Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

21.02.2019 | Нешкольная история

По страницам блокадного дневника. Часть 2

Свидетельства очевидца

публикация:

Стенгазета


Автор: Алина Тимохина. На момент написания работы Студентка 2 курса Санкт-Петербургского технического колледжа управления и коммерции. Научный руководитель Наталья Павловна Столбова. 3-я премия XIX Всероссийского конкурса «Человек в истории. Россия – ХХ век», Международный Мемориал


ЕЩЕ НА ЭТУ ТЕМУ:
По страницам блокадного дневника. Часть 1
Блокада принесла в город не только разрушения и голод, но и постоянные болезни. Из записей видно, что понос, дистрофия, цинга – были главными болезнями ленинградцев: «Понос продолжился, вот уже 5 день, началось с того: Д. Т. и я пилили дрова, на дворе, потом накололи и я стала носить…»

Дистрофией болело большинство ленинградцев. Вот как автор дневника пишет об этом 19 декабря 1942 года: «Целую неделю у меня был понос, ноги после него плохо ходят. А тело дистрофия».

В этот же день вновь пишет о болезнях:
«Сердце нехорошее – нужен сахар и масло, а их слишком мало. Этот раз пришлось взять конфетами, шоколаду не было, жаль! Зато все 300 гр. сладости на 10 дней, а шоколад был 80%, зато больше пользы, чем при дурандовых и соевых конфетах на сахарине».

22 января 1943 года: «Ложусь спать в 9 часов, надо выспаться. У меня насморк и кашель. Каждое утро болит голова».

Видимо из-за ослабления организма зубы у блокадницы стали настолько слабыми, что их можно было сломать о шоколад. Об этом она пишет 21 марта 1943 года: «Очень болят конечности рук и ног, цингостные. Сломались два передних зуба, откусывая шоколад. Огорчение! Надо вставлять – а нет времени».

В блокадном Ленинграде работали больницы. В дневнике есть запись о том, что двух знакомых положили в больницу: «Киселева легла в больницу – дистрофия у нее в сильной степени. 13 февраля отправили Д. Г. в больницу, очевидно воспаление легких. Кашлял ужасно и очень плохо выглядит» (21 февраля 1943 года).

10 декабря 1942 года снова запись о болезнях: «Говорила по телефону с Женей, она мне сообщила о матери, у нее удар, теперь, она, очевидно, надолго застрянет в больнице, это то и хорошо, дома нельзя жить, вода замерзла в комнате».

Несмотря на блокаду и голод в Ленинграде продолжалась торговля: «Зашла в комиссионный магазин и о радость, продана скатерть сурового полотна валдайчной вышивки, получу 80 рублей, а продано за 800 рублей», 7 ноября 1942 года. В феврале 1942 года было открыто дополнительно 8 комиссионных магазинов, 28 скупочных пунктов и 10 магазинов реализации подержаных вещей.

Видно, что комиссионные были востребованы – для многих ленинградцев они стали важным средством выживания: «Надо съездить за деньгами в комиссионный магазин, если что-нибудь продалось, оттуда на рынок, купить овощей, хочу сейчас постирать, притащила свой таз» (28 ноября 1942 года).

И снова о комиссионном магазине:
«С продуктами плохо, видно Ладога тает! Скорей бы навигация открылась! Наши завтраки, обеды, и ужины стали голодные и даже шпрот нет! ... Купила сегодня 200 гр. жиру кокосового за 200 руб. продав ножи и вилки столовые за 249 руб., на руки 204 р. в комиссионном магазине» (27 марта 1943 года).

Пишет, что никому не нужна мебель: «Вещи, летят за граммы и нужные и ненужные, и хорошие и хлам, а обстановку не продать, ее даром много, в особенности кроватей, целые изгороди устраивают, огораживая огороды, или разбомбленные или сгоревшие дома» (27 марта 1943 года).

Среди блокадников практиковался обмен продуктов: «Я очень нуждаюсь в крупе, подговорила одного военного, но он что-то не пришел, а хотел за пол-литра водки дать 3 кг. крупы…» (28 ноября 1942 года).

Оказывается, за этот обмен следовало наказание, но не тем, у кого были лишние продукты, а тем, кто в них остро нуждался: «Я совсем разделась: обобрали спекулянты, за килограмм хлеба я отдала шерстяное зеленое платье. Да еще заплатила штраф 50 рублей, когда милиционер свел меня в пикет, за свое платье была наказана, потому что меняла. Ах, как было обидно! А мама в это время лежала, ноги распухли, и я была по бюллетеню из-за дистрофии, слабости сердца – ходила и качалась, один скелет с провалившиеся грудью» (6 ноября 1942 года).

День рождения блокадницы – 1 апреля – оказался невеселым. «Вот опять неделя проскочила, а там и 1 апреля – День моего Рождения. И для чего было мне родиться, только на муки и разочарования. Ну, да уже 48 лет, а там и конец скоро, да можно и ускорить» (27 марта 1943 года). В 1943 году ей исполнилось 48 лет, значит, родилась она в 1895-м.

«Итак, сегодня день моего рождения! Контрасты жизни в особенности сегодня ощутимы! Какой это был день! Цветы, конфеты, торты и другие подарки. Улыбающиеся лица моих родителей – где Вы!? Улыбающиеся лица поздравляющих и гостей – большинство – где Вы?! Один ужас, кошмар! Содрогание! Но – мужаюсь и стараюсь гнать эти мысли» (1 апреля 1943 года).

И всё же ее знакомая, несмотря на голод, подарила ей подарок:
«Сегодня получила подарок от А. Н. Она питается очистками разных овощей, шкурок, лука и делает из этого вкусные лепешки. Подарила мне 7 шт. вместо торта и подарила еще литр рыбного супа из жабр и др. очистков рыбы, который ей дал повар из части. Часть стоит в нашем разбомбленном клубе, где дворник… Сейчас разогрею рыбный суп и поджарю ее лепешки и будет у меня “рожденный ужин”» (1 апреля 1943 года).

Кажется, что в таких нечеловеческих условиях, люди должны бороться за выживание и в первую очередь заботиться о себе. Но из дневника видно, что ленинградцы, несмотря ни на что, помогали друг другу. Вот как автор дневника пишет о взаимопомощи 6 ноября 1942 года: «Мне мои служащие хотят помочь: маляр вставит фанеру, навесит рамы и замажет…»

Ленинградка сочувствует знакомым, которые, как и она, оказались в тяжелых условиях блокадной жизни. Об этом пишет 10 декабря 1942 года: «Навестила Т. Маню, оказывается еще не эвакуировали, живет одна в квартире, точнее в холодном окружении, боится, что больше такой жизни не выдержит и придется уехать в январе». И снова сочувствие в записях от 28 ноября и 10 декабря 1943 года: «А Женя, там дома одна, в мороз, во тьме! Сердце кровью обливается, как подумаю о ней! Многие в таком положении!».

1 апреля 1943 года пишет о другой своей знакомой: «Бедная как она живет. Я у нее сегодня была. Жуткая комната, холодная, сырая, она еле починила ее, нет у нее физических сил. Питается она на рационе и вот очистками».

И вместе с тем в дневнике есть запись, полная горечи: «Медленное умирание страшнее всего, а люди бездушны, каждый думает только о себе и спасается по-своему, кто понахальней, понапористей, пожуликоватей, поэнергичней – вылезут – не мытьем – так катаньем, а “слабые” – т. е. порядочные люди – им смерть или мука!» (7 ноября 1942 года).

Самое тяжелое время в блокадном Ленинграде – зима. Чем холоднее становилось, тем труднее было работать и жить.

Блокадница со страхом пишет о предстоящей зиме, вот запись от 14 ноября 1942 года:
«Всех так пугает перспектива второй военной зимы! Да вот она уже и началась эта зима! И с такими холодными ветрами. Что делать!!!!!»

Продовольственные карточки были введены еще до начала блокады, 18 июля 1941 года, норма составляла 800 граммов хлеба. Всего имело место пять снижений норм, последняя – рабочим 250 граммов, всем остальным – 125, выдавалась с 20 ноября по 25 декабря 1941 года и привела к резкому скачку смертности от голода. За декабрь 1941 года умерло около 50 тысяч человек. Вследствие этого нормы были повышены до 350 граммов рабочим и до 200 граммов остальным жителям города.

Зимой 1941 года блокадница жила со своей матерью, которая скончалась весной 1942 года. Ее мать была иждивенкой: «Жила я прошлую зиму на карточки 2 категории, а мама, как иждивенка 3 категории, она получала 300 гр. хлеба в день, а я 400 гр. – А сейчас у меня рабочая карточка 1 категории и хлеба 500 гр. в день, ну и продуктов больше чем по 2 категории. Нам, бухгалтерам, дали 1 категорию, начиная от старшего бухгалтера, а я старший бухгалтер»

Кроме хлебных карточек выдавались продовольственные карточки. 10 декабря 1942 года она пишет, что покупала на эти карточки крупу: «Купила я крупяные талончики с продовольственных карточек по 10 руб. за 20 гр. крупы. В столовой за них дополнительно кашу или лапшу или щи, иначе рациона мне мало, стало покачивать. Ноги слабеют к вечеру».

В записи от 19 декабря 1942 г. подробно описывается, какие еще продукты, кроме хлеба она получает в месяц: «Сегодня объявили по радио и в газете о выдаче пшена рабочим, служащим и детям, и всем категориям 400 гр. соли. На рационы получаем соль, а крупа идет в обеды, мясо тоже; масло получаем частями и в кашу, а сладости на руки: у меня раб. карт., получаю 900 гр. в месяц, крупы 2 кг., мяса 1.800 (сюда же входит рыба, колбаса), масла 800 гр., служащие – половину пайки».

В этот же день пишет, что на работе перестали платить зарплату, вместо нее выдавали карточки на дополнительное питание в столовой порта, к которой она была прикреплена: «Вот, я уже сегодня и третьего дня имела дополнительно: в четверг: котлету мясную и кашу, конфету и масло сливочное 10 гр., а сегодня мясорастительная колбаса, ячневая каша, конфетка (10 гр.), чай».

22 января 1943 года пишет, что ездила в порт на судно и привезла мешок ржи: «За этой рожью я ездила на судно, где влезла в пробоину в трюм и со льдом собрала в мешок рожь, оттаяла ее, промыла, ибо вонь ужасная, просушила на плите, смолола в мясорубке и делала лепешки…»

Продолжение следует

4 октября 2016 года Минюст РФ внес Международный Мемориал в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».
Мы обжалуем это решение в суде









Рекомендованные материалы


Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 2

Алатырские дети шефствовали над ранеными. Помогали фронтовикам, многие из которых были малограмотны, писать письма, читали им вслух, устраивали самодеятельные концерты. Для нужд госпиталей учащиеся собирали пузырьки, мелкую посуду, ветошь.

Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 1

Приезжим помогала не только школьная администрация, но и учащиеся: собирали теплые вещи, обувь, школьные принадлежности, книги. Но, судя по протоколам педсоветов, отношение между местными и эвакуированными школьниками не всегда было безоблачным.