Рой Андерссон не изменяет своей характерной манере съемок — в фильме воссозданы полотна художников, повлиявших на живопись в начале XX века наряду с Хоппером и Диксом, с присущими им атмосферой безысходности и утрированной театрализованностью происходящего. «О бесконечности» также разделена на множество глав, которые связаны между собой не сюжетом, но сходным настроением.
«Мы, — говорят, — знаем, что вы в числе прочих подписали письмо, обращение, петицию в защиту таких-то и таких-то». «Ну да, — говорю, — подписал». «А скажите, почему вы это сделали?». Ох, какой интересный вопрос! Настолько простой, что даже и не знаешь, как бы так ответить, чтобы не получилось совсем лапидарно. Нет, не лапидарно не получается.
Если вы думаете проскочить и не заболеть не прививаясь, не надейтесь, шанс очень маленький. Про КОВИД писано-переписано. Умереть скорее всего не умрете, а вот последствий или какой будет “хвост” не известно. То ли короткий и лысый, как у мышки, то ли драконий с шипами и чешуей. Аргумент, что вакцина новая, слабенький. Вирус-то тоже новый.
В опере «Любовь издалека» Саариахо словно издалека смотрит на оперный жанр, создает его ретроспективу, ведя диалоги с прошлым. Самый очевидный из них происходит между самобытным музыкальным языком современного композитора и всем тем, что считается стереотипно оперным. Сюжет отсылает к оперному архетипу – мифу об Орфее.
«Слыхали что-то: победа! победа! Но это всё так далеко, никакого ликования не было». Там все ссыльные были: греки, китайцы, калмыки, русские кулаки – кого только не было! Но жили дружно, немцев много было. Кавказцев тоже.
Роман Булата Ханова «Непостоянные величины» изложил общеизвестные проблемы российской школы: учителя страдают от неподъёмной отчётности и мало получают, а дети вместо «книжки добрые любить и воспитанными быть» учатся прогибаться под изменчивый мир. Эти общеизвестные факты преподнесены как результат длительных духовных исканий.
В последнее время я все чаще ловлю себя на том, что я стал более пристально, чем обычно, и с большим, чем обычно, сочувствием пытаться всматриваться и вслушиваться в малодоступный для меня внутренний мир моего кота Дживса, вся мыслимая вселенная которого ограничена пространством нашей совсем не обширной квартиры.