Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

06.06.2007 | Асаркан. Ящик В.Семеновского

Отдел проверки

Я действительно обнаружил это кафе сам, но только для себя

публикация:

Стенгазета


Публикация: Валерий Семеновский



Открытка 1

(А. Свободину, из Чикаго, получена 13.04.1991)

Саша, главный недостаток мемуара о кафе – что не вспомнили про большую панорамную фотографию вечера Окуджавы, сделанную Сашей Капустянским по требованию директрисы, которая хотела, чтобы отчёт об этом вечере был написан кем-нибудь из нас и напечатан в журнале Общественное питание. Он и был написан, но не был напечатан: в журнале сказали (Юре Сваричовскому, который, кстати, и вёл переговоры о вечере, а не я), что об этом кафе они недавно уже писали. Экземпляр фотографии есть (был) у Виктора Иоэльса. Идея «двойного кофе» существовала когда кофейной машины ещё не было, а варили турецкий кофе в «турочках». Называлось Двойной Восточный. Старенький интеллигентный швейцар (кажется, это его и звали Фёдором, только с отчеством, а «молодого бугая» звали Колей, но я уже не помню) был в свои лучшие годы начальником районного угрозыска, его уволили по итогам коллективизации – то ли он плохо её провёл, то ли допустил головокружение от успехов. Соостер рисовал не «что-то», а «хворост» – печенье странной (и всегда другой) формы, которое там давали. Вы, возможно, его (не Соостера, а хворост) уже не застали.

Я действительно обнаружил это кафе сам, но только для себя, и долгое время ничего там не знал. А из МХАТа туда ходили, вероятно, с довоенных времён. Я думаю, именно мхатовцы и воспитали у официанток уважение к тем, кто заказывает только кофе и сидит долго.

Открытка 2

(В. Семеновскому, из Чикаго, получена 13.04.1991)

Спасибо!

Журнал прибыл в пятницу 8 марта. Актёр Володя Паулус, уволенный из «Современника» решением коллектива по жалобе соблазнённых им девиц и не попавший в воспоминания Вали Никулина о кафе, хотя они всегда приходили втроём (третьим был Заманский), когда бывал недоволен, имел привычку говорить: «Ну спасибо тебе, Асаркан». Я потому и поставил в верхней строчке восклицательный знак, что стараюсь уйти от этой интонации, посылая благодарственную открытку Главному Редактору.

Институт главных редакторов был введён Постановлением ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград». До этого они были Ответственными – с дореволюционных времён, когда так обозначали человека, который в случае чего будет вызван в суд. Письма, однако, начинались обращением Милостивый Государь г-н Редактор. Забавно, что в эмиграции и перестройке столь многие увидели возможность стать Главными.

Журнал, конечно, прекрасный и эпохальный, только я думал, что он будет толще и, скажем, НАБЛЮДАТЕЛЬНЕЙ. Из газетного интервью Гл. Редактора можно было заключить, что это

(Приписка слева) По правилам, мною для себя установленным, я должен был подтвердить получение и послать благодарность неизвестному мне Paul Lembersky  в Нью-Йорк. Но поскольку там был вложен адрес фактического отправителя, в Нью-Йорк ничего не посылаю.

Открытка 2 (другая сторона)

будет оазис старомодной интеллигентности. Но тогда не следовало замечать драматургию Боровика и разбирать Superstar в Театре Моссовета, а то получается, что это просто журнал отколовшейся части группы бывших сотрудников «Театра». Одни вспоминают минувшие дни, другие сводят сегодняшние суетные счёты. А в макете предусмотрено, что одни имена (авторов) будут в начале, а другие в конце, хотя если есть хоть малейший след личного мнения, отношения или присутствия («шла я на похороны») – сначала должно быть имя (авторская сноска: подобно тому как письмо начинается с обратного адреса), потом текст. Особенно если он заканчивается не на той же странице. Но всё равно, как выразился Миша Айз.  в открытке, присланной в прошлом месяце, это – событие. Этот номер мне прислали только потому, что я там фигурирую, или я буду получать журнал и в дальнейшем? Во всяком случае о чикагском телевизоре я мог бы написать (если бы мог) только в тот журнал, который читаю регулярно и с макетом которого свыкся. Итак, поздравляю с приобретением собственной жилплощади.

Что же касается меня, то, как бы я к этому ни относился, есть основания надеяться, что этот сюжет коллективом ваших авторов исчерпан. Меня просто больше не к чему приплести. Но как я был прав, когда просил Мишу поставить какое-нибудь Один Знакомый, видно из его передачи «прямой речи» с «быстро плюнул» и «…качался на волнах». Он бы ещё написал «ловил кайф». И всё прочее: «да-да», «самое поразительное в русском языке» – просто какой-то каталог пошлостей, от которых, впрочем, я отрекаюсь не потому что это пошлость, а потому, что она не моя. Что я и предвидел. Если Миша скажет, что это ему так запомнилось, то и я скажу то же: что так запомнилось ЕМУ.

А показывать Чикаго мне уже немножко надоело, потому что у приезжих хватает времени на две-три прогулки (если не на одну), и я обхожу с ними одни и те же места, говоря одно и то же голосом экскурсовода. Но я всё ещё приветствую гостей.

Комментарии к открыткам 1,2. «Московский наблюдатель», театральный журнал, впервые вышедший в свет 6 февраля 1991 года, рождался с оглядкой на предполагаемую реакцию Асаркана. Казалось, «приобретение собственной жилплощади» (с чем он и поздравил нашу «коммуналку») склонит его нарушить зарок неучастия в публичной жизни. Полуобещание обозревать «чикагский телевизор» вроде бы позволяло на это надеяться. Но как бы не так. Откликаясь на каждый полученный номер журнала, он взял на себя обязанности наблюдающего за наблюдателями. Обязанности отдела проверки.

Первый номер открывался материалом «Кузнецкий мост, 9/10» (адрес, хорошо знакомый Асаркану): Наталья Крымова, Юрий Рыбаков и Александр Свободин вспоминали старую редакцию «Театра», где Асаркана привечали и куда он на рубеже 60–70-х привёл одного за другим молодых людей, которых считал возможным рекомендовать в качестве авторов: Льва Смирнова, Зиновия Зиника, и меня.

В том же номере впервые в России (тогда ещё СССР) опубликован фрагмент прозы П.П. Улитина («Татарский бог и симфулятор»), с предисловием М. Айзенберга («Отстоять обедню»), а также «Протокол обыска», произведённого сотрудниками КГБ в квартире П.П. Улитина 7 февраля 1962 года.

Там же – подборка воспоминаний о кафе «Артистическое» (Юрий Айхенвальд, Валентин Никулин, Александр Свободин). В тексте Свободина: «Один из первооткрывателей кафе, лидер этого “броунова движения”, – Саша Асаркан. Грандиозный журналист, человек независимый и гордый». Опрометчивая патетика. Допустив её, Свободин обеспечил себе внушение из-за  океана, обманчиво смягчённое по правилам «стилистики скрытого сюжета»; тот «недостаток мемуара о кафе», который сразу же назван «главным», на самом деле не главнее того, который упомянут в череде поправок и дополнений: «Я действительно обнаружил это кафе сам, но только для себя». В стилистике прямолинейного высказывания это звучало бы так: избавьте меня от всех этих ваших раскладов по поводу общей почвы и судьбы.

Во второй открытке и мне, «Главному Редактору», и Мише Айз. досталось, в сущности, за то же самое. За компанию. За потерю чувства дистанции.

В нарушение авторского требования анонимности мы, хоть и опасаясь выволочки, опубликовали в журнале текст обеих открыток (купировав – как слишком личные - три последних абзаца во второй из них) и воспроизвели, насколько позволяла скверная полиграфия, их внешний вид (под шапкой «Открытки от Асаркана»; «Московский наблюдатель», № 6–7, 1991, с. 18). Решение принималось коллективно: при участии М.Айзенберга, Ю. Айхенвальда, В. Гаевского, А. Чанцева и Е.Шумиловой.

Александр Петрович Свободин (1922–1999), критик; в 1955–1975 гг. работал в журнале «Театр».

Наталья Анатольевна Крымова (1930–2002), критик; в 1958–1972 гг. работала в журнале «Театр».

Юрий Сергеевич Рыбаков (1931–2006), критик; в 1958–1970 гг. работал в журнале «Театр», последние четыре из них – главным редактором.

Все трое, уволенные из «Театра», в 1990–1998 гг. – члены редколлегии «Московского наблюдателя».

Владимир Владимирович Паулус был актёром «Современника» с 1958-го по 1966 год. Так же как Валентин Юрьевич Никулин и Владимир Петрович Заманский, он стал завсегдатаем кафе «Артистическое» ещё учась в Школе-студии МХАТ, расположенной там же, в Камергерском.

Каким образом «именно мхатовцы воспитали у официанток  уважение к тем, кто заказывает только кофе и сидит долго», – вопрос. Если у студентов Школы-студии денег хватало только на кофе, то у корифеев – Массальского, Ливанова, Грибова – входило в обыкновение пропускать рюмашку, торопясь на репетицию или на спектакль. Известен случай, когда в антракте «Кремлёвских курантов» Грибов перебежал из МХАТа в «Артистическое» в портретном гриме Ленина и, вызвав столбняк у посетителей и тех же официанток, потребовал свои сто грамм.

Открытка 3

(«Московскому наблюдателю», из Чикаго, 18 июля 1991)

Бандероль с №№ 3 и 4 благополучно прибыла в четверг 18 июля. (Авторская сноска: «по четвергам некоммерческое публичное телевидение показывает британские детективы в программе, названной Mystery!  А в этом ресторане я гулял с московским гостем Ю. Манном.) Если это одноразовое благодеяние – большое спасибо, замечательный журнал, но если вы приняли меня на снабжение – позволю себе нагло заметить, что у меня нет № 2, хотя ещё до выхода № 1 мне его обещал прислать Б. Зингерман.

The Parthenon has been a Top Award Winner for years. We have received awards not only for our excellent food, but for our unique and frendly atmosphere. Try one or a…

Комментарий к открытке 3. Характерный приём Асаркана: текст открытки включает в себя, присваивает и травестирует чужое, как бы случайно подвернувшееся сообщение. Ради этой «уникальной и дружественной атмосферы» (часть фразы подчёркнута от руки) набранная типографским способом реклама ресторана подвергается остранению, а не устранению, и служит таким образом косвенной аргументацией впечатления о журнале. Впрочем, личное впечатление, проступающее сквозь пафос навязчивой близости ресторана и Парфенона, несёт в себе, наряду с поощрительным, и предостерегающий мессидж. А после «Try one or a…» сообщение обрывается, замазывается штрихом: недвусмысленность, обязательная для рекламных акций, «дружественной атмосфере» может и повредить.

Юрий Владимирович Манн – историк литературы.

Борис Исаакович Зингерман (1928–2000), историк театра, первый редактор Асаркана в журнале «Театр», адресат его открыток на протяжении сорока лет.

Открытка 4

(Редакция журнала «Театр», из Чикаго, дата отправки неразборчива; дата получения 22.12. 2000)

С Новым годом!

Массовые журналы («супермаркетные таблоиды») ничего не сообщают о своих авторах, но журналы серьёзные, где авторы выступают от своего имени и отвечают за своё имя, непременно в каждом номере указывают who's who, повторяя эту информацию (иногда с новыми деталями) как бы часто данный автор ни печатался. Можно уложиться в колонку. Но экономить на этом не следует – не пожалейте и полной страницы. Автор, как и метафора, не собака, прошу заметить. Без него голо, старик, голо.

Комментарий к открытке 4. Журнал «Театр», прекративший своё существование в 1994 году, был возобновлён в 2000-м силами «Московского наблюдателя», в свою очередь переставшего выходить в августе 1998-го: дефолт. Начиная с первого номера 2001 года, в «Театре», разумеется, появилась рубрика «Коротко об авторах».

Открытка 5

(Журнал «Театр», Семеновскому, из Ленинграда, 3 декабря 1979)

Комментарий к открытке 5. В 70-е годы генералитет либеральной критики ездил в Ленинград исключительно к Товстоногову, на премьеры БДТ – Большого драматического театра. Новых режиссёров наши либералиссимусы, как правило, не замечали. В отличие от молодёжи журнала «Театр». К новостям с «ленинградского фронта» Асаркан проявлял любопытство. В частности – к появлению «братьев и сестёр», знаменитого актёрского курса, которым руководили Аркадий Кацман и Лев Додин. Часть выпускников этого курса осенью 1979 года была принята в труппу МДТ – Малого драматического театра, где полуопальный в ту пору Додин служил очередным режиссёром. Адресованная мне вырезка из газеты, извещающая о некоторых намерениях МДТ, – знак сочувственного внимания к моему товарищу, с которым Асаркан лично не был знаком.

Открытка 6

(Семеновскому, из Москвы, не позднее  сентября 1980)

КОРМЧИЙ. Религиозно-нравственный народный журнал. 1893. № 48. Москва. Большая Ордынка. Приход церкви Всех Скорбящих. Редакция в квартире протоиерея Ляпидевского.

О светской жизни отца Иоанна Кронштадтского.

В сущности – что вносит театр в сердца человеческие? Дух этого века, – дух праздности, празднословия, пустословия, смехотворства, хитрости и лукавства, дух гордости, чванства, а никому нимало доброй нравственности не дают. Сочинители пьес и актёры передают народу то, что имеют в себе сами, свой дух, ни больше, ни меньше.
Горе тому обществу, в котором много театров и которое любит посещать театры!

(Перпендикулярно – типографский текст к изображению на обороте)

ГОГОЛЕВСКИЙ БУЛЬВАР. ДОМ В ТРИ ОКНА

На бульваре, по которому любил гулять Н.В. Гоголь и который ныне носит его имя, сохранилось несколько современных писателю построек. Таков дом № 13 – одноэтажный, уютный, в три окошка по фасаду, характерен для первых десятилетий после пожара Москвы 1812 года. Под зелёной кроной сплетающихся старинных лип, рядом с многоэтажными соседями, строение кажется особенно небольшим, но именно такие дома – свидетели времён Пушкина и Гоголя, Тургенева и Толстого – придают бульварам дорогую сердцу каждого москвича неповторимость.

Комментарий к открытке 6. Открытка получена (незадолго до его отъезда в эмиграцию) после нашей совместной прогулки – по видимости бесцельной, по сути целенаправленной. Шли от «Недели» по Тверскому бульвару до Никитских ворот, где и разошлись: он продолжил свой путь по Гоголевскому, а я повернул на Герцена, к журналу «Театр». Наставительный смысл послания заключается в том, что, двигаясь по направлению к «Театру», и только туда, впору утратить «дорогую сердцу…неповторимость», примером которой здесь выступает Гоголевский бульвар. Дополнить комментарий уместно умозаключением Поля Валери, с которым Асаркан очевидно солидарен: «Вжиться – значит облечься в неполноту».











Рекомендованные материалы