Рисунок Лизы Ольшанской . Рубрику ведет Ирина Щербакова - руководитель молодежных и образовательных программ Мемориала: Больше шести лет назад «Мемориал» вместе с еще несколькими организациями объявили первый всероссийский конкурс исследовательских работ для старшеклассников «Человек в истории. Россия – ХХ век». Мы стремились стимулировать подростков заняться близкой историей, историей того, что их окружает. Сквозная тема конкурса – судьба человека, судьба семьи на фоне двадцатого столетия, и это прежде всего постоянные перемещения и скитания – по своей, но гораздо чаще по чужой воле – по российским пространствам. Примечательно, как распределяются темы по карте страны. У каждого региона свои болевые точки и своя культурная память. У коренных питерцев – часто возникает тема блокады. В республике Коми большая часть населения – потомки ссыльных или бывших заключенных, в их памяти важнейшее место занимает история ГУЛАГа. Юг России – две доминирующие темы: голод и расказачивание. Из Бурятии идут работы – об уничтожении буддийских храмов и об их восстановлении. Из Калмыкии – о депортации калмыцкого народа. На примере конкурсных работ можно проследить, как переплетается общая национальная память с памятью региональной. Но сквозная тема – это история крестьянской России, и число таких работ не уменьшается. В 2005 году главной темой конкурса стала тема «Человек и война. Цена победы». Более 1,5 тысяч работ, пришедших на шестой конкурс, показывают картину Отечественной войны глазами нынешних 15-18-летних. Они – последнее поколение, у которого еще есть возможность соприкоснуться с живыми носителями коммуникативной памяти. Большая часть участников конкурса – школьники из небольших российских городков, поселков, деревень. Их деды и прадеды – те самые рядовые, из которых сложились миллионные цифры военных потерь. Большинство историй, записанных ребятами, рассказывают о жизни в тылу, в оккупации, об эвакуации, о бегстве, о разбомбленных эшелонах, о потопленных баржах. Это истории пленных и угнанных в Германию; это крайне тяжелая правда о партизанском движении, рассказать которую не берутся сегодня и взрослые историки; это картины непосильного, фактически принудительного труда и постоянных репрессий в тылу – то есть все то, что жило в народной памяти, хотя и вытеснялось из официальной памяти вплоть до 90-х годов. В Стенгазете мы будем публиковать лучшие конкурсные работы и прежних лет, и нынешнего года. Все они печатаются с большими сокращениями. Подробнее о конкурсе можно прочесть тут. Подготовка текстов - Виктория Календарова
Жизнь стала бы улучшаться, вернулись бы уехавшие – какие радостные встречи! Сколько работы было бы после войны! Налаживалась бы жизнь! Какое это было бы счастье! Америка помогла бы продовольствием и другими товарами! А блокада Ленинграда была бы снята! Даже это было бы так много! Но… что-то не получается ничего! – Нет, если бы кончилась война! Какое это было бы счастье!»
«Вообще много глухого раздражения вызывает привилегированное положение группки руководителей по сравнению с бытовыми условиями рядовых работников, особенно их питание. Большего неравенства, чем сейчас, нарочно не придумаешь, оно ярко написано на лицах, ... когда рядом видишь жуткую коричневую маску дистрофика-служащего, питающегося по убогой второй категории, и цветущее лицо какой-нибудь начальственной личности или “девушки из столовой”»
Среди блокадников практиковался обмен продуктов. Оказывается, за этот обмен следовало наказание, но не тем, у кого были лишние продукты, а тем, кто в них остро нуждался: «Я совсем разделась: обобрали спекулянты, за килограмм хлеба я отдала шерстяное зеленое платье. Да еще заплатила штраф 50 рублей, когда милиционер свел меня в пикет, за свое платье была наказана, потому что меняла. Ах, как было обидно!»
«Вот ведь уже год, как блокада Ленинграда и живем страшной жизнью. У меня всё потеряно, а главное мама, умершая весной, не выдержала бедная, погубила ее жизнь. Обидно, что дожили до весны, когда стало теплее, светлее, поспела травка, как меня выручила лебеда, сколько я ее ела и собирала и покупала, ела целыми кучами в разных видах: щами, тушеной, вареной, лепешками и что только я не придумывала…»
Страх от войны остался у Нилы на всю жизнь. Поэтому, когда муж спросил ее, где она хочет жить: на Украине в городе Белая Церковь или в Сибири в городе Новокузнецке (на его родине), она не задумываясь выбрала второе. Не хотела, чтобы ее дети знали, видели, что такое война. Страх всё еще с ней, но сейчас она боится не за себя, а за своих детей, внуков, правнуков
Вера Ананьева Клосинская вела специальную тетрадку, где записывала имена убитых, даты смерти и места захоронения. Ведь эта информация впоследствии могла быть полезна семьям убитых. Делать это приходилось крайне осторожно, ведь если бы кто-то заметил, что женщина занимается таким делом, ее постигла бы печальная участь.