Запад обречен вечно смотреть на Восток — иногда завороженно, иногда с холодноватым практическим интересом, а порой (на самом деле, все чаще) с тревогой и опасением. Две книги, родившиеся из этого напряженного всматривания, — в нынешнем обзоре.
Витольд Шабловский. Убийца из города абрикосов. М.: АСТ: Corpus, 2015
Стремительная книга польского журналиста Витольда Шабловски — образчик той самой журналистики, которая у нас в стране двадцать пять лет все зарождается, но, увы, никак не зародится. Отправляясь в самые странные, закрытые и опасные места, с головой погружаясь в сюжеты, в которые чужаку лучше бы вовсе не соваться, автор ухитряется вынырнуть на поверхность не только с неким новым знанием, но и с восхитительной, захватывающей историей об увиденном и пережитом.
Предмет его исследования — современная Турция, о которой, как гласит подзаголовок, «не пишут путеводители». И это не преувеличение: того, о чем рассказывает Шабловский, не знают не только посетители отелей all inclusive, но даже любознательные ценители османских или византийских древностей, знатоки турецкой кухни, обычаев и непередаваемого местного колорита. Отталкиваясь от вполне очевидной метафоры «Турция — это мост между Востоком и Западом», польский журналист ввинчивается в такие кроличьи норы, о существовании которых человек со стороны никогда не задумается. Лощеная, относительно богатая и обманчиво европейская Турция выворачивается у Шабловского наружу всей своей темной и загадочной изнанкой.
Каждая глава начинается с конкретной истории, с одного живого человека. Курдская девушка Хатидже, которую из-за напраслины, возведенной дальним родственником, хотел убить родной брат, и ее менее удачливая землячка Шемсе, насмерть забитая камнями из-за того, что ее изнасиловал сосед. Нелегальный мигрант из Ирака Махмуд, бывший переводчик американской армии, ныне приговоренный к смерти на родине и прячущийся в темных закоулках старого Стамбула вместе с тысячами других беженцев. Кандидат в члены парламента Салиха Эрмез — бывшая проститутка, которую собственный муж продал в публичный дом. Всесильный турецкий премьер Реджеп Тайип Эрдоган — самый влиятельный политик за всю послевоенную историю Турции, наследник секуляриста Ататюрка и при этом скрытый исламист. Террорист Али Агджа, в 1981 году стрелявший в папу Иоанна Павла II и получивший его прощение…
Каждый из этих людей становится героем отдельной новеллы или, вернее, идеально выстроенного микроромана. Но в то же время в каждой истории сквозь частное прорастает общее, и то, что начиналось с локального сюжета, естественно и ненатужно обретает глобальный масштаб. Шабловский — мастер идеального монтажа: крупный план у него сменяется общим практически без склеек. От конкретного Махмуда — к проблеме нелегальной миграции и утопленникам на отельных пляжах, от конкретной Хатидже — к теме насилия в мусульманских семьях.
Словом, отличное чтение для тех, кто любит нон-фикшн, — бодрое, хорошо написанное и информативное. Но это еще не все. О таких вещах неловко говорить, но главное чувство, которое у меня вызывает книга Шабловского, — жгучая зависть. Присущее польскому журналисту редчайшее сочетание четкого профессионализма, безбашенной отваги и выдающегося мастерства рассказчика — то, что почти полностью утрачено в наших медийных реалиях, где в роли живых людей выступают усредненные манекены, а настоящее (иногда рискованное) расследование по большей части подменяется абстрактными рассуждениями о том, как бы все могло быть. Именно поэтому кроме «простых читателей» (вроде меня) «Убийцу из города абрикосов» очень хочется порекомендовать к обязательному прочтению всем студентам бесчисленных журфаков страны — уже не говоря о практикующих журналистах. Что называется, смотрите и учитесь.
Василий Голованов. Каспийская книга. М.: Новое Литературное Обозрение, 2015
В отличие от живчика-Шабловского, привыкшего путешествовать быстро, результативно и налегке, российский писатель и журналист (хотя главным образом все же, конечно, писатель) Василий Голованов перемещается в пространстве неторопливо, без какой-либо определенной цели и с огромным культурным обозом. Именно поэтому его травелог про Каспийский регион — чтение крайне медленное (чтобы не сказать тягучее), перенасыщенное историческими аллюзиями, экскурсами в собственное прошлое, вставными новеллами, снами и прочей лирикой. Однако фокус этой толстенной книжищи (впрочем, милосердно разбавленной кое-где авторскими фотографиями) состоит в том, что, начав с раздраженного желания пролистывать и перелистывать, ты неизбежно приходишь в гармонию с авторским темпом и начинаешь получать удовольствие от роскошной возможности никуда не спешить.
Реальное путешествие для Голованова начинается с ментального странствия а-ля Паганель: заочно влюбившись в Каспийский регион, автор сидит в библиотеке, исследуя карты и зачитываясь старыми книгами. Туземные обычаи, туркестанские войны, Большая игра, в которой Российская империя сходится в противоборстве с империей Британской, зачарованные пески Кара-кума и нефтяные поля Апшерона — прежде, чем стать объектом непосредственного наблюдения, вся эта волнующая реальность входит в его поле зрения (а значит, и в поле зрения читателя) на уровне интеллектуальном. И только после этого обретает, так сказать, материальную, осязаемую оболочку.
Стартовав с наиболее открытого и дружелюбного к чужакам Азербайджана, Голованов постепенно расширяет географию своих скитаний, добираясь сначала до Дагестана, потом до восточного берега Каспия, а оттуда и до Ирана. Скользящий взгляд, фиксирующий внешние детали и ловко вплетающий их в сложно устроенное полотно собственного внутреннего мира: Голованов не журналист, не исследователь, не турист даже, а практически исчезнувший в наши дни типаж старомодного путешественника — эдакого джентльмена на каникулах. Его интерес к встреченным достопримечательностям неизменно благожелателен и немного поверхностен, а искренняя готовность разбираться в острых проблемах региона (будь то политическая тирания, нефтяная олигополия или терроризм) сочетается с отстраненностью и светским нежеланием выносить какие-либо вердикты.
Вероятно, именно в этой дистанцированности, в комфортной сосредоточенности на самом себе (все внешнее служит лишь красочной декорацией, существующей лишь постольку, поскольку попадает в поле зрения автора) и заключено главное обаяние, а заодно и уникальность «Каспийской книги». Так сегодня не путешествуют — а значит, и не пишут.
