Авторы
Рисунок Никиты Алексеева. MEMORY ROWS *** РЯДЫ ПАМЯТИ Рубрика Никиты Алексеева: Наверно, это воспоминания – по жанровым признакам это так, тем более, что я пытался быть как можно более верным действительности. Сразу прошу прощения: у меня плохая память на даты и имена, кое-что наверняка оказалось искаженным. Кроме того, это избирательные мемуары. Я отдаю себе отчет в том, что моя жизнь не так уж богата событиями и встречами с гениями. Тем не менее, мне повезло: и время разворачивалось рядами удивительных образов, и поразительных людей, а иногда и гениев я встречал, и при этом не все хочется помнить, не о всем говорить. Я буду счастлив, если мое очень частное свидетельство о бывшем может оказаться интересным и полезным кому-то. А для меня это прежде всего еще один способ не перестать интересоваться искусством и жизнью. В 2004 я нарисовал "комикс" высотой 70 см и шириной приблизительно 55 метров под названием Final Cut, в котором попробовал "вспомнить все" при помощи рисования и сопутствующих текстов. Раскатал это кино на полянке недалеко от Клязьмы и предложил съехавшимся на представление вырезать те куски моей жизни, которые им понравятся. Этот текст – продолжение "комикса" про "Окончательный монтаж", но в основном при помощи слов. А слова – их читать можно по-разному. И ампутировать можно то, что захочется. Так что это – художественный проект. Хотя бы потому, что публикация текста книжного свойства, предполагающего постраничное устройство, в Интернете, смысл которого – моментальная и стереоскопическая вибрация сейчас и здесь – абсурдна. Еще раз прошу прощения: старое-старое мнение "credo quia absurdum est" мне представляется одним из немногих, близких к истине. И насчет названия. Когда-то давным-давно меня изумила песня Боба Дилана "Desolation Row", "Ряд отчаяния". Жизнь – это торговые ряды, где не то ты кому-то что-то пытаешься продать, не то тебя стараются осчастливить тем, что вовсе не нужно. Но вдруг безнадежность экзистенциальной экономики разбивается неизвестно с какой стати свалившимся счастьем. Жизнь расцветает розой, и монотонных рядов больше нет. Прошлое больше похоже на цветок, а не на крытый колхозный рынок, я же – нечто вроде не то соловья, не то ворона, не то воробья, влюбленно порхающего вокруг. РУБРИКА ЗАКРЫТА
Монах, осатанев от афонского благочестия и зная, что Париж – гнездилище порока, спер деньги из монастырской кассы и отправился в Париж с точной целью – блудить. Узнав от меня Танин адрес, он явился к ней с охапкой бутылок.
Тогда я еще не знал, что в Кельне никто не удивляется довольно крупным зеленым попугаям, столь же обычным там, как воробьи. Дело в том, что во время войны попугаи разлетелись из кельнского зоопарка, расплодились и разлетелись по округе.
Картины привезла с оказией в Москву наша общая знакомая. В Шереметьево таможенники заинтересовались, что за груз, потребовали распаковать. И отшатнулись от жуткого запаха кошачьей мочи. То же произошло с реставраторами и хранителями в Третьяковке
Русская эмиграция от Анатолия пришла в восторг – еще бы, герой, пешком от большевиков ушел! Ему выправили справедливый статус политического беженца, это было не очень просто: Анатолий, того не зная, нарушил европейское законодательство...
Мы катались по безлюдным темным улицам, уехали в пригороды, нас остановили полицейские, но почему-то отпустили. Тем более странно, что у Хвоста был только нансеновский паспорт апатрида, а у меня бумажонка из полицейского участка.
Напротив входа в его жилье стояла странная женщина – огромного роста, с очень толстыми икрами, переминалась на каблуках-шпильках. Люк ей сказал: "Salut, Michel" и объяснил – это старожил, таких travelots уже и не осталось почти.