27.11.2006 | О прочитанном

Небольшая деталь

утрата некой части тела становится поводом для утверждения культа именно этой утраченной части

Немецкий египтолог Ян Ассман утверждает, что бальзамирование трупов в Египте является моделью этой древней культуры. Смерть, по мнению Египтян, была равнозначна утрате телом его первоначальной целостности, распаду. Бальзамирование трупов представлялось восстановлением этой целостности, но на более высоком уровне. Тело очищалось от скверны, высушивалось, сублимировалось и достигало посмертного состояния бессмертия. Мумия таким образом оказывалась куда более совершенным явлением нежели тело живого человека. Ассман, описывая технику трансформации тела в Египте, постоянно употребляет слово преображение (Verklärung), сопоставляя этот процесс с христианским преображением, то есть с явлением Христа в виде нематериального светоносного тела. Как известно православные иконы изображают не людей, как они есть, но их преображенные тела, такие тела, которые люди получат после воскрешения мертвых. Отсюда странная плоскостная нематериальность иконных фигур.

Иконы – это по существу мумии христианской веры. Недаром святые часто считались уже преображенными, а их мощи являлись именно как останки в которых преображение мистически явлено до воскрешения. О святых поэтому говорили, как о «живых иконах». Но что такое мощи, как не естественные мумии?

Асcман считает собирание расчлененного тела в некое сверхприродное единство – основным стержнем египетской культуры. На его основе складывается коллективная память Eгипта, в конце концов, английское re-collection – воспоминание – это ни что иное, как собирание вновь. В этом смысле миф об Осирисе, который был расчленен Тифоном, а затем собран воедино по частям его сестрой Исидой и благополучно мумифицирован, – это «основной миф» египетской культуры.

Постоянный соавтор Яна Ассмана Алейда Ассман развила на основе анализа Яна некую культурологическую концепцию, согласно которой существуют два типа культуры. Первый – египетский – основывается на процессе собирания и мумифицирования, второй – «западный» -- ориентирован на расчленение, анализ, анатомию. Для Запада тело после смерти утрачивает целостность и идентичность, которые сохраняются за нематериальной душой. Моделью западной культуры для Алейды Ассман служит не миф об Осирисе, но легенда о кротонских девах и художнике Зевксисе, который для изображения идеальной красоты, взял у каждой из дев одну из частей и затем синтезировал их в целое. Исследовательница называет эту операцию трасцендированием материала. Если для Египтян целостность задается телом человека, то у европейцев целостность конструируется не в теле, но в произведениях – книгах, картинах, которые трансцендируют материальную данность тел. Правда, в свете сказанного Яном Ассманом, мумию трудно до конца считать материальным телом. Она настолько утрачивает свою материальность, что сама едва ли не превращается в некую идеальную абстракцию – почти что текст.

Изготовление мумии напоминает изготовление иконы, с наложениям масел, делающих поверхность тела гладкой, а затем наложением тонких слоев ткани, часто покрытых магическими формулами. Волосы мумии заменяются париком, на лицо накладывается краска-грим, под веки вкладываются искусственные глаза-протезы. Само тело набивается стружкой, соломой, заливается смолами и гуммиарабиком. Мумия – уже лишь отчасти тело, а отчасти кукла, изображение себя в нетленном виде.

Оппозиция культур Алейды Ассман, хотя и может иметь эвристический смысл, мне, однако, представляется искусственной. В обоих случаях речь идет о трансформации тела в текст, при этом речь идет не только о физической метаморфозе трупа в куклу, но и о некой структурной трансформации, которая ставит под сомнение миф о целостности египетского тела. Дело в том, что Исиде не удается полностью восстановить тело Осириса в его первоначальной целостности, одна небольшая деталь оказывается ей недоступной. Вот как описывает случившееся Плутарх: «Из всех частей тела Осириса Исида не нашла только фалл, ибо он тотчас упал в реку и им кормились лепидоты, фагры и осетры, которыми гнушаются больше, чем всякой другой рыбой. Исида же, по рассказам, вместо него сделала его изображение и освятила фалл; в честь него и сейчас египтяне устраивают празднества» («Об Исиде и Осирисе, 18). 

Невозможно, конечно, не заметить по этому поводу, какую значительную эволюцию прошло человечество в его отношении к осетрам (если довериться в этом деликатном вопросе переводу Н. Н. Трухиной). Но главное, что утрата некой  части тела становится поводом для утверждения культа именно этой утраченной части. Культ этот сразу же принимает форму фетишизации протеза. Геродот, не скрывая удивления, пишет о том, что культ Осириса (которого он называет Дионисом) принял необычную форму: «...вместо фаллов они придумали носить другой символ – куклы статуэтки в локоть величиной, приводимые в движение с помощью шнурков. Эти куклы с опускающимся и поднимающимся членом женщины носят по селениям, причем этот член почти такой же величины, как тело куклы» (II, 48).

То, что фаллос оказывается соразмерен телу говорит о том, что он начинает заменять его, выступая как символический знак воскрешения, восстания из мертвых (эрекции), того, что греки называли анастазисом. Все тело начинает замещаться искусственным протезом, роль которого - именно в фетишистском изживании утраты, материального зияния.

Лакан, рассуждая о психоаналитическом значении фаллоса в противоположность пенису, прямо указывал на то, что Фрейд позаимствовал идею фаллоса из симулякра, использовавшегося в древних мистериях. Фаллос у Лакана, это означающее, которое, как мы знаем, заменяет собой физический орган – пенис. «Фаллос – это означающее, - писал он. – означающее, чья функция в интерсубъективной экономике анализа, возможно, приподнимает завесу над его функцией в мистериях. Дело в том, что это означающее, призванное обозначать совокупность эффектов означаемого, в той мере в какой оно определяет их своим присутствием в качестве означающего». Фаллос, разрушая естественность отношения желания, начинает обозначать желание через некий внешний протез-означающее, и в итоге превращает всю «либидинозную экономику» в семиотическую систему значений. Иными словами, именно протез-фаллос производит превращение тела (элемента природы) в текст. Жан-Жозеф Гу заметил, что мистерии вокруг Осириса воспроизводят обряды инициации – смерть, фрагментация тела, возрождение, восстание из мертвых (эрекция) и т.д.  Но обряд инициации как раз и отмечает переход из природного в социальное, переход из животного состояния детства в структуру социальных связей, отношений и имен. Если так посмотреть на мумификацию, то собирание тела здесь также имеет трансцендирующий характер. В итоге воедино собирается не то, с чего начался процесс этого собирания (тело), но именно текст (кукла, миф, социальная структура и т.д.). И этот переход от чистой телесности, как формы органического единства, к тексту происходит вокруг одной отсутствующей части этого тела. Той самой небольшой детали, которая не позволяет мумии обрести органическую целостность, которая заменяется искусственным протезом, неизбежно превращающимся в знак и вслед за этим трансформирующим в текст всю систему человеческих отношений.