АЛЕКСАНДР АСАРКАН 1930 - 2004 Рубрику «Асаркан» представляет поэт Михаил Айзенберг: Очень трудно объяснить кому-то (даже самому себе) почти магическую притягательность этого невысокого лысоватого человека с неуживчивым характером, мастера молниеносных и весьма болезненных обструкций. Абсолютный вкус и точность реакций? Особое остроумие? Как будто недостаточно для такого сильного, долговременного воздействия и на совсем молодых людей, плотной маленькой толпой ходивших за ним, своим гуру, - и на людей вполне взрослых, сложившихся, даже знаменитых. Он был человек «не как все». Даже в опубликованных статьях Александра Асаркана (известного, уважаемого критика) о театре и кино давала о себе знать та «страсть к маргинальности», о которой пишет в своем очерке В.М.Гаевский. Именно давала знать, - но не проявлялась в полной мере. Ближе всего к этой «полной мере» те тысячи открыток, которые Асаркан ежедневно – на протяжении почти полувека - особым образом изготавливал и отправлял по разным адресам. Гаевский говорит об открытках Асаркана как о «небывалом литературном жанре». Может быть, не только литературном, потому что все по-настоящему новое переступает границу не одного вида искусства, а сразу нескольких. «Новое» сначала пишется на полях, потом переходит в основной текст. Но Асаркан был еще и маргинальным человеком - не только маргинальным автором. Он сделал все возможное, чтобы только там, «на полях», и остаться. Многие видят в этом несправедливое упущение; видят в асаркановских открытках какую-то возможность, не использованную (или не вполне использованную) новым искусством. Именно поэтому мы сразу хотим уточнить: смысл нашего проекта далек от мемориальных соображений. И страшно далек от соображений архивных. Мы всего лишь хотим, чтобы желающие получили представление о еще одном «другом искусстве», где литература, жизнь, способ коммуникации и собственно искусство соединены так, что невозможно отделить одно от другого. Оно насквозь биографично, и новому читателю необходимы какие-то начальные сведения. Нужно что-то знать об этом человеке. Поэтому наш проект начинается с тех воспоминаний, что были написаны друзьями и знакомыми Александра Наумовича Асаркана незадолго до и после его смерти. Но собственно проект – сами открытки и комментарии к ним. Попытка их предъявить, по возможности обходя то обстоятельство, что суть открытки (как особого «объекта») не доступна электронному воспроизведению. Открытки нужно трогать, вертеть в руках. Их нужно самому вынимать из почтового ящика. В работе почты случались иногда перебои, заторы, но зато потом в твоем ящике оказывались сразу две или три открытки Асаркана. Вероятно, так они и должны приходить к тем читателям «Стенгазеты», которые заинтересуются нашим проектом: не кучно, а штучно. Только почтовых ящиков должно быть больше – ровно по числу прежних адресатов Асаркана, присоединившихся к нашей затее. Сколько их, этих адресатов, никто сейчас точно не скажет. Но мы надеемся, что по мере разворачивания проекта прояснится и это число. Статью Михаила Айзенберга "Открытки Асаркана" читайте тут.
Если же застряну в Америке надолго или навсегда – буду, вздыхая, говорить об этом как о некоторой неудаче, и только. Потому что жить в Риме – счастье, но жить в Америке – огромная удача. Хотя смысл жизни в том, чтобы не жить в России.
Остался в труппе и сам Фоменко, он работает теперь с Любимовым, и это вполне естественно, что такой изобретательный, инициативный, неустрашимый молодой режиссер пришелся ко двору в таком изобретательном, инициативном, неустрашимом молодом театре
Если это одноразовое благодеяние – большое спасибо, замечательный журнал, но если вы приняли меня на снабжение – позволю себе нагло заметить, что у меня нет № 2, хотя ещё до выхода № 1 мне его обещал прислать Б. Зингерман.
Правильно, Рим город всех городов, все остальные гуляют где хотят, богатеют и украшают себя как могут, или борются за сохранение своей старины, а он остается на своем месте не богатея и не украшаясь, и в конце концов все возвращаются к нему как домой
Современная форма, легкий удар, возможность получить значительное количество копий, чрезвычайно четкий шрифт, вот особенные свойства этой машинки
Он никогда не позволял себе безответственного отношения к слову, дежурного искажения собственной интонации: журналистская пена, казалось бы, неизбежная примесь подённой работы, удивительным образом не касалась его.