03.09.2014 | Интервью / Литература
«Только бумага, только хардкор»Москвичи Катя Морозова и Игорь Гулин запустили литературный журнал «Носорог», среди авторов которого, например, — Павел Пепперштейн и Арсений Жиляев.
Игорь Гулин: Не очень на самом деле понятно, что такое самиздат вне системы государственного издания. То что печатается за свои деньги? То что не продается в магазинах? Но как бы то ни было, если апеллировать к позднесоветским и постсоветским самиздатским журналам (а впрочем и панковским зинам), то конечно это должен быть физический объект, бумага, то, что держат в руках, передают друг другу. Нечто, что противостоит растворению текста в медиа-потоке, задерживает, затрудняет внимание.
У меня есть еще очевидная личная утопия. Те, кто видел, что я пишу про литературу, любят дразниться, что меня интересуют только маргиналы, миноритарии. Это и так, и не так. С одной стороны для меня важно, чтобы большую часть журнала заполняли авторы мало вписанные в тот куцый литературный мир, что у нас есть. Потому что – да, открытия происходят на краях. Но с другой – эта картина, конечно, устаревшая. В том смысле, что есть края, но нет центра, он представляет собой исключительно риторическую фигуру. В общем, тут большой разговор. Но хотелось сделать из журнала такое демократическое (для текстов) пространство, в котором совсем нет разницы между автором с ощутимой репутацией и малоизвестным, нарочито исключаемым из литературного мира, или, скажем, так ненужным ему. Эта ненужность/исключенность может выражаться в радикальности, нонконформизме или наоборот в предельной домашнести, асоциальности. То, что журнал не рассчитан исключительно на читателя из литературной среды, дает тут больше возможностей. Мы можем сделать вид, что непроговариваемая иерархия нам неведома. (Понятно, что это кокетство, игра, но сыграть в нее интересно).
Игорь Гулин: Там есть несколько авторов – из самых важных для меня, среди сейчас пишущих. Но это будет не очень корректное перечисление, поэтому я скажу про один текст. Это поэма Кирилла Адибекова «Восточный примитив». Адибекова как раз совсем мало знают в литературной среде (знают скорее в кинематографической). Но его поэма – из тех текстов, что по идее должны менять представления поэзии о своих средствах и возможностях. Она написана на перекрестке – восточного и западного сознания, романтического традиционализма и радикального модернизма, совсем разных поэтических практик. Попыток столкнуть русской стихосложение с арабской поэзией, разумеется, было огромное множество, но в основном эти столкновения были на тематическом уровне, в рамках некоей романтики перевода. Адибеков по-настоящему уходит из русской речи, и одновременно вытаскивает из нее интереснейшие скрытые возможности. Не говоря о том, что это очень важный текст об историческом сломе и о взгляде и языке человека, этот слом наблюдающего. О нем еще должен быть отдельный большой разговор.
Игорь Гулин: Понятно, что в России «литературный журнал» это не просто формат, но и фантазм, который преследует людей пытающихся что-то в этом роде затеять. Фантазм влияния на умы, организации пространства, героического сопротивления. Ну и тут история от «Современника» до «Лефа» и от «Нового мира» до «Часов». Этот след скорее рессентиментно мучает, чем дает что-то интересное сделать, может быть продуктивнее зажмуриться и представить, что его не существует. При этом конечно литературных журналов не хватает. Их, живых, собственно три. («Митин Журнал» в своем современном виде скорее похож на книги, большие альманахи, хотя безусловно это очень вдохновляющее и меня во многом сформировавшее издание). Это «», «Воздух» и «Русская проза», ведущая немного мерцающее существование. Можно рассказывать, чем то, что мы хотим делать, отличается от каждого из них, при том, что все это наши друзья, учителя и вдохновители. Но это слишком внутрилитературный разговор. Это будет неким перебором определений от противного. Но позитивного определения нет, мы сами не очень понимаем, что мы такое (я по крайней мере не понимаю), поэтому сохраняется интерес.
Gомню, как я первый раз попала в Детский мир на Лубянской площади. Ощущение, что ты прям в сказку попал: уххххтыыыы, так классно! У нас в городе такого разнообразия не было. Я запомнила не игрушки, а какой-то отдел, где продавали восковые овощи всякие, яблоки, вот это всё для художников. Какое сокровище! Там краски! Вот это всё, что мы доставали непонятными путями, кто-то с кем-то договаривался, чтобы откуда-то привезли. Дефицит же был.
Когда мы ехали, был ливень огромный: мы только собрались все, нарядились, накрасились, выходим во двор - и вдруг ливень. Но мы приехали, и все было уже подготовлено, красная дорожка со всеми фотографированиями, официальный человек от Академии нам помог пройти и сказал: наслаждайтесь, можете здесь провести сколько угодно времени. Это было как-то вдруг приятно, расслабленная атмосфера, совсем не такая, как мы ожидали.