«Хелло, мисс Россия», скашивал он глаз в сторону дверей при каждом моем появлении. И я всякий раз вздрагивал. Его нос при этом становился похож на багровый флаг моей советской родины.

Когда в нашей коммунальной восемнадцатиметровой комнате за стол садилось человек 30 гостей, комната превращалась в банкетный зал. И как же я это любил! Как вертелся около мамы, одной рукой месившей тесто, а другой - вертящей рукоятку мясорубки!

Но больше всего меня потряс совсем иной проект: Окуджава, вполне похожий на себя, выходит из бронзовой подворотни, за ним - бронзовая тень, а дальше бронзовые скамейки и бронзовая плита, обозначающие его родной двор...

"Большевики" - в этом звучала надежность примыкания к большинству. "Советы" привлекали неприказным характером: посоветуемся - решим. "Чека" была понятна крестьянской стране, которая знала, что без чеки никакое колесо не поедет

Михалков-старший заикается, и это ничтожное вроде бы обстоятельство всегда служило структурообразующим фактором в обширной агиографии героя. Все анекдоты и легенды, где фигурировал Михалков, строились на этой особенности его речевой практики.

Довольно пасмурным и тоскливым ноябрьским днем я ехал в автобусе 103 на ответственный разговор. Погруженный в свои мысли, я не очень обращал внимание на разговоры других пассажиров и прочий шум