14.08.2005 | Интервью / Литература

На небе, с Моцартом

Бродским надо переболеть, как корью

Виктор Куллэ — поэт, главный редактор журнала «Литературное обозрение», известен как автор самого полного на сегодняшний день комментария к произведениям Бродского и первый в России человек, защитивший диссертацию по его творчеству. Накануне 65-летия поэта Виктор Куллэ размышляет о том значении, которое фигура Иосифа Бродского приобрела за последние годы.

- Бродский оказал такое влияние на современную русскую поэзию, да и литературу вообще, что сегодня количество авторов, пишущих «под Бродского» просто не поддается исчислению. Вообще, несмотря на то, что со смерти Иосифа Александровича прошло десять лет, им по-прежнему буквально пропитана вся наша сегодняшняя литературная жизнь. Как вам кажется, такая гегемония одного имени оправданна?

- Знаете, как сказал когда-то, по-моему, Арагон, Маяковского можно любить, можно не любить, но он лег поперек современной литературы, как бревно, и потому не учитывать его невозможно. И поэтому то обстоятельство, что вся наша сегодняшняя поэзия настояна на Бродском — это некая данность, обсуждать оправданность которой бессмысленно. Гораздо печальнее, на мой взгляд, то, что сегодня очень многие поэты — особенно молодые, склонны принижать его значение. И, вовсю эксплуатируя его открытия — речь в данном случае идет не о каких-то глубинных вещах, но о чисто формальных приемах, Иосифом придуманных — они пытаются сделать вид, будто это все их собственное, из воздуха взятое, а Бродского они никогда не читали и в глаза не видели. Впрочем, поэзия — вообще дело ревнивое, и умение воздать учителю должное — очень непростое умение.

- А может, они его и вправду не читали? В конце концов, Бродский ведь действительно так плотно слился с нашей литературной традицией, что его влияние уже не всегда можно вычленить…

- По отношению к поэту «слился с традицией» — это высочайший из возможных комплиментов. Я очень люблю высказывание поэта Михаила Айзенберга о Всеволоде Некрасове: «он произвел в нашей поэзии революцию настолько бескровную, что ее никто не заметил». То же самое можно сказать и о Бродском — он действительно радикально трансформировал наши представления о русском стихе, и потому любой, кто сегодня берется писать стихи по-русски, просто-таки обязан переболеть Бродским, как корью. Это чрезвычайно полезно и без этого нельзя идти дальше. Ну, а если так никогда из-под Бродского не выберешься, так в его тени и останешься — значит, не за свое дело взялся.

- Для неспециалиста творческая биография Бродского выглядит одной сплошной чередой триумфов…

- На мой взгляд, дело тут в первую очередь в том, что Бродский обладал поразительной харизмой. Его начали называть великим поэтом еще тогда, когда он писал стишата не то, чтоб совсем плохие, но вполне заурядные. И он, как Мюхгаузен, который сам себя за косичку вытащил из болота, сумел сам себя дотянуть до заданного ему наперед уровня. Для меня, например, он последний из великих поэтов ХХ века — во всяком случае, в классическом, цветаевском смысле слова. Его величие — в постоянном стремлении «взять нотой выше», и потому каждое его последующее стихотворение — лучше предыдущего. Большинство даже очень крупных поэтов доходит до определенной точки, и на ней фиксируется. С Бродским все не так. Знаете, если бы он до конца жизни писал так, как в 70-е годы, ему бы уже и этого за глаза хватило, но он пошел дальше — и появились «Урания», «Пейзаж с наводнением»...

- Я знаю, вы знакомы с вдовой Иосифа Александровича. Где она сейчас?

- Вдова Бродского Мария — итальянка, родом из аристократической семьи, по одной линии она даже потомок Пушкина. Сейчас они вместе с дочерью Нюшей в Милане — долгое время прожили в Нью-Йорке, но вот несколько лет назад Мария решила перебраться поближе к своим корням, в Италию. Знаете, Бродский прожил идеальную поэтическую жизнь: двадцать пять лет писал стихи одной женщине (художнице Марине Басмановой — РГ), пережил изгнание, получил при жизни благословение двух великих поэтов — Анны Ахматовой у нас и Хью Уистена Одена за океаном, а под конец жизни обрел счастье в любви и в браке с совершенно очаровательной женщиной, которая родила ему дочь…

- Когда Бродский умер, его дочь была совсем маленькой. Она, наверное, отца практически не помнит?..

- У меня сложилось впечатление, что Нюша — вундеркинд. Во-первых, хотя ей не было трех лет, когда умер Иосиф Александрович, она его прекрасно помнит. Когда меня с ней познакомили, Мария сказала дочери — вот дядя, приехал из России, он будет писать книгу про папу (ребенку трудно объяснить, что такое «комментарий»). «И что вы о нем думаете?» — спашивает меня Нюша. Ну, я говорю: «По-моему, твой папа был великий человек, великий поэт»… Я замолчал, и тут она добавляет: «И великий папа». Во-вторых, Бродский вырастил дочь совершеннейшей меломанкой — она уже в два года отличала Гайдна от Моцарта. Кстати, когда Иосиф Александрович умер, девочке нужно было это как-то объяснить, и ей сказали, что папа теперь на небе. А Нюша сразу уточнила: «На небе с Моцартом?» Мне Мария потом рассказывала, что после смерти Иосифа Нюша диктовала ей письма на небо к папе. Она ему писала, что она, конечно, понимает — ему оттуда трудно спуститься, но, может, он все же что-нибудь придумает — с дождиком, например, спустится, а если нет, то она, когда вырастет, все равно обязательно найдет способ к нему подняться…

- А внешне Нюша похожа на отца?

- Нет, не особенно — скорее на бабушку, мать Иосифа Александровича. Она черненькая, а не рыжая. Вот его сын от Марины Басмановой — Андрей, тот вылитый отец.

- А вы не в курсе, чем он сейчас занимается?

- Да более или менее ничем, насколько я знаю. Был художником, потом еще кем-то. Да и про саму Марину как-то мало что известно в последнее время. Говорят, она сильно воцерковилась, стала глубоко православной. Надо сказать, в отличие от многих других друзей и знакомых юности Бродского, она ведет себя, на мой взгляд, на редкость корректно.

- Кстати, давно хотела спросить. Вы заметили, что в последнее время Бродский превратился, по сути дела, в современный аналог Пушкина — в «наше все», в некую культурно-нравственную универсалию? Знакомство, а особенно дружба с Бродским немедленно оказывается своего рода моральной индульгенцией для чего угодно — например, именно тем, что Бродский называл его своим учителем, оправдывал свое некрасивое поведение в недавней истории с переводами из Туркмен-баши Евгений Рейн...

- В идеальном поэте как в неком этическом эталоне нуждается каждая эпоха, а Бродский, как я уже сказал, лучше всех воплощает собой образ идеального поэта. Когда все вокруг были либо советскими, либо антисоветскими, он мог позволить себе быть внесоветским. Он с исключительной красотой и достоинством вынес свою ссылку. Он получил самую главную в мире литературную премию. Ну, и, в конце концов, он просто и в самом деле крупнейший из современных русских поэтов. Именно поэтому вокруг его фигуры столько всего сегодня происходит. Вот, например, Александр Кушнер уже много лет пытается доказать, что, во-первых, Бродский его на самом-то деле любил, а, во-вторых, что сам он, Кушнер, ничем Бродского не хуже, просто удача почему-то поцеловала в темечко не его... Про Дмитрия Бобышева и говорить нечего: на мой взгляд, его книга «Я здесь» — акт беспрецедентной не только литературной, но и чисто человеческой подлости, за которую, я боюсь, ему еще придется расплачиваться своим даром... В этом контексте Рейн, кстати, поставил себя очень приличным образом. Ему досталась довольно смешная роль — что-то вроде Жуковского при Пушкине, но он в ней оказался очень органичен и хорош. Что же касается истории с Туркмен-баши, то, мне кажется, к самому Рейну эта история имеет минимальное отношение — я понимаю, что он запросто может совершить глупость, но вот на подлость он неспособен.

- А как, при таком количестве друзей, знакомых и поклонников, вышло, что до сих пор не написано серьезной академической биографии Бродского?

- Это его посмертная просьба. Он вслед за своим учителем Оденом утверждал, что биография — это неважно, и очень просил всех своих друзей и просто тех, кому дорого его творчество, не принимать участия в написании его биографии. На мой взгляд, это не вполне правильно, но я лично не могу пойти против его воли до тех пор, пока хотя бы не получу разрешения на это от вдовы Иосифа Александровича Марии. Мне, кстати, некоторое время назад звонили из издательства «Молодая гвардия», предлагали написать биографию Бродского, но я отказался. И, насколько я понимаю, все люди, серьезно к Иосифу Александровичу относящиеся, поступили так же. Правда, кто знает — может, не сегодня-завтра найдется какой-нибудь студент, который использует всю доступную уже на сегодняшний день мемуаристику, и наляпает какую-никакую биографию. Но от этого, увы, застраховаться невозможно.

- И все же, возвращаясь к вопросу об уникальности места Бродского в нынешней культуре, как бы вы определили — чем именно он так уж зацепил всю сегодняшнюю эпоху?

-  Помимо чисто версификаторских способностей и тому подобных очевидных вещей для поэта необыкновенно важно соответствие творческих задач масштабу личности. Если считать, что лирика — это песня души, то для того, чтобы стать хорошим поэтом, нужно, во-первых, уметь петь, а, во-вторых, иметь душу, внутреннее содержание которой было бы достойно песни. И в этом отношении Бродскому нет равных. Да, может, и не будет.  

Источник: "Российская газета", ...05.2005,