Главная метафора, насквозь прошивающая всю книгу известного американского кулинара (теоретика и практика), автора нескольких популярных книг о еде Анны фон Бремзен — это «отравленные мадленки». Как известно, именно печенье «мадлен» стало для Марселя Пруста материальным воплощением счастливых воспоминаний детства. Для Анны фон Бремзен, родившейся в Москве и уехавшей из СССР в Филадельфию в возрасте 11 лет в 1974 году, ту же функцию выполняли советские сосиски, зеленый горошек из банки, шоколад «Аленка», столовские котлеты по шесть копеек… Но у отечественных «мадленок» к сладкому вкусу безмятежности примешивался еще один тонкий оттенок, едва заметный, но тем более опасный, практически смертоносный. И сосиски (наследие сталинской «большой сделки», когда в обмен на лояльность население страны получило мелкие бытовые подачки и послабления), и венгерский зеленый горошек (продукт оккупации Советским Союзом Восточной Европы), и котлеты (подсмотренные Микояном у американцев гамбургеры, утратившие в горниле Великой отечественной свои булки) — все советские детские лакомства несли в себе токсичный элемент советской идеологии. Они были не просто едой — они что-то означали, и значение это было зачастую зловещим.
Именно от такого понимания еды и отталкивается Анна фон Бремзен в своей книге.
Переплетая историю советской кулинарии с историей собственной семьи и — шире — всей страны, она прочерчивает линию, ведущую от декадентского изобилия начала ХХ века через ужасы послереволюционного голода к сталинскому псевдоизобилию, брежневскому дефициту и, наконец, к новорусскому дикарскому великолепию 90-х и начала нулевых.
Многоэтажная кулебяка, прослоенная блинчиками, с разнообразной начинкой — избыточная, лопающаяся от собственного великолепия, — символизирует для Бремзен обреченность царского режима. Отказ попробовать фаршированную рыбу (сначала это блюдо с гневом отвергает бабушка автора, юная комсомолка двадцатых годов, а после — сама автор, правильная советская пионерка) означает бегство от еврейских корней. Мандаринами — лакомством настолько восхитительным и редким, что практически запретным и греховным — пахнет Баку военных лет, куда дедушка-разведчик привозит семью из голодной (сплошные дуранда да баланда) эвакуации в Ульяновске. Убогие гастрономические сокровища «из заказа» оказываются платой, которую отец автора получает за унизительную для ученого-физика службу в НИИ, занимающемся консервацией мумии Ленина. Спор между таджиками и узбеками в Самарканде конца 1980-х о том, чей плов лучше, служит метафорой крушения миражной советской «дружбы народов». Затейливый литовский пирог шакотис — немыслимый для домашнего приготовления и тем не менее любовно приготовленный на тесной пятиметровой вильнюсской кухне в начале 1990-х — оказывается символом балтийского сепаратизма и национального возрождения.
Любой кусочек пищи у Анны фон Бремзен — носитель определенного смысла, символ, глубоко неслучайный и плотно интегрированный в ткань истории.
Книга фон Бремзен, как и любая другая, написанная про советские реалии, но для западного читателя, для читателя российского обладает некоторыми весьма существенными недостатками — в первую очередь, она заведомо избыточна (практически как упомянутая кулебяка или, хуже того, известная книжка Маши Гессен про математика Перельмана). Множество исторических вех — начиная от раскулачивания и заканчивая распадом Советского Союза — подается у фон Бремзен в аранжировке настолько бравурно-незатейливой, что читать соответствующие страницы немного неловко.
Сложные, противоречивые и действительно трагические события отечественной истории Бремзен переводит в формат «рассказов для самых маленьких», а живые, эмоциональные и щемящие сюжеты оказываются утоплены в фактах, слишком очевидных даже для ученика младшей школы, да еще и сведенных к примитивной плоскостной развертке.
Вторая проблема — это очевидные следы эмигрантской травмы: все воспоминания советского детства и даже постсоветских визитов в Россию у автора обесцениваются, наливаются надрывной серой тоской, а количество эпитетов типа «грязный», «убогий», «бедный», «скудный», «грубый», «дикий» способно покоробить даже человека, начисто лишенного патриотического пафоса.
«При Сталине мы цензурировали собственные мысли и приходили в ужас, когда случалось подумать что-то плохое. А когда он умер, цензура не прекратилась — мы стали вычищать из детских воспоминаний любой проблеск счастья», — говорит Анна фон Бремзен устами одной из своих героинь, но при этом сама по факту делает то же самое.
Словом, возможно, для российского издания книгу неплохо было бы отредактировать, а местами сократить. И тем не менее, «Тайны советской кухни» Анны фон Бремзен — вещь очень важная и по-своему знаковая. В нашей традиции практика говорения о еде как об элементе культуры и истории (будь то история национальная или персональная) остается настолько маргинальной и бедной, что любой профессиональный, с любовью сделанный текст на эту тему — уже праздник и победа. И книга Анны фон Бремзен, при всех ее недостатках, определенно именно такова.
Источник:
Медуза, 05.02.2016,
