Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

13.01.2020 | Записки американского доктора

Электрический город

Рождественская история.

Джингл бел, джингл бел, джингл ол зэ вей.

Это город Скрэнтон расположенный на северо-востоке штата Пенсильвания, как раз недалеко от границы штата Нью-Йорк и Нью-Джерси, где эти штаты сливаются треугольником. Северо-Восток Пенсильвании это продолжение старых Аппалаченских гор. Горы не очень высокие, покрытые лесом, в которых полно всякой живности от черных медведей и оленей до всяких енотов, опоссумов и диких индеек. В относительно небольшой долине несколько крупных, по местным меркам, городов. Скрэнтон был основан в 1856 году. В этих краях обнаружились большие запасы каменного угля, и на многие годы это стало главным источником доходов и роста. Потом к углю добавился текстиль. Во время первой и особенно второй мировых войн у текстильщиков Скрэнтона было много работы. Здесь была даже фабрика по производству парашютов.

В 1880 на улицах города везде было проведено электричество, свет, и запущен первый в Америке троллейбус, за что город получил прозвище “Electric City”.

Работа, как магнит, притягивает людей, и в начале двадцатого века народ поехал в Скрэнтон, как подорванный. Очень много приехало из России, Польши, Чехии. Это были горняки, которые у себя дома тоже добывали уголь и работу эту знали. Город был как бы разделен на четыре части — итальянцы, ирландцы, евреи и выходцы из Восточной Европы. Город развивался и в какой-то момент входил в 30 крупнейших городов Америки.

Скрэнтон наполнен церквями всех конфессий. Много и православных церквей: греческие, украинские, русские.

Когда я пришел работать в госпиталь в Скрэнтоне, то медсестрам сказали, что я знаю русский. Утром одна медсестра меня спрашивает: “ Доктор, где я могла вас видеть? Не в церкви ли Николы Угодника?” Я, не вдаваясь в подробности, скромно ответил -- вряд ли.

Все что имеет начало, имеет и конец. В конце восьмидесятых все производство переехало в Китай, и город постепенно пришел в упадок, превратившись  в типичный депрессивный регион Америки. Народ в основном мрачный, хоть и не злобный, как в Детройте.
Как- то в новостях я увидел, что в Скрэнтоне оказывается самый сильный героин в стране и мы чуть ли не в первых рядах по смертности от “овердоза”, красота — есть чем гордиться. У нас даже пожарным теперь выдают Nalaxon – антидот для “герыча” и фентанила. Не редкость когда наркоманы со стажем специально колятся около пожарки, знают, что откачают, если что.

Тот факт, что Джо Байден сам родом из Скрэнтона никакой роли не сыграло, и город плавно погрузился в экономическую и социальную задницу.

В общем, если выкачать из когда-то чистого горного озера почти всю воду, то вскоре то, что осталось на дне, превратится в вонючее болото с лягушками, вместо когда-то блестящих на солнце форелей.

Скрэнтон расположен всего в трех часах езды от Нью-Йорка, три часа от Филадельфии, четыре с половиной часа от Бостона и тем не менее очень многие жители никогда там не были. Им вообще кажется, что за горами жизни нет, а страшней города Нью-Йорка - только какая-нибудь Африка, и это при том, что почти все здесь вооружены до зубов.

Кристмас здесь - особое время. Раньше люди приезжали из маленьких городков со всей округи в Скрэнтон посмотреть на наряженные витрины, но это все в прошлом. Теперь все наряжают в интернете, там же смотрят, там же покупают, туда же возвращают, что не понравилось. Вернуть можно все, кроме того что ты уже прожил.
Не смотря ни на что, каждый год в Кристмас и перед новым годом у людей обычно хорошее настроение, они думают о будущем и надеются на лучшее. Общее настроение усиливают кристмасовские декорации, много разноцветных огней, света, всякой мишуры, особенно вечером и ночью. Больница тоже не исключение, медсестры в шапках Санты Клауса, кто-то принес печенье, конфеты, запах как в кондитерской.

Семнадцатилетняя Джессика пришла в ER сама и спокойно так сказала, что отравилась с целью самоубийства. Она приняла Tylenol (он же Ацетоминофен он же Парацетамол), две полные коробки. Здесь надо сказать, что в подобных случаях очень важна не только доза, но и время, когда Парацетамол попал в организм. Если через четыре часа уровень парацетамола 200 mg/ml, что выше линии Румака на номограмме (Rumack-Matthew line Nomogram), то дело плохо, и хотя Парацетамол не самое надежное средство себя убить, но вполне себе реальное. Это вызывает токсическое повреждение печени, печеночную недостаточность и довольно мучительную смерть.

Джессике повезло. Она, сильно напуганная и истерзанная бессонной ночью и бесконечными процедурами лежала в отдельной палате с круглосуточной сиделкой на стуле рядом. Это называется “one to one“ наблюдение, так как довольно большой риск для тех кто однажды попробовал свести счеты с жизнью, сделать это еще раз и поставить точку.

Джессика полусидела на функциональной кровати. Прическа, как будто ее не стригли, а драли. Длинная косая челка закрывающая один глаз, ну точно как персонаж японского мультфильма. Пронзительный карий глаз смотрит на меня, что видит второй, под челкой, не понятно. Два больших тоннеля в ушах как у туземцев, серьга в носу, в брови и губе. Левое запястье и передняя поверхность обоих бедер исполосованы тонкими белыми линиями шрамов. Это зажившие старые порезы от бритвы, на медицинском жаргоне -- зебра. Ясно, что Джессика правша, и психопатка.

Я вдруг понимаю, что могу ей сейчас про нее саму рассказать больше чем она про себя знает.

Я взял стул, сел рядом. Долго, постепенно, как распутывая запутавшуюся леску на спиннинге начинаю с ней говорить.

Джессика живет в маленьком городе Милфорд, в домике вместе с больной бабкой. Мать ушла, не общается. Старший брат давно куда-то уехал, и ни ответа, ни привета. Школу бросила, работы в городе нет, так, то там, то сям подрабатывает. Сказала что любит собак. Хотела быть помощником ветеринара, но такой работы в городе, где около тысячи жителей, нет. Она живет в утлом домишке с видом на хай вэй ведущий в Нью-Йорк. Изо дня в день мимо нее проносятся машины, сияя фарами на повороте. Они проносятся туда, где и есть настоящая жизнь, а у нее здесь жизни нет, да и не надо больше.

Специалисты пишут, что в скором времени жизнь может измениться до неузнаваемости. Изменения климата, искусственный интеллект. Многие профессии исчезнут, а многие люди станут не нужными, а тут Джессика, молодая, симпатичная и уже не нужна, сама себе не нужна.

Мне трудно консультировать подростков. Может из-за того, что мои личные отношения с дочкой не сложились. Я часто не знаю что сказать.

Я почему-то уверен, что точно такие истории происходят в России, Украине, Франции, Румынии, везде. Время такое.

Я вернулся назад в палату перед уходом домой.

-- Джессика, у тебя есть дорожная сумка.

-- Есть. А зачем?

-- Сложи ее и садись в автобус. Может где-то в Нью-Йорке ты найдешь работу в ветеринарной клинике. Может там есть собака которой еще хуже чем тебе сегодня, и ты ей очень нужна.

Я положил ей на кровать открытку с новым годом.

-- Там сто долларов. Это тебе на билет.

С Новым Годом, kid.   Не бойся начать сначала!

Берегите себя.

Mirer, MD

 









Рекомендованные материалы



Ковидлэнд

Я, честно говоря, уже думал, что больше не придется писать про ковид, ан нет, жизнь продолжает «навешивать» и справа, и слева. Ковид, как бес на балу, кружит в вихре вальса, меняет партнера и опять кружит и кружит. Причем если сначала в основном кружил со стариками, то теперь выхватывает из толпы всех, не брезгуя маленькими детьми.


Энцефалит

Я вообще считаю, что самое опасное качество для врача - это “когда не всегда прав, но всегда уверен”. Сомневаться в нашем деле не стыдно. И вообще, основная задача тренинга врача после института, научиться без ошибки распознавать норму, а даже не болезнь. Нашел что-то, что не норма, и не знаешь, не беда, спроси. Кто-то скорее всего знает. В медицине зачёт не по индивидуальному результату, а по командному.