13.06.2007 | Статьи Александра Асаркана

Как любить ребенка

В театре все можно

Текст: Александр Асаркан

Мы продолжаем публиковать статьи Александра Асаркана в "Театре". В этот раз - статья 1966 года "Как любить ребенка".

Московским зрителям известны два спектакля режиссера Петра Фоменко. Оба – инсценировки книг: «Микрорайон» Л. Карелина в театре на Таганке и «Король Матиуш Первый» Януша Корчака в Центральном детском. Первый спектакль поставлен на Таганке «еще до Любимова», а когда там началась новая эра, «Микрорайон» оказался в числе того немногого, что нашли возможным сохранить. Остался в труппе и сам Фоменко, он работает теперь с Любимовым, и это вполне естественно, что такой изобретательный, инициативный, неустрашимый молодой режиссер пришелся ко двору в таком изобретательном, инициативном, неустрашимом молодом театре. Несколько сложнее обстоит дело с Янушем Корчаком, автором книги про короля Матиуша.

Фоменко – талантливый режиссер. О Корчаке как-то трудно сказать, что он талантливый писатель, по крайней мере в обычном понимании «художественной литературы». Корчак (его настоящее имя – Генрик Гольдшмит) был детским врачом и педагогом. Еще до первой мировой войны он работал в благотворительном приюте для еврейских детей-сирот, после войны организовал еще один детский дом, писал он в те годы мало, больше возился с детьми, а когда началась вторая мировая война и в Варшаву пришли немцы, Корчака со всеми детьми сначала перевели в гетто, а потом увезли в лагерь уничтожения, где и уничтожили – уничтожили детей, а Корчаку предложили остаться в живых, но он, естественно, не захотел и погиб как дети. В современной Польше «старый доктор» Януш Корчак – национальный герой и величайший авторитет в педагогике, а недавно в его честь была выпущена почтовая марка, и на марке вместо портрета – одна из картинок художника Ежи Сроковского к «Королю Матиушу»: та, где маленький Матиуш въезжает в свой город на белом коне после победного окончания войны Скоро у нас выйдет книга избранных педагогических сочинений Корчака. Его главное произведение – трактат «Как любить ребенка». Пока же у нас есть лишь три повести Корчака, объединенные в книгу «Когда я снова стану маленьким», и первый том «Короля Матиуша» в роскошном подарочном издании, выпущенном в Польше на русском языке. Красота этого издания сыграла большую роль в судьбе спектакля, поставленного Петром Фоменко.

Этот спектакль вдохновлен горячей и благоговейной любовью к Янушу Корчаку. Но по содержанию и сценической трактовке он воспринимается как инсценировка иллюстраций польского художника Е. Сроковского и одного абзаца из предисловия Веры Смирновой к детгизовскому сборнику «Когда я снова стану маленьким». Вот этот абзац:

«Повесть о маленьком короле Матиуше, конечно, сказка, забавная и грустная в одно и то же время. Но что совершенно реально в этой сказке – это ребенок, его внутренний мир, его взгляд на людей и на жизнь, его мысли и чувства. Ведь ребенок видит мир по-своему, многого не понимает, а многое понимает своеобразно. Матиуш чист, искренен, откровенен, ему чуждо лицемерие, он боится лжи, жаждет справедливости. И в переживаниях и мыслях Матиуша безусловно много автобиографического. В то же время в этой сказке даны типические детские характеры, и дети перестраивают жизнь согласно своим представлениям о правде и справедливости».

Не только ребенок, но и каждый человек на свете видит мир по-своему, многого не понимает, а многое понимает своеобразно. А когда вы размышляете, что было бы, если бы вы были не вы, и как бы вы поступили, если бы могли делать все, что захочется, – это не значит, что вы сочиняете сказку. Это совсем другое. Эта повседневная житейская необходимость. Книга Корчака открывается не цветной картинкой, а фотографией, изображающей автора в детстве. «Итак, – говорит автор, – когда я был такой, как на этой фотографии, я сам хотел совершить все, о чем тут написано. Но потом забыл, а теперь стал уже стар. И нет у меня ни времени, ни сил, чтобы вести войну и ездить к людоедам». Чтобы не выставлять напоказ свое разочарование, автор говорит, что он просто забыл, как хотел быть королем. Но он не забыл. У него не получилось. Хотя отчасти и получилось: Корчак был королем или президентом детей в своем сиротском доме, и то, что известно нам о тамошних распорядках, было осуществлением или даже развитием программы Матиуша-реформатора.

«Король Матиуш» – серьезная научно-познавательная книга для детей младшего возраста о механизме социальных проблем. Как что устроено в человеческом обществе, почему некоторые не вполне справедливые вещи неизбежны и даже нужны, с чем надо считаться, чего остерегаться и, главное, что нужно попробовать сделать, когда придет ваш черед быть королем. В книге объясняется, что такое этикет, внешний заем, тирания, парламентская система, регистрация писем в канцелярии... «Ведь не о забавах же следует писать в книге о короле-реформаторе». «– Хуже всего то, что у меня нет своего порта, – жаловался Матиуш, – и мне чинят препятствия с перевозкой золота».

Дети бывают разные. Один играет в то, как он будет королем, и при этом представляет себе только декоративные подробности; как он сидит во дворце, и все замерли в поклоне, – а другой, играя в короля, подсчитывает, что если король прикажет выдать всем детям страны по шоколадке, то кондитерским фабрикам придется делать такое количество шоколада две недели, и неделя уйдет на доставку во все концы государства... Итак, раздача шоколада назначается через три недели. Кстати, когда возникнет вопрос об издании детской газеты, обнаружится, что «тогда не все дети получили шоколад, потому что в деревнях служащие сами его съели, и дети даже не знали, что им полагается шоколад, и все это потому, что у них нет своей газеты». Как говорил Евгений Шварц, в сказках все это гораздо проще.

Книга Корчака написана с сугубо практическими целями. Можно дарить ее ко дню рождения, раз она так красиво издана, но правильнее было бы ввести ее в программу какого-нибудь класса начальной школы и проходить в течение учебного года как элементарный курс обществоведения. А можно ли разыграть ее в театре? Можно. В театре все можно. В инсценировке Т. Саркисовой и П. Фоменко и в постановке П. Фоменко разыграно, однако, нечто совсем другое.

Для серьезного, занятого своим делом и своими мыслями человека нет ничего хуже, чем стать любимцем публики. Сначала кажется, что чем же это плохо – ведь публика теперь тоже заинтересуется этим делом и этими мыслями. Но нет. Любящая публика действительно разносит по свету некоторую информацию о Деле и о Мыслях, но сбивчиво, поверхностно, второпях, в самых общих чертах, потому что главное для нее, конечно, сама любовь, переживаемое чувство, текущий эмоциональный момент.

Мы попадаем в мир упрощений и горячего проявления совершенно одинаковых чувств по совершенно несхожим поводам, лишь бы у них был общий ключевой признак, заметный на расстоянии. Это тоже дает свои положительные результаты, поскольку увлечение всякой модой облегчает выбор пути и пробуждает творческие намерения даже в нетворческих натурах («пленной мысли раздраженье»); увеличивается число пишущих, говорящих, спорящих, появляется русло, куда могут вливаться ручейки, которые иначе засохли бы от невозможности во что-нибудь впасть. Но река, которая при этом получается, уже не так чиста и прозрачна, как родник, из которого она началась. Воды ее не столь целебны.

В наше время любимцем публики стали дети. Серьезные и несерьезные, занятые своими делами и мыслями. «Любимец» тут в единственном числе, потому что детей много, а предмет любви оказался один. Чистое Существо, Которое Лучше Нас. По-видимому, это послевоенное увлечение. Эпоха наломала дров, бог знает чего наделала, но кто ее осудит? Кто сам без греха? И тогда судейской трибуной стали ясные глаза ребенка, который уже тем хорош, что его тогда не было, да и сейчас все равно что нет. Реализованная в массовом варианте, идея Чистого Существа стала нарядной игрушкой для послеобеденных пасторалей: галантные маркизы умилялись тихой жизнью скромных поселян и, просветленные, возвращались потом к придворным интригам. Конкретный мир ребенка по своему разнообразию мало чем отличается от мира взрослых, поэтому вдаваться в него – значит приземлить возвышенное чувство. В конце концов, нужен не столько ребенок, сколько антивзрослый. Плюс Светлое Обаяние. На этом уровне восприятия Сэлинджер, Сент-Экзюпери и Корчак – одно и то же; дети – это маленькие принцы над пропастью во ржи, и вот один из них стал королем Матиушем.

Этим общим увлечением с его благородной неопределенностью я и объясняю такой способ ставить на сцене «Короля Матиуша», при котором режиссера не интересует то, чем озабочен его герой. Возможны, наверно, и другие объяснения, например «ошибка», «неудача», но мое объяснение лучше, потому что речь идет о талантливом человеке и профессионале в хорошем смысле слова; в спектакле есть своя последовательность и завершенность, единство намерения и воплощения, и все, что Фоменко хотел сделать, он сделал безошибочно; в его творческой биографии это именно удача, получающая, кстати, признание на каждом представлении: успех налицо. Но это успех красивых картинок к непрочитанной книге.

Между тем начинается спектакль Фоменко так, как ему и следует начинаться: на сцену выходят дети и просят взрослых покинуть зал, потому что в спектакле будут вещи, для них, взрослых, неподходящие. Это слова из предисловия Корчака: «Взрослые не должны читать мою повесть, потому что в ней есть главы для них неподходящие, они не поймут их и будут высмеивать». Правильно, такие главы есть. Корчак это сказал без всякого кокетства. Взрослые любят смотреть на детские игры, но недолго. «Поиграли, и хватит. Иди спать». Но если стул – это самолет, то нельзя прекратить игру, пока он не приземлится. А там, внизу, море. Пока долетишь до места, родители взбесятся. У короля Матиуша жизнь течет без вмешательства волшебной палочки, а естественным порядком. Очень много подробностей, обо всем надо подумать. Взрослым это утомительно. Большинство известных мне взрослых читателей книги Корчака отдают ей должное, но считают «все-таки скучноватой». Но хотел бы я знать, что неподходящего для взрослых в изящных, стремительно сменяющихся эпизодах спектакля? Они еще никогда не получали такого удовольствия. Так что пролог говорится здесь для красного словца. Режиссер мог взять из Корчака только то, что ему интересно, и никто бы слова не сказал. Но этим прологом он заявляет себя соучастником автора. Именно пролог заставляет оценивать спектакль в сравнении с книгой, а не «по законам, им самим над собой поставленным».

В спектакле ЦДТ король Матиуш – так его и играет М. Куприянова – это невинное создание без определенных занятий. У него нет никаких серьезных дел, он не думает о благе своей страны (в смысле – не проявляет никакой озабоченности), а только Задает Мучительный Вопрос – как пишут в газетных очерках, «удивленно смотрит на мир широко раскрытыми глазами ребенка». Его окружают черные негодяи-министры, заимствованные с польской иллюстрации, когда они вороньем окружают ложе умирающего старого короля. В книге они очень интересные: брюзгливые бюрократы, но не злодеи; Матиуш хотел было отнестись к ним так, как П. Фоменко, но «с того времени, когда начал по-настоящему управлять, он жил с министрами в согласии, охотно слушался их советов и многому от них научился». В спектакле же они только поют какой-то эстрадный куплет в сатирическом духе. В спектакле вообще то и дело проскальзывают приемы, именуемые на театральном жаргоне «элементами сатиры». Находя режиссерский замысел П. Фоменко поверхностным, я все же не допускаю мысли, что он к тому же еще и сатирический. Было бы совсем некстати. Очевидно, это получилось само собой, по привычке к «элементам».

Образ Матиуша и материал книги Корчака не только дает возможность, но и предполагает, что будет рассмотрено и обдумано (хотя и не решено до конца), как устроить по справедливости жизнь детей между собой и со взрослыми. Инсценировке подлежат прежде всего действия и решения маленького короля. Такой случай выпадает не часто: устроить зрелищный, полный событий и приключений интеллектуальный театр для детей не «от 6-го класса», как значится сейчас на афише, а, пожалуй, уже от третьего. И превратить зрительный зал в «детский парламент».

Режиссера это не увлекло. Он подошел к делу с позиций тех взрослых, которых Корчак просил не читать его повесть. Отобрал несколько наиболее привлекательных для театрализации картин и начал их разрабатывать. Вот два мальчика едут на фронт с эшелоном, которым командует уморительный поручик (поручик просто чудесный – это В.Ованесов). Вот Африка, выдержанная в «блюзовых тонах» экзотическая Африка. А теперь заговор министров. При наличии богатой режиссерской фантазии, талантливого художника Э.Змойро и действительно замечательного композитора М.Осокина с хорошо тренированными актерами и с широким использованием технических эффектов (из которых наибольшее впечатление производят звуковые) обязательно получится что-нибудь колоритное, пластичное, образное – ну, и не без смысла. Ребенок с широко раскрытыми глазами, жаждущий добра и всего хорошего, сталкивается с силами зла в этом жестоком холодном мире. Чего ж еще. Да, а еще мы не любим предательства и лицемерия. Значит, реб. с шир. раскр. гл. сталк. с с. зла, лицемерия и предательства. Теперь все.

А тем временем Матиуш, сидя в тюремной камере, говорил тюремщикам:

– Прошу снять с меня кандалы, потому что они тяжелые и ранят мне ноги.

«Кандалы не ранили Матиуша, так как были даже слишком свободны. Но Матиуш хотел предстать перед судом изящный и стройный, а не так, чтобы у него под ногами путались смешные цепи... И Матиуш поставил на своем: ему заменили тяжелые железные кандалы тонкими золотыми цепочками». Ишь ты. Это, знаете, слишком по-королевски... или уж чересчур по-детски. Не подойдет. Дело идет уже к трагической точке. Эта точка – маленькая одинокая фигурка на опустевшей огромной сцене и потом портрет Корчака – в самом деле прекрасна. Как и пролог, о котором мы упоминали. Начало и конец. Обложка книги. Она замечательно удалась, потому что у Петра Фоменко было верное общее ощущение этой книги. Это ощущение он и поставил. Добавив к тому же яркую театральность.

Единственное, чего он не сделал – он не помог Матиушу провести его реформы. Но они все равно были обречены на провал.

 

Источник: Театр, № 1, 1966,