальных костюмов народов Кавказа? Ведь, к сожалению, ксенофобия все еще остается приметой современного российского общества. Мода, особенно авангардная, неразрывно связана с толерантностью, готовностью воспринять неожиданное, странное. Это, в сущности, тот же настрой на внутреннюю свободу, иронию и открытость, о котором я говорила в начале нашей беседы. Хочется думать, что в нашем обществе появится больше свободных людей и возникнут новые системы моды. Может, тогда и будет интересно вновь обсудить, что означает альянс зонтика и швейной машинки...

(Расширенная версия статьи.)



Источник: "Новая газета", № 4, 22.01.2007 ,








Рекомендованные материалы



«Я подумала: ради «Крока» я этот стыд переживу… А потом – приз».

Gомню, как я первый раз попала в Детский мир на Лубянской площади. Ощущение, что ты прям в сказку попал: уххххтыыыы, так классно! У нас в городе такого разнообразия не было. Я запомнила не игрушки, а какой-то отдел, где продавали восковые овощи всякие, яблоки, вот это всё для художников. Какое сокровище! Там краски! Вот это всё, что мы доставали непонятными путями, кто-то с кем-то договаривался, чтобы откуда-то привезли. Дефицит же был.


«Перед церемонией мы очень волновались, нас все пугали: возьмите еды, не пейте, поешьте…»

Когда мы ехали, был ливень огромный: мы только собрались все, нарядились, накрасились, выходим во двор - и вдруг ливень. Но мы приехали, и все было уже подготовлено, красная дорожка со всеми фотографированиями, официальный человек от Академии нам помог пройти и сказал: наслаждайтесь, можете здесь провести сколько угодно времени. Это было как-то вдруг приятно, расслабленная атмосфера, совсем не такая, как мы ожидали.