28.02.2006 | Архив "Итогов" / Музыка

Победитель победителей

Судьба Виктора Третьякова складывалась, как в классическом советском фильме о трудном, но светлом пути таланта

Родился в 1946 году в Красноярске. В 7 лет поступил в Иркутскую музыкальную школу в класс скрипки Ефима Гордина. 

1954 - семья переехала в Москву, где Виктор Третьяков начал заниматься в школе училища при Московской консерватории в Мерзляковском переулке.

1959 - первое публичное выступление в Большом зале консерватории с концертом Кабалевского.

1965 - поступил в Московскую консерваторию.

1966 - стал лауреатом первой премии III конкурса им. П.И.Чайковского в Москве.

С 20 июня 1969 - солист Московской государственной филармонии.

1978 - народный артист СССР.

С 1983 - заведующий кафедрой скрипки Московской консерватории.

С 1990 - профессор Московской консерватории, президент Музыкального фонда имени Ю.И. Янкелевича.

1996 - награжден орденом "За заслуги перед Отечеством IV степени".

Первым музыкальным инструментом Виктора Третьякова, по его собственным воспоминаниям, были крышки от кухонных кастрюль. На них он играл в "шумовом" ансамбле, который устраивал его отец Виктор Васильевич Третьяков, трубач военного оркестра. Это происходило во время летних учений в полевых лагерях, куда отец брал с собой будущего скрипача.

 

Мальчик из Сибири

Семья Третьяковых жила в Иркутске. Отец сам выучился играть на трубе и был прекрасным резчиком по дереву. Мать, Евдокия Григорьевна, в молодости играла на гитаре и пела в церковном хоре. Она-то и отвела мальчика в музыкальную школу, когда ему исполнилось семь лет. Хотела записать сына в фортепианный класс, но первым, кто встретился ей в школе, был скрипач Ефим Гордин. Он сказал: "Пойдемте, я послушаю вашего сына". Оказалось, что у ребенка прекрасный слух и подходящие для скрипки руки, и Гордин предложил мальчику заниматься у него.

Дальше события развивались, как в классическом советском фильме о трудном, но светлом пути истинного таланта к вершинам мастерства и признания.

С первых же занятий Гордин увидел, что музыкальные данные ребенка незаурядны, и принялся писать письма всем авторитетным московским музыкантам, чтобы устроить ученика к самому лучшему педагогу. Единственным, кто откликнулся, был известный преподаватель Московской консерватории, воспитавший многих замечательных скрипачей, Юрий Янкелевич.

Спустя много лет он вспоминал: "Передо мной стоял маленький худенький сероглазый мальчик лет восьми с копной светлых волос. "Здравствуйте, - сказал он, - я приехал к вам из Иркутска..."

Я попросил его поиграть. Он не торопясь, солидно достал из толстого портфеля огромную папку и начал играть одну пьесу за другой. Тут были и сонаты, и концерты... Играл неважно, но поразил меня обилием репертуара и необыкновенной хваткой в игре. Я поверил в него и решил заниматься".

Первое время после переезда в Москву Третьяков с матерью жили в общежитии, где она устроилась работать кастеляншей,  отец оставался на службе в Иркутске. Но Янкелевич сумел добиться в Генеральном штабе Советской Армии почти невозможного: старшего Третьякова перевели в московский военный оркестр.

Поскольку Янкелевич занимался в основном со студентами, а детей только изредка консультировал, Третьякова определили для начальной подготовки к Инне Гаухман - опытному педагогу по работе с малышами, преподававшей в школе училища при Московской консерватории.

"Я занималась с Витей каждый день по два урока подряд. Два раза в неделю он бывал на занятиях у Янкелевича. А дома все задания проверяла мама, причем требовала только отличных оценок и в общеобразовательной, и в музыкальной школе.  Характер у Евдокии Григорьевны был железный: пропускать она ему ничего не разрешала, даже простуженный, он все равно приходил на занятия. Заниматься на скрипке Витя, как всякий нормальный ребенок, не любил. Однажды я повела его в гости к своим коллегам продемонстрировать "чудо-ученика". Он что-то сыграл, все были в восторге, стали расспрашивать: "Ты любишь заниматься на скрипке?" Он честно ответил: "Нет". - "А почему же учишься?" - "Мамочка велит". Мать он так уважал, что никогда не говорил "она", только "мамочка".

Школу Третьяков закончил с золотой медалью.

 

Восхождение

Утверждать, что из одаренного ребенка с детских лет делали образцового скрипача-лауреата, было бы неверно. Третьякову просто повезло - он попал в хорошие руки. Педагоги работали с ним честно, без суеты и дешевой рекламы. В те времена  он мог бы легко добиться популярности просто в качестве "таланта из народа". Но преподаватели понимали, что его музыкальные способности стоят дороже.

Несмотря на то, что с первых же занятий Третьяков уверенно осваивал секреты виртуозной техники, Янкелевич не торопился демонстрировать его успехи в детских концертах. Когда-то знаменитый педагог Петр Столярский, учитель Давида Ойстраха, говорил о своем ученике: "Я не хочу, чтобы Додик был вундеркиндом, он настоящий музыкант". Того же принципа придерживался и Янкелевич.

Впервые Виктор Третьяков выступил перед московской публикой в конце пятого класса музыкальной школы. Играл с оркестром училища недавно написанный концерт Кабалевского в Большом зале Московской консерватории. Расчет полностью оправдался: был большой успех, почти триумф. Все отметили и технику, и эмоциональность, и свежесть звучания. А ведь Третьяков играл на самой заурядной скрипке, а не на инструменте работы выдающегося мастера.

Спустя годы этот безупречно подготовленный первый выход кажется генеральной репетицией появления Третьякова-звезды. Регулярно концертировать он начал с семнадцати лет. Но в качестве серьезного претендента на неофициальный статус "уникального явления русской культуры" Третьяков впервые предстал в девятнадцать лет на Третьем международном конкурсе имени Чайковского.

"Как же ему было не добиться успеха, если его зовут Виктор Викторович, то есть "победитель победителей", - шутит Инна Исааковна. - Он с детства никогда ничего не портил на сцене. Какой бы отточенности от него ни добивались на репетициях, лучший вариант исполнения всегда был на публике. Но готовить Третьякова к конкурсу Янкелевич решил только после того, как убедился, что тот не теряется в сложных ситуациях. Промахи на сцене могут быть у каждого, важно, как человек с этим справляется. Витя держался в подобных случаях невозмутимо и с достоинством".

Состав скрипачей на Третьем конкурсе был очень сильным: Олег Каган, Олег Крыса, Рубен Агаронян, Масуко Усиода, Йоко Сато... Эти музыканты, тоже получившие тогда премии, входят сейчас в элиту мирового скрипичного искусства. Тем не менее лидерство Третьякова сразу оказалось несомненным. Известный американский скрипач Ефрем Цимбалист, входивший в состав жюри, сказал: "С первых же туров я не видел иной возможности присуждения первой премии никому, кроме Виктора Третьякова".

Слушатели оценили не столько исполнительские качества Третьякова, сколько редкую среди скрипачей "универсальность". Его программа включала скрипичные концерты Хачатуряна, Чайковского и Паганини, первую часть концерта Моцарта, Адажио и фугу Баха соль минор, два каприса Паганини, три пьесы Чайковского - "Мелодию", "Вальс-скерцо" и "Меланхолическую серенаду", сочинения советских композиторов Пейко и Эшпая.

Такая изнурительная конкурсная программа не каждому под силу. Но именно она позволила Третьякову продемонстрировать все свои сильные стороны: и виртуозность, и органичное ощущение разных стилей, и разнообразие эмоций, и выносливость. Третьяков был бледным и худеньким, овации публики принимал с трогательным смущением, инстинктивно отступая вглубь сцены. Трудно было поверить, что он только что ошеломлял всех мощным исполнительским темпераментом.

Больше Третьяков не участвовал ни в каких конкурсах: соревноваться или побеждать кого-то не было нужды. Сразу же, одно за другим, последовали концертные турне по всему миру, приглашения от импресарио, записи, съемки, автографы... Он выступал с такими известными дирижерами, как  Курт Зандерлинг, Неэме Ярви, Кирилл Кондрашин. "Перед нами неожиданно оказался скрипач грандиозных масштабов, - писал в 1967 году итальянский критик Бруно Боччья, - описания его исполнительства будут заполнять музыкальную хронику ближайшие сорок лет".

Действительно, в своем основном деле Третьяков оказался столь интересен и содержателен, что писать о нем в разделах светской или политической хроники всегда казалось излишним. Хотя  в свое время выполнил обязательную для своего положения программу: несколько лет он был депутатом Моссовета и делегатом комсомольских съездов.

 

Творчество

Со времен конкурса Третьяков изменился не только внешне - он стал величественным, похожим на былинного богатыря, чьи жесты крупны, весомы, значительны. Еще сильнее изменились его исполнительская манера и суть трактовок.

Начав в ученические годы со скрупулезно-бесстрастного воспроизведения всех авторских ремарок, Третьяков вскоре превратился в одного из самых эмоциональных скрипачей. Он точно следовал нотному тексту, но при этом его игра захватывала драматизмом и грозной стихийностью. На фотографиях 70-х Третьяков напоминает романтического героя - развевающиеся волосы, горящие глаза, мучительно сведенные брови...

Проницательный немецкий критик Манфред Шуберт еще в 1991 году писал: "Хотя Третьяков четко выявил захватывающие драматические кульминации сонат Шостаковича, Бетховена и Франка, в основе своей он скрипач лирических, "тихих" тонов". Но эта основа до поры до времени была глубоко скрыта.

В последние годы "тихие тона", уравновешенность и мудрость проявляются в трактовках Третьякова все отчетливее. Одна из его "коронных" пьес - ностальгический "Вокализ" Рахманинова, которую он раньше играл как жалобную исповедь, доводя особо чувствительных слушателей до слез, сейчас звучит у Третьякова строго и возвышенно, почти бесстрастно, что позволяет оценить и классическую ясность мелодии, и старинную барочную форму.

Богатырская мощь и волевой напор музыканта никуда не исчезли, но теперь они воспринимаются иначе. Бывает ведь не только мощь эмоционального порыва, но и сила значительного высказывания.

Все, кто слушал Третьякова начиная с его первых выступлений, говорят, что именно сейчас музыкант подошел к своему творческому пику. Похоже, это соответствует и его собственным ощущениям. 16 октября на юбилейном концерте  (музыканту исполняется пятьдесят лет) в Большом зале консерватории он намерен впервые исполнить знаменитый концерт Бетховена. К этому исполнению он готовился очень давно, но до сих пор считал себя недостаточно зрелым для столь серьезного сочинения.

Характер

Интервью Третьяков не дает. Разве что в самом крайнем случае, когда никак не удается этого избежать. Его близкие только разводят руками - что поделаешь, он всегда был немногословен, не любит вокруг себя шума и суеты, избегает официальных собраний... Вопросы по делу? Серьезные? Нет, все равно нет.

Хотя, казалось бы, кому как не Третьякову рассуждать о проблемах скрипичной школы - он ведь многие годы ведет мастер-классы во Франции, Германии, Японии, входит в состав жюри престижных конкурсов в Ганновере и Хельсинки, не первый год председательствует на московском конкурсе имени Чайковского...

С незнакомыми людьми держится просто, но фамильярности не допускает. За это его побаиваются, а некоторые подчас недолюбливают. Самая точная характеристика Третьякова - человек дела.  Неопределенности и пустой траты времени он не терпит. Если нужно - умеет себя переламывать. Достаточно  осмотрителен, чтобы не брать на себя лишних обязательств. Расписание концертов у Третьякова настолько плотное, что иногда он проводит дома между гастролями считанные дни или даже часы.

Это не значит, что, кроме скрипки, для него ничего другого не существует. Он прекрасно играет на рояле, увлекается волейболом, лыжами, стрельбой, знает толк в машинах. В своей компании замечательно, в лицах, рассказывает анекдоты. Бывало, на новогодних "телеогоньках" исполнял забавные пьесы, вроде популярного фокстрота "Чай на двоих".

Но порядок и дело - превыше всего. Остальное должно быть четко расставлено по местам и не путаться под ногами. Об этом наперебой рассказывают дочери Третьякова - тринадцатилетняя скрипачка Аня и двенадцатилетняя пианистка Маша:

- С папой мы как за каменной стеной. Если возникает какая-то проблема, например, хозяйственная, он всегда знает, что делать. Когда у него есть время, он помогает нам в музыкальных занятиях. Если у нас сразу получается - он доволен. А если приходится долго объяснять... ну, объясняет, конечно, пока у него терпение не лопнет...

- А если лопнет?

- Тогда смываться надо.

Источник: "Итоги", №23,15.10.1996,