Авторы
— Не кажется ли вам неадекватным поведение группы «Война»: сперва обличить подлость конкурса («Государство одной рукой награждает, другой сажает»), а затем настойчиво подтверждать участие?
— Если бы этот конкурс проводился лет сто назад и в финал прошли бы дадаисты или футуристы, они не менее решительно высказались бы. «Война» говорит не о подлости, а о шизофрении нашей культурной политики. У художников, считающих себя выразителями общественного протеста, сложный диалог с властью. Он не всегда укладывается в нормы приличий. Премия же больше нужна обществу, чем художникам. Способны ли наше эксперты, посредники между искусством и обществом, оценить то, что делается сегодня в актуальном искусстве? Или же они будут трусливо делегировать оценку их современников будущему, как это делалось в нашей стране последние 70 лет? Почти все выдающееся из российского искусства ХХ века оказалось за границей. Сегодня очевидно, что выставленное на конкурс произведение группы «Война» у публики (прежде всего пользователей Интернета) получило высокую оценку. И специалисты увидели в этой акции не просто ангажированное политическое высказывание, а еще и новый тип произведения, в котором скрестились три новейших жанра contemporary art: стрит-арт с его ориентацией на граффити, перфоманс и виртуальное интернет-искусство.
— Вы подчеркнули, что акция нашла отклик у пользователей Интернета, то есть принципиально медийное ее существование. Но в пору своего расцвета (70-е на Западе, начало 90-х у нас) акционизм предполагал живой контакт с публикой, ее соучастие, вовлечение в процесс на правах соавторов.
— Отечественный перфоманс проводился обычно в стороне от посторонних глаз, вспомним относящиеся как раз к 70-м акции группы «Коллективные действа» (КД), перфомансы Комара и Меламида, «выходки» группы «Мухомор». Для широкой публики оставались фотовидеодокументация, текстовые комментарии, остатки реквизита на месте проведения. В случае акции «Войны» уличный прохожий видел на вздернутом Литейном мосту гигантское граффити, как бы никем не сотворенную, а рожденную самой общественной атмосферой города монументальную метафору протеста. Против чего? Любому питерцу понятно — против строительства небоскреба «Газпрома». Но в гигантском фаллосе можно найти иные значения, это яркий символ нонконформизма, уникального типа культуры, которым ныне за рубежом славится наша страна. Это знак непокорности и свободолюбия российского общества. На мой взгляд, это царь-граффити вполне достойно статуса памятника местного значения. Продолжение акции случилось в Интернете. Там прошла ее публичная презентация. Были представлены авторы, изложена история создания, показаны разные точки зрения. Так что произведение «Х.й в плену у ФСБ» двусоставно.
— Акции группы КД не протестные, а философские, медитативные. Случайных зрителей не требуют. Политическое, протестное искусство эффективно в живом, а не виртуальном общении с социумом.
— Какие могут быть зрители у противозаконной удачной интервенции? Конечно, весь расчет строился на максимальной скрытности и скорости исполнения. В то же время нарушения общественного порядка здесь минимальны. Ну, испачкали краской асфальт. Зато получился великолепный образ. Естественно, что, некоторые вещи в живой культуре могут шокировать и обывателя, и милиционера, но на то и существует культурный администратор, менеджер, министр, чтобы находить объяснения и доходчивые аргументы. В любой цивилизованной стране эти люди — адвокаты культуры. А у нас они зачастую ее первые обличители. Уважаю руководство ГЦСИ, которое учредило эту премию и многое сделало для современной культуры. Но в конкретной ситуации с выдвижением «Войны» на премию оно демонстрирует очевидную растерянность. Складывается впечатление, что хорош любой бюрократический предлог, чтобы чужими руками, в частности решением оргкомитета премии, снять произведение с конкурса (а ведь над членами группы «Война» готовится уголовный процесс). Мне страхи и метания руководства представляются неуместными и несолидными. Ведь судят «Войну» не они, а представители МВД. Премию также дают не они, а независимые эксперты художественного сообщества. В том, что лучшими оказались бунтовщики, тоже не их вина. Так в России обычно и бывает. В то же время, если бы дирекция ГЦСИ была по-настоящему прагматичной, все развивалось бы проще и циничнее. «Войне» не мешали бы получить премию, а потом беспрепятственно бы отдали в руки тюремщиков. Пример из истории: Александру Фадееву за роман «Молодая гвардия» сначала вручили Сталинскую премию, а затем потребовали роман переписать. Роман был испорчен, Фадеев застрелился.
— Еще одна несуразность этого года связана, на мой взгляд, с тем, что в финал вышли четыре участника, которые уже получали «Инновацию». Своим решением эксперты будто бы признают, что современное искусство у нас в зародыше, выбирать и поддерживать некого.
—В самом деле ситуация комичная. Хороших художников у нас достаточно. Другое дело, что в сообществе зародился феномен профессиональной моды. Само время как будто отбирает тот или иной тип творчества и характер произведений. Монастырский, Корина сегодня на гребне. Подобное существует и на Западе. Однако там, если художник попадает в благоприятную волну, он может рассчитывать на мощную институциональную поддержку, получает государственные заказы. У нас такой поддержки нет. Поэтому артсообщество, чувствуя вину, желая компенсировать свой долг, предлагает художнику то единственное, чем пока располагает, — премию.
Творчество Межерицкого - странный феномен сознательной маргинальности. С поразительной настойчивостью он продолжал создавать работы, которые перестали идти в ногу со временем. Но и само время перестало идти в ногу с самим собой. Ведь как поется в песне группы «Буерак»: «90-е никуда не ушли».
Зангева родилась в Ботсване, получила степень бакалавра в области печатной графики в университете Родса и в 1997 переехала в Йоханесбург. Специализировавшаяся на литографии, она хотела создавать работы именно в этой технике, но не могла позволить себе студию и дорогостоящее оборудование, а образцы тканей можно было получить бесплатно.
