21.02.2019 | Нешкольная история

По страницам блокадного дневника. Часть 2

Свидетельства очевидца

Блокада принесла в город не только разрушения и голод, но и постоянные болезни. Из записей видно, что понос, дистрофия, цинга – были главными болезнями ленинградцев: «Понос продолжился, вот уже 5 день, началось с того: Д. Т. и я пилили дрова, на дворе, потом накололи и я стала носить…»

Дистрофией болело большинство ленинградцев. Вот как автор дневника пишет об этом 19 декабря 1942 года: «Целую неделю у меня был понос, ноги после него плохо ходят. А тело дистрофия».

В этот же день вновь пишет о болезнях:

«Сердце нехорошее – нужен сахар и масло, а их слишком мало. Этот раз пришлось взять конфетами, шоколаду не было, жаль! Зато все 300 гр. сладости на 10 дней, а шоколад был 80%, зато больше пользы, чем при дурандовых и соевых конфетах на сахарине».

22 января 1943 года: «Ложусь спать в 9 часов, надо выспаться. У меня насморк и кашель. Каждое утро болит голова».

Видимо из-за ослабления организма зубы у блокадницы стали настолько слабыми, что их можно было сломать о шоколад. Об этом она пишет 21 марта 1943 года: «Очень болят конечности рук и ног, цингостные. Сломались два передних зуба, откусывая шоколад. Огорчение! Надо вставлять – а нет времени».

В блокадном Ленинграде работали больницы. В дневнике есть запись о том, что двух знакомых положили в больницу: «Киселева легла в больницу – дистрофия у нее в сильной степени. 13 февраля отправили Д. Г. в больницу, очевидно воспаление легких. Кашлял ужасно и очень плохо выглядит» (21 февраля 1943 года).

10 декабря 1942 года снова запись о болезнях: «Говорила по телефону с Женей, она мне сообщила о матери, у нее удар, теперь, она, очевидно, надолго застрянет в больнице, это то и хорошо, дома нельзя жить, вода замерзла в комнате».

Несмотря на блокаду и голод в Ленинграде продолжалась торговля: «Зашла в комиссионный магазин и о радость, продана скатерть сурового полотна валдайчной вышивки, получу 80 рублей, а продано за 800 рублей», 7 ноября 1942 года. В феврале 1942 года было открыто дополнительно 8 комиссионных магазинов, 28 скупочных пунктов и 10 магазинов реализации подержаных вещей.

Видно, что комиссионные были востребованы – для многих ленинградцев они стали важным средством выживания: «Надо съездить за деньгами в комиссионный магазин, если что-нибудь продалось, оттуда на рынок, купить овощей, хочу сейчас постирать, притащила свой таз» (28 ноября 1942 года).

И снова о комиссионном магазине:

«С продуктами плохо, видно Ладога тает! Скорей бы навигация открылась! Наши завтраки, обеды, и ужины стали голодные и даже шпрот нет! ... Купила сегодня 200 гр. жиру кокосового за 200 руб. продав ножи и вилки столовые за 249 руб., на руки 204 р. в комиссионном магазине» (27 марта 1943 года).

Пишет, что никому не нужна мебель: «Вещи, летят за граммы и нужные и ненужные, и хорошие и хлам, а обстановку не продать, ее даром много, в особенности кроватей, целые изгороди устраивают, огораживая огороды, или разбомбленные или сгоревшие дома» (27 марта 1943 года).

Среди блокадников практиковался обмен продуктов: «Я очень нуждаюсь в крупе, подговорила одного военного, но он что-то не пришел, а хотел за пол-литра водки дать 3 кг. крупы…» (28 ноября 1942 года).

Оказывается, за этот обмен следовало наказание, но не тем, у кого были лишние продукты, а тем, кто в них остро нуждался: «Я совсем разделась: обобрали спекулянты, за килограмм хлеба я отдала шерстяное зеленое платье. Да еще заплатила штраф 50 рублей, когда милиционер свел меня в пикет, за свое платье была наказана, потому что меняла. Ах, как было обидно! А мама в это время лежала, ноги распухли, и я была по бюллетеню из-за дистрофии, слабости сердца – ходила и качалась, один скелет с провалившиеся грудью» (6 ноября 1942 года).

День рождения блокадницы – 1 апреля – оказался невеселым. «Вот опять неделя проскочила, а там и 1 апреля – День моего Рождения. И для чего было мне родиться, только на муки и разочарования. Ну, да уже 48 лет, а там и конец скоро, да можно и ускорить» (27 марта 1943 года). В 1943 году ей исполнилось 48 лет, значит, родилась она в 1895-м.

«Итак, сегодня день моего рождения! Контрасты жизни в особенности сегодня ощутимы! Какой это был день! Цветы, конфеты, торты и другие подарки. Улыбающиеся лица моих родителей – где Вы!? Улыбающиеся лица поздравляющих и гостей – большинство – где Вы?! Один ужас, кошмар! Содрогание! Но – мужаюсь и стараюсь гнать эти мысли» (1 апреля 1943 года).

И всё же ее знакомая, несмотря на голод, подарила ей подарок:

«Сегодня получила подарок от А. Н. Она питается очистками разных овощей, шкурок, лука и делает из этого вкусные лепешки. Подарила мне 7 шт. вместо торта и подарила еще литр рыбного супа из жабр и др. очистков рыбы, который ей дал повар из части. Часть стоит в нашем разбомбленном клубе, где дворник… Сейчас разогрею рыбный суп и поджарю ее лепешки и будет у меня “рожденный ужин”» (1 апреля 1943 года).

Кажется, что в таких нечеловеческих условиях, люди должны бороться за выживание и в первую очередь заботиться о себе. Но из дневника видно, что ленинградцы, несмотря ни на что, помогали друг другу. Вот как автор дневника пишет о взаимопомощи 6 ноября 1942 года: «Мне мои служащие хотят помочь: маляр вставит фанеру, навесит рамы и замажет…»

Ленинградка сочувствует знакомым, которые, как и она, оказались в тяжелых условиях блокадной жизни. Об этом пишет 10 декабря 1942 года: «Навестила Т. Маню, оказывается еще не эвакуировали, живет одна в квартире, точнее в холодном окружении, боится, что больше такой жизни не выдержит и придется уехать в январе». И снова сочувствие в записях от 28 ноября и 10 декабря 1943 года: «А Женя, там дома одна, в мороз, во тьме! Сердце кровью обливается, как подумаю о ней! Многие в таком положении!».

1 апреля 1943 года пишет о другой своей знакомой: «Бедная как она живет. Я у нее сегодня была. Жуткая комната, холодная, сырая, она еле починила ее, нет у нее физических сил. Питается она на рационе и вот очистками».

И вместе с тем в дневнике есть запись, полная горечи: «Медленное умирание страшнее всего, а люди бездушны, каждый думает только о себе и спасается по-своему, кто понахальней, понапористей, пожуликоватей, поэнергичней – вылезут – не мытьем – так катаньем, а “слабые” – т. е. порядочные люди – им смерть или мука!» (7 ноября 1942 года).

Самое тяжелое время в блокадном Ленинграде – зима. Чем холоднее становилось, тем труднее было работать и жить.

Блокадница со страхом пишет о предстоящей зиме, вот запись от 14 ноября 1942 года:

«Всех так пугает перспектива второй военной зимы! Да вот она уже и началась эта зима! И с такими холодными ветрами. Что делать!!!!!»

Продовольственные карточки были введены еще до начала блокады, 18 июля 1941 года, норма составляла 800 граммов хлеба. Всего имело место пять снижений норм, последняя – рабочим 250 граммов, всем остальным – 125, выдавалась с 20 ноября по 25 декабря 1941 года и привела к резкому скачку смертности от голода. За декабрь 1941 года умерло около 50 тысяч человек. Вследствие этого нормы были повышены до 350 граммов рабочим и до 200 граммов остальным жителям города.

Зимой 1941 года блокадница жила со своей матерью, которая скончалась весной 1942 года. Ее мать была иждивенкой: «Жила я прошлую зиму на карточки 2 категории, а мама, как иждивенка 3 категории, она получала 300 гр. хлеба в день, а я 400 гр. – А сейчас у меня рабочая карточка 1 категории и хлеба 500 гр. в день, ну и продуктов больше чем по 2 категории. Нам, бухгалтерам, дали 1 категорию, начиная от старшего бухгалтера, а я старший бухгалтер»

Кроме хлебных карточек выдавались продовольственные карточки. 10 декабря 1942 года она пишет, что покупала на эти карточки крупу: «Купила я крупяные талончики с продовольственных карточек по 10 руб. за 20 гр. крупы. В столовой за них дополнительно кашу или лапшу или щи, иначе рациона мне мало, стало покачивать. Ноги слабеют к вечеру».

В записи от 19 декабря 1942 г. подробно описывается, какие еще продукты, кроме хлеба она получает в месяц: «Сегодня объявили по радио и в газете о выдаче пшена рабочим, служащим и детям, и всем категориям 400 гр. соли. На рационы получаем соль, а крупа идет в обеды, мясо тоже; масло получаем частями и в кашу, а сладости на руки: у меня раб. карт., получаю 900 гр. в месяц, крупы 2 кг., мяса 1.800 (сюда же входит рыба, колбаса), масла 800 гр., служащие – половину пайки».

В этот же день пишет, что на работе перестали платить зарплату, вместо нее выдавали карточки на дополнительное питание в столовой порта, к которой она была прикреплена: «Вот, я уже сегодня и третьего дня имела дополнительно: в четверг: котлету мясную и кашу, конфету и масло сливочное 10 гр., а сегодня мясорастительная колбаса, ячневая каша, конфетка (10 гр.), чай».

22 января 1943 года пишет, что ездила в порт на судно и привезла мешок ржи: «За этой рожью я ездила на судно, где влезла в пробоину в трюм и со льдом собрала в мешок рожь, оттаяла ее, промыла, ибо вонь ужасная, просушила на плите, смолола в мясорубке и делала лепешки…»

Продолжение следует