12.12.2006 | Архив "Итогов" / История

О будущем советской старины

Предстоящая политическая осень пройдет на фоне яркого парада памятных дат

В советское время на Красную площадь ритуально правильно было идти через весь Александровский сад в составе длинной очереди в Мавзолей. Теперь очереди нет, доступ в Мавзолей ограничен, но увидеть вождя можно прямо здесь - он частенько мелькает среди гуляющих. Порывистый, с красной гвоздикой в петлице, везде успевающий, вечно живой. Это означает, что вопрос о нахождении его тела в Мавзолее перестал быть только политическим.

Короткая фраза президента, произнесенная на июльской встрече с деятелями науки и культуры с ударением на каждом слове, - воспроизвожу по памяти: "Пора решить вопрос с Мавзолеем" - на первый взгляд кажется загадочной и невнятной.

Почему, собственно, именно теперь "пора" и почему "с Мавзолеем" нужно решить вопрос? Но она становится сразу ясной, если расценивать ее не как политический вызов коммунистам, а как один из самых значительных московских проектов. Вполне отдаю себе отчет в том, что в Кремле согласятся с подобной интерпретацией слов президента. Тем не менее попытаюсь ее обосновать.

Слово "пора" по-видимому означает, что проект может быть осуществлен в ближайшие месяцы. Предстоящая политическая осень пройдет на фоне яркого парада памятных дат, который может оказаться судьбоносным для пространства Красной площади. Календарный гороскоп проекта, судя по всему, следующий: необычайно сильное, но быстротечное влияние кометы "850" должно быть использовано как удачный повод погасить остаточное воздействие ушедшей эры, которая этой осенью все же соберет всю свою энергию в календарную акцию "80", - ради полного подчинения площади грядущему светопреставлению "2000". Конечная цель проекта - подготовить богоспасаемую столицу к юбилею христианской эры.

 

Как пройти на Красную площадь?

Слово "пора" имеет как указанное выше временное, так и пространственное значение. Последнее подразумевает, что в качестве контекста проект использует фактор "новой Москвы". Пройти на Красную площадь теперь можно только преодолев ошеломляющий строительный перформанс на Манежной площади. Особенность новой архитектуры, прежде всего в центре, - в качественной новизне того, чем прежде всего воздействует на человека пространство города: тротуары, витрины, входы и цокольные этажи зданий, рекламные тумбы, фонарные столбы и киоски  полностью изменили свои поверхности, свою фактуру и формы, свое отношение к человеку. По точному расчету проекта, новый "еврокомфорт" пространства по дороге на площадь полностью освобождает нас от комплекса привычных ассоциаций, зрительных предвзятостей и рефлексов восприятия прежней Красной площади, образ которой был закреплен в нас с детства и начинал работать еще на подходах к ней. "Новая Москва" блокирует старые ассоциации. Перейдя уже не "асфальтовое море" прежней Манежной площади, а мраморный Содом ее нового торгового центра (вот к чему такое изобилие на первый взгляд совершенно ненужных мраморных балясин), вы выходите к ней раззомбированным и потому видите ее заново. И чем меньше на ней фактических перемен, тем новей она покажется: восприятие не будет отвлекаться на мелочную реконструкцию. Проект предусматривает, что входящий на Красную площадь увидит ее как "новое небо и новую землю".

Слово "Мавзолей" во фразе президента -  отнюдь не эвфемизм имени вождя, оно означает именно Мавзолей и ничто иное. Президент недвусмысленно дал понять, о чем он всерьез заботится - "о будущем советской старины" на Красной площади.

Все проектные посягательства на Красную площадь, а их за последние годы было достаточно, прямо или косвенно были направлены на Мавзолей. Чего только с ним ни пытались сделать! Стыдливо исключали из пространства площади -  в "концертном" и "цирковом" проектах (что нелепо - ведь это как-никак центральная трибуна). Пытались лишить роли главного культового и идеологического акцента, предлагая более радикальный национально-патриотический символ (аллегорию генералиссимуса - клыковский проект с конной статуей маршала-освободителя, позже оказавшейся перед Историческим музеем). Существовал проект с установкой у Кремлевской стены на месте елей ряда равномасштабных Мавзолею часовен в память жертв опричнины. Известна и попытка непосредственно деформировать его внешний вид при помощи манипулирования с логотипом (проект родоначальников соцарта Комара и Меламида с "бегущей строкой" по фасаду Мавзолея). И хотя при этом декларировалось стремление сохранить монумент в неприкосновенности, только президентский проект является подлинно минималистским: акция освобождения недр Мавзолея радикальнее всех прочих предлагавшихся проектов изменит смысл этого сооружения, внешне вообще ничего в нем не меняя! И при этом не только не обеднит, но, как это ни парадоксально, только обогатит его смысловое поле. Поистине: "мало - это много".

 

Камень на камень, кирпич на кирпич

Напомним: Мавзолей возводился в период господства в советской архитектуре идеологии конструктивизма, принципиально отрицавшей какой-либо символизм и нерациональность. В одном объеме предельно лаконично соединены прощальный зал и праздничная трибуна, которые пространственно упорядочивали постоянную траурную очередь и периодические праздничные демонстрации трудящихся - всенародную мистерию торжества неумирающих идей ленинизма. Как подлинно культовое сооружение, Мавзолей не воспринимался как "архитектура" в историко-стилевом понимании.

В постсоветское время здание сначала перестало быть правительственной трибуной, а с ограничением доступа в него - и траурным залом.

В последнее время он является чем-то вроде просто "мавзолея", сооружением без культовой функции. Удаление из него тела окончательно сделает его "архитектурой" - в этом и состоит суть проекта. Содержанием его как сооружения станет сама его форма. Это хорошо известный из истории мировой архитектуры месопотамский зиккурат. Что же означает зиккурат в центре Красной площади, самом насыщенном символическими смыслами месте столицы?

 

Что мы знаем о зиккурате

Библейская притча о башне, которую строило племя Хамово, чтобы достичь неба (Быт., 11), объясняет происхождение и смысл этой реликтовой архитектурной формы. Вавилонский проект, как известно, закончился социальной катастрофой, но вместе с тем он дал и непреходящий творческий результат. Вавилоняне не достигли цели, но сумели архитектурно выразить свое намерение: они сооружали лестницу в небо, а открыли зиккурат. Ступенчатая пирамида с немногими плоскими, резко уменьшающимися с высотой плитами как бы изображает в сильном перспективном сокращении эту беспредельную дорогу ввысь. Зиккурат - это пространственная схема бесконечного вертикального сооружения, архитектурная модель уходящей в небо конечной бесконечности - вот почему его вид вызывает безотчетную тревогу. В зодчестве он стал архетипом вертикальной перспективы и одним из самых эффективных способов внести в сооружение идею надчеловеческого величия, безграничной власти и функции запугивания и подавления.

Именно поэтому зиккурат на Красной площади - это код к пониманию целой архитектурной эпохи, которая началась реализацией Генерального плана реконструкции Москвы и получила название "сталинской".

Нижняя платформа зиккурата, самая широкая и мощная, в системе его смысловых значений несет идею отгороженности, выключенности из окружающего пространства и одновременно идею силового господства над ним (не случайно именно цокольную часть зиккурата сделала своей трибуной самая жестокая власть нашего столетия). Именно этот мотив положен в основу громадных зданий наркоматов, которые стали доминировать в пространстве города с 30-х годов. Акцентированный мотив их очертаний - массивный цоколь-стилобат, создающий зону отчуждения у приземной части здания, - как раз той, которая должна быть адаптирована к человеческой мере, соразмерна человеку.

 

На Красной площади всего круглей земля

В иудео-христианской традиции Вавилонская башня, как известно, стала образом богопротивного стремления посягнуть на Царство Божие. Она стала синонимом "Вавилона великого, матери ... мерзостям земным" (Откр.,17,5), царства Антихриста. И в этом, символическом, плане присутствие на Красной площади зиккурата не случайно и вовсе не исчерпывается сразу напрашивающейся ассоциацией с прямым назначением этого сооружения в течение семидесяти лет.

В контексте христианской традиции зиккурат-Вавилон на Красной площади позволяет возродиться его смысловому антиподу, находящемуся на другом краю площади и заново увидеть сооружение, известное как храм Василия Блаженного.

В советское время его роль в системе Красной площади была сведена к иллюстрации культурной предыстории уже наступившей эры светлого будущего, культовое содержание по возможности затушевывалось, и он входил в государственную геральдику площади как "образец древнерусского зодчества", всегда умевшего выразить здоровое жизнеутверждающее начало даже в реакционных церковных формах.

Однако осмысление Красной площади как геральдического пространства столицы, которое стало складываться с получением Москвой византийских регалий, теократического центра православного мира, как раз и началось с возведения в середине XVI века этого храма, гигантского по тем временам архитектурного комплекса из 9 церквей в память покорения Иоанном IV Казанского царства.

Одно из названий этого сооружения, ныне совершенно забытое, более всего отвечало его некогда необычайно важной геральдической функции. Иностранцы, побывавшие в XVI-XVII столетиях в Москве, - дипломаты, купцы, военные, священники - в своих отчетах и записках о пребывании в экзотическом городе упоминают храм как одну из главных достопримечательностей и называют его Небесным Иерусалимом. Одни из них объясняли название удивительным внешним видом храма, напоминавшим "небесный град", каким его изображали на иконостасах, другие связывали его с ежегодным крестным ходом от главных ворот Кремля к храму в Вербное воскресенье, воспроизводившем евангельский эпизод въезда Иисуса в Иерусалим и торжественную встречу его накануне Пасхи. При этом Иисуса на осляти олицетворял патриарх, восседавший на коне, загримированном под осла, которого вел под уздцы царь, а храм, службой в котором завершалось шествие, обозначал Иерусалим.

Действо это было одной их наглядных и акцентированных форм церковно-государственной догматики. "Москва - третий Рим", "небесный град", "святой Иерусалим" - распространенные в теократическом богословии того времени определения Москвы как центра мировой святости. Храм был эмблемой Москвы - архитектурным миражом шатров и маковок он воспроизводил Небесный Иерусалим, который привиделся святому Иоанну в Апокалипсисе (Откр., 21,2).

Храм воплотил первую, "теократическую", утопию московской архитектуры. Мотив архитектурного миража очень быстро распространился на сооружения всей Москвы. Так получили свои шатровые завершения башни Кремля, были архитектурно оформлены как "небесные грады" старинные московские монастыри. При этом культовое и мирское получало единый "теократический" облик: церкви выглядели как многоэтажные терема, а дома - как "святые палаты". К концу XVII столетия этот тотальный стиль, названный в искусствоведении "московским барокко", выполнил свою роль: в восприятии всех, подъезжавших к Москве, город уподоблялся Божьему Граду.

С основанием Санкт-Петербурга, когда теократический атрибут "третьего Рима" был присвоен новой столице (город Святого Петра), в Москве строжайшим запрещением каменного строительства было пресечено дальнейшее архитектурное воплощение концепции "небесного града".

Вскоре и название храма, определившего облик столицы Московского царства, было забыто. Небесный Иерусалим стал храмом Василия Блаженного. Но его архитектурный мираж продолжал влиять на архитектуру Москвы. Самую масштабную и неожиданную интерпретацию он получил уже в нашем столетии. Мотив Небесного Иерусалима отчетливо прослеживается в силуэтах высотных домов - последнего этапа "сталинского зодчества". Принято считать, что своими очертаниями они вторят силуэтам Кремлевских башен, однако "на самом деле" их многобашенные очертания воспроизводят архитектурный прием "куста", лежащий в основе Небесного Иерусалима.

Так в поднебесном пространстве Москвы теократическая архитектурная утопия передала эстафету утопии социалистической. Почти полстолетия назад эта архитектура завладела силуэтом Москвы. И до сих пор остается ее архитектурным небом. Эпоха социализма ушла, а "горизонты социализма" остались. В небе города эти силуэты никогда не представляли настоящее, они всегда обозначали или будущее, или прошлое. Вот почему эти здания кажутся то ли недостроенными, то ли полуразрушенными. Полвека назад эти силуэты заставляли грезить о светлом будущем. Теперь они перекодировали свой первоначальный образ и уже обманывают галлюцинацией несуществовавшего прошлого. Словно социализм когда-то, в доисторические времена, уже был построен, и эти руины - все, что дошло до нас от той геологически далекой эры. Их причудливые основы рождают фантастическое видение: будто не сорок, а сорок тысяч лет прошло с тех пор, как цвела на этом месте чудовищная цивилизация, останки которой позволяют лишь угадывать грандиозность ее первоначального вида.

Они возвышаются намывами и натеками какого-то неведомого реликтового зодчества, из нечленораздельного языка которого вычленились тысячелетия спустя диалекты египетской, греческой, римской, готической архитектуры.

Подведем итог. С реализацией президентского проекта к концу второго тысячелетия в полном соответствии с современным культурным настроением "конца времен и истории" Москва получит замечательный подарок - самый большой в мире волшебный фонарь Апокалипсиса на своей главной площади. Это не только наверняка увеличит приток туристов в Москву, но и придаст новый смысл ее старому теократическому атрибуту: присутствие в геральдическом пространстве Красной площади символа Вавилона, города Антихриста, вместе с Небесным Иерусалимом будет свидетельствовать, что формула "третий" и последний "Рим" означает, что Москва прошла весь цикл вселенского опыта "мирового града" - от богоспасаемого до богопротивного. А четвертому не бывать.

Источник: "Итоги", №32, 1997,