Авторы
05.05.2006 | Арт
Союз нерушимыйРусский музей попытался вернуться в историю XX века.
Открывшаяся в Государственном Русском музее выставка “Время перемен. Искусство 1960-1985 в Советском Союзе” — набросок создания постоянной экспозиции искусства XX в., которой сегодня нет. Миновав ленинско-сталинские годы, музей ринулся в советскую эпоху от оттепели до перестройки. Это жест решительный и рискованный.
С точки зрения истории мы из нее выпали — хотя бы на уровне искусства. Сегодня принято говорить о модернизирующих усилиях соцреализма, его установках на новое и о том, что портреты передовиков-стахановцев являются чем-то невозможно передовым с точки зрения эстетики, но эти искусствоведческие говорения столь отвлеченны на фоне советской живописной мизерабельности, что сразу понимаешь: не будет тебе никакого футурологического “назад в будущее”. Только “назад в прошлое” — согласно ординарному расписанию, похожему на маршрут пригородной электрички. Однако это функциональное расписание потеряно рассеянным пассажиром, коим и является отечественный искусствовед-музейщик.
У нас нет дисциплинированной истории искусства XX в., и на этой пустоте-помойке вырастают дикого вида интеллектуальные цветы-репейники, не ведающие любых границ. И в том числе апологизирующие соцреализм.
Но упорядоченности очень хочется.
ГРМ выносит в заголовок своей выставки (сделанной при участии Фонда культуры “Екатерина”) именно слово “время” — “Время перемен”. Экспозиция охватывает период с 1960 по 1985-й: XX съезд закончился, а XXVII еще не начался. Перемен, сдвигов, по которым можно отсчитывать время в советском искусстве, тогда не происходило. Однако апелляция к слову выдает волю выдать желаемое за действительное, внести динамику в тотальную стагнацию. И она вносится с максимальной предельностью.
По простейшему принципу искусство одной эпохи разведено по параллельным залам корпуса Бенуа. Слева — неофициальное: концептуалист Илья Кабаков с картиной “Сад” и авторскими объяснениями к ней, метафизик Краснопевцев с черно-белыми натюрмортами, соц-артист Леонид Соков с деревянной скульптурой медведя с серпом и молотом в лапах. Справа — официальное: начиная с “Октябрьских лозунгов” Дейнеки (рабоче-крестьянская демонстрация) и “Октябрьского ветра” Михаила Девятова (Ильич на прогулке) и кончая мало известными деревенщиками 80-х. Это вроде бы жесткое разграничение. Однако едва ли себя оправдывающее. Сомнение возникает, когда созерцаешь хит экспозиции: условное повторение квартирной выставки 1970-х гг. Сделано блестяще — вот комната с черно-белым телевизором, вот кухня с газовой плитой, вот сортир, обклеенный винными этикетками. Картины на стенах. Но почему эта самодеятельная инсталляция проходит по статье “неофициального”, ибо сама эта советская комната (про сортир вообще не говорю) могла появиться только в это время и в этом месте и, безусловно, создана по официальным стандартам? А не будь ее — не было бы и выставки.
Русское искусство “времени перемен” функционировало по принципу “стадии зеркала”, описанному французским психоаналитиком Лаканом: младенец определяет себя согласно отражению в стекле.
Если бы “олигархи” официального искусства не мучили нонконформистов, то не сложился бы их “остров свободы”. Если бы антисоветчики, кропающие свое искусство по иноземным лекалам, не выставлялись по советским сортирам, то их продукт был бы тухл, глуп и нелеп. Искусству нонконформизма в самом деле самое место в сортире, чтобы методом от противного оно могло показать свою ценность. Так что уборная возникла в экспозиции совершенно оправданно.
Как и зеркало: на втором этаже собраны все работы из собрания музея, датированные 1984 г., — посвящение Джорджу Оруэллу, автору антиутопии “1984”. И эту мини-коллекцию венчает вдруг прижизненный портрет Сталина, насупротив которого висит зеркало. И ты, выходя из зала, отражаешься в нем на фоне вождя. И понимаешь, что неотделим от этой фигуры с трубкой.
И какое тут “время перемен”, какое разделение “чистых” от “нечистых”? Монолитность — диагноз советской эпохи. И этот монолит не поддается привычным музейным процедурам, периодизации, структуризации, раскладыванию по полочкам. Вот потому-то полноценной постоянной экспозиции искусства 1950-1980-х гг. ни в одном российском музее до сих пор нет.
Творчество Межерицкого - странный феномен сознательной маргинальности. С поразительной настойчивостью он продолжал создавать работы, которые перестали идти в ногу со временем. Но и само время перестало идти в ногу с самим собой. Ведь как поется в песне группы «Буерак»: «90-е никуда не ушли».
Зангева родилась в Ботсване, получила степень бакалавра в области печатной графики в университете Родса и в 1997 переехала в Йоханесбург. Специализировавшаяся на литографии, она хотела создавать работы именно в этой технике, но не могла позволить себе студию и дорогостоящее оборудование, а образцы тканей можно было получить бесплатно.
