03.11.2006 | Театр
Пожалуйста, потише…Новый сезон московские театры начали на повышенных тонах. На таких повышенных, что порой хочется заткнуть уши
Нет, ну за кого они меня принимают? Они думают, у меня память отшибло? И можно мне беспардонно врать со сцены от имени алкаша-соседа Лехи и его собутыльника-истопника Кузьмича про то, как наш мудрый и мужественный президент прикрыл своей ложью во спасение срам аварии подводной лодки «Курск»? По крайней мере, со сцены театра на Малой Бронной в спектакле «Подводная лодка в степях Украины» мне с криком битых три часа доказывали, что всю бодягу развели дошлые журналюги, а президент, радея за честь моряков, отдувался, как мог.
Допустим, «Бронная» давно списана со счета, и кого интересует, что она себе там ставит. Но и признанные передовики сегодняшнего театрального производства за человека меня – зрителя – не считают.
Кирилл Серебренников, например, наплевав на Шекспира, на то, что он пьесы писал про людей, а не про политические расклады, превратил его трагедию «Антоний и Клеопатра» в набор броских клипов про трусливого недомерка-императора. Для чего? Чтобы фрагмент за фрагментом доказывать мне, что война – это плохо? Что это грязное средство удержания власти и распределения доходов? Что национальную рознь раздували с той же целью не только римские цезари, но и современные политики, ведущие со своими противниками телеконференции? Что все это возможно пока бывшие герои стареют в разврате? Что народы для властей предержащих – мясо? Серебренников думает, что я в театр «Современник» прямо с Луны свалилась? Что мне очевидные истины надо по двадцать раз повторять, используя очевидные приемы? Получается, что конкретные люди, их чувства, их отношения, так занимавшие Шекспира, режиссера не интересуют. Обидно, что Чулпан Хаматова и Сергей Шакуров, силившиеся отвлечь на себя зрительское внимание от проползающих калек, полуметровых бутафорских членов на веревочках, вспыхивающего то и дело пламени и прочих примочек, -- может быть сейчас единственный дуэт, действительно способный сыграть историю Антония и Клеопатры.
Модный нынче создатель нового жанра «саунддрама», режиссер Владимир Панков почему-то вообразил, что человеческих слов я понять не способна. Вернее, не способна их расслышать. Только истошный вопль под раздирающий слух скрипичный скрип может, по его мнению, меня достать. Трагедия морфиниста доктора Полякова из рассказа Булгакова буквально проорана мне в лицо под стук кирзовых сапог, грохот швыряемых об пол деревянных скамей и арии Амнерис из вердиевской «Аиды».
Ни одной попытки понять, что и как случилось с бедным человеком. Только голая агресия, направленная в зал. Будто в его бедах виноваты именно зрители, пришедшие в театр «Et Cetera».
Избыточен в своих доказательствах и Юрий Бутусов, поставивший в «Сатириконе» «Короля Лира». «Жестокость порождает жестокость» -- повторяют и повторяют мне из сцены в сцену на голом нерве. «Искренность, любовь, доверие в наше жестокое время – слабости, делающие человека совершенно безоружным» -- твердят и твердят срывающимися голосами. Но этот спектакль отличает то, что и Лир, и Глостер, и даже Гонерилья, разрыдавшаяся над телом убитой ею сестры, обвиняет не меня и не мир. Каждый из них приходит к осознанию собственнной вины и ответственности. И каждый из них кого-то любит. Но главное отличие – на сцене живой человек, самоупоенный в начале, потом обозленный, потом растерянный, а потом раскаявшийся. Таков Лир Констанитина Райкина. Он так сыгран и так прожит. И куда только подевалась в финальной сцене этого «Лира» моя безчувственность и глухота, в которых так уверены другие режиссеры.
Крик на сцене так привычен, что уже становится забавным приемом. Режиссер Ирина Керученко в Центре им. Мейерхольда поставила по пьесе популярного донельзя ирландского драматурга Мартина МакДонаха спектакль «Остров Инишмаан» как простую и сентиментальную историю захолустья, мечтающего о далеком и прекрасном большом мире. Жители прибрежного поселка вынуждены все время перекрикивать морской ветер, ну и друг друга, конечно. Грубеют не только голоса, но и нравы. Тумаки здесь – проявление нежности. Обида – это когда уже камнем по башке. Может быть наш современный театр рассчитан на жителей Инишмаана?
Но стоит оказаться в крохотном зале Центра Высоцкого, где идет неспешный чуть ироничный разговор четырех человек на сцене, каждый из которых слушает и слышит другого, как попадаешь под очарование человеческой речи, начинаешь различать ее обертона и оттенки, проникаться чувствами и оттенками чувств героев спектакля «Полуденный раздел», поставленного Владимиром Агеевым по пьесе Поля Клоделя. И пусть философия автора здесь сведена к мелодраме, но она человечна. Режиссер и актеры пытаются разобраться в себе, а не научить меня жить. Да и роль главной героини Изе тонко и с чуть демонстративной экстравагантностью сыграна хорошей актрисой – Татьяной Степанченко. Такую роль криком не возмешь.
В еще более тесном пространстве – на малой сцене РАМТа режиссер-дебютант Антон Яковлев поставил пьесу «Гупешка» Василия Сигарева – одного из «флагманов» «новой драмы», известного сочинителя жутких бытовых подробностей, в которых вынуждены прозябать его герои. Однако Сигареву повезло на сей раз больше, чем Шекспиру.
Молодые ребята: режиссер и актеры –Рамиля Искандер и Александр Гришин -- разглядели посреди надоевшей чернухи историю о встрече двух людей, или пусть даже двоих, постепенно становящихся людьми, существ, которых очеловечивает именно способность слушать и сочувствовать. Вряд ли из «Гупешки» получится модный проект. Слишком его создатели доверяют зрителю. Не хватает им учительствующей наглости.
На недавнем драматургическом токовище – фестивале новых пьес «Любимовка» -- драматург Ольга Михайлова учила начинающих коллег: «Искусство начинается там, где драматург умнее зрителей и ведет их за собой». То есть другими словами «искусство начинается там, где набивается целый зал людей, глупее драматурга». Что-то мне не хочется в тот зал торопиться. Я о себе лучшего мнения.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.