16.01.2006 | Нешкольная история

В жерновах истории

Судьба семьи Лукшиных. Работа мордовской школьницы Динары Хайровой

АВТОР

Динара Хайрова - в момент написания работы ученица школы с. Ельники (Ельниковский р-н, Республика Мордовия).

Финалистка VI конкурса Международного Мемориала "Человек в истории. Россия - XX век".

Научный руководитель работы - Никишова Елена Васильевна

Среди тех, кого история не пощадила, была крестьянская семья из деревни с красивым названием Софьино, ныне Ельниковского района Республики Мордовия. Историю семьи я узнала из материалов Ельниковского муниципального архива, а также из личных документов и воспоминаний Татьяны и Василия Лукшиных - детей Ивана Емельяновича Лукшина, главы семьи. Я затрону в разной степени судьбы всех членов семьи, но наиболее подробно расскажу об отце и дочери - Иване и Татьяне.

 

Иван Емельянович Лукшин. Молодые годы

Лукшин Иван Емельянович родился 26 мая 1899 года в деревне Софьино Краснослободского уезда Пензенской губернии. В 1911 году закончил три класса начальной школы. Как и все дети крестьян, повзрослев, занимался крестьянским трудом.

В восемнадцать лет, 28 октября 1917 года, Иван венчался с Соломоновой Вассой Михайловной в Ельниковской церкви Преображения Господня. Вряд ли счастливые молодожёны знали тогда, что два дня назад в Петрограде было свергнуто Временное правительство и к власти пришли большевики. Им было неведомо, что это событие круто изменит их жизнь. Их ждала разлука - 10 июля 1919 года Иван был призван Краснослободским Уездным Военным Комиссариатом в ряды Красной Армии. Иван служил в 25-м запасном полку и в 75-м стрелковом полку. Воинская специальность - стрелок.

В январе 1920 года Иван попал в плен к «белым» и находился там до февраля 1921 года. Данные о том, что Иван был в плену у деникинцев, я взяла из «Личной книжки запасного рабоче-крестьянской Красной армии». В ней так и написано «в плену у Деникина с января 1920 года до февраля 1921 года». Эта запись вызвала у меня несколько вопросов.

Известно, что к концу 1919 года деникинская армия была разгромлена. Командование остатками его армии принял на себя барон Врангель. Но и части Врангеля были разбиты в ноябре 1920 года и частично переправились в Турцию. Где же находился целый год Иван Лукшин? Я могу только предположить. Возможно, этот год он не воевал, а пересидел на каком-то хуторе. Можно предположить, что малограмотный крестьянин ещё не вполне разобрался, кто такие «белые», кто такие «красные», и он мог колебаться, как это было с героями романа Михаила Шолохова «Тихий Дон». А возможно, он действительно попал к «белым» в плен и даже служил в «белой» армии. Правду об этом годе знал только сам Иван, но мы её уже никогда не узнаем.

Так первый раз Иван оказался в жерновах истории. И угораздило же его попасть в плен! (Или где-то просто отсидеться.) Ведь впоследствии этот факт отразился не самым лучшим образом на судьбе Ивана. В плену Иван пробыл один год и один месяц.

Из объяснения Ивана, хранящегося в архивных документах, известно лишь, что он бежал из Белой армии в Красную. Наверное, Иван, с точки зрения комиссара полка, в котором он оказался, ничем не запятнал себя. Интересно, что за год своего отсутствия он даже не был наказан. И мне не совсем понятно, почему командование легко поверило его объяснениям. Если бы такое случилось в годы Великой Отечественной войны, то, скорее всего, он был бы осуждён и оказался бы в лагере.

 После «плена» Иван Лукшин служил в Красной армии ещё почти 2 года - с февраля 1921 года до декабря 1922 года, когда он был уволен в бессрочный отпуск.

После возвращения Ивана из армии семья Лукшиных стала пополняться - в 1924 году родилась дочь Татьяна, в 1929 - Екатерина, в 1930 - Евдокия, в 1931 - сын Василий, в 1934 - Николай.

Семья жила в крепком, хотя и небольшом кирпичном доме в три окна - Иван с Василисой (в селе её звали Василисой, а не Вассой), их пятеро детей и родители Ивана. Летом работали в поле, зимой ткали льняное полотно и плели лапти. Да разве мало работы в крестьянском хозяйстве!

 

Коллективизация

Когда началась коллективизация, Иван в колхоз «Памяти коммунара», который возник в селе Софьино, не вступил, оставаясь единоличником. На крестьян-единоличников власти начали оказывать давление.

Вот тут-то Иван попал в жернова истории во второй раз.

В сентябре 1932 года Иван и члены его семьи были лишены избирательных прав. Потом его арестовали, но он бежал из-под стражи, найдя приют у родственников.

Мотивируя лишение Ивана избирательных прав, сельсовет «состряпал» нужные показания против Ивана и составил на него справку-характеристику (текст как в архивной папке):

«О соцыально имущественном положении гр-на д. Софьиной Краснослободского р-на Мордовск Авто - области Лукшина Ивана Емельянович. 1899 года рождения по соц положению как до а так и после является кулак о чём прилогается 2 характеристики 2 выписки из протокола пленума и призидиума с/с. Семейное положение жена отец и 4 детя по возрасту от 8 м-в до 10 лет. Внастоящие время проживает ниизвестно где т-к 21-го октября был осуждён и заключён под стражу на 2 года после чего сбежал из дом. закл. Сейчас неизвестно где. Отношение к сов-власти весьма не благо надёжно. Имеет большую задолжность гос. заданий. Както не выполнено хлебо загот. В1931 г. 20 п. 20 ф. в 1932 г. … 36 п. И других видов заг. Как картофель и денежные плотежи. Подсуд. состоял до 3х рас. Но зло умышленно уклонялся. В РККА был взят в 1919 году. Но с 1920 по 1922 г. занимался дезертирством. Выборные должности ни занимал сейчас в хо-ве имеет Дом керпичный. 8 на 8 м кладовая керпичная надворн построй 3 конюшни дер в звен сараев. По сельс. считался зажиточным до 1932 г. в 1932 г. лишен как эксплоотатор чуж. труда.

Предс. с/с /Саитов/

Члены призидиума …»

Учитывая эту справку, Краснослободский Райисполком (наш Ельниковский район входил в 1930 - 1934 годах в состав Краснослободского района) утвердил лишение Ивана Лукшина избирательных прав:

26.9.1932. Выписка

из Протокола Заседания Президиума Краснослободского Райисполкома.

Протокол № 63 111 от 26 сентября 1932 г.

Слушали: Материал о лишении избирправ: Лукшина Ивана Емельяновича как имевшего до революции (совместно с отцом, ныне живущего на иждивении сына) 30 дес. купчей земли, леса 5 дес. Одного постоянного работника, сезонных 15 чел. После революции до 1927 г. арендовали землю по 12 дес. в год, содержали одного постоянного работника, занимались скупкой и перепродажей с/х продуктов до последнего времени в РККА не служил.

 Постановили: - согласится с Постановлением Президиума Софьинского с/совета от 23 сентября с/г, Лукшина И. Е. с его членами семьи достигших избирательного возраста и находящихся на его иждивении, ЛИШИТЬ избирательных прав.

Выписка верна:

Зав. Общ. Отд. Рик. : /Карпунов/»

Как только Софьинский сельсовет получил это решение, семью Лукшиных выселили из дома, не пожалев при этом маленьких детей. По воспоминаниям Татьяны, их дом стал колхозной конюховкой, а двор - колхозной конюшней.

Иван был не согласен с таким бесчеловечным решением относительно своей семьи. Он написал жалобу в Мордовский Областной Исполнительный Комитет. К этому времени часть территории Пензенской губернии, в том числе и деревня Софьино, вошли в состав Мордовской автономной области. В жалобе Иван писал, что Софьинский сельсовет дал неправильные сведения о его хозяйстве. Иван отвергает обвинение сельсовета в том, что он имел в своём хозяйстве наёмных работников. Он приводит в своё оправдание такой факт: с апреля по сентябрь 1923 года он нанимал мальчика Орлова Мишу для караула в ночном лошади и жеребёнка. Сам Иван этого делать не мог, потому что после возвращения из армии его мучили сильные боли в ногах. Отрицал Иван и обвинение в том, что он якобы занимается спекуляцией хлебом и что в Красной армии не служил:

«Спекуляцией хлебом я никогда не занимался. Это также неверно указывает сельсовет.

Предприятий у меня никаких не имелось…

В 1919 - 1922 годах более 3 лет - с 24 июля 1919 года по 19 декабря 1922 года я находился в рядах Красной Армии в 75 стрелковом полку, Участвовал в гражданской войне, пробыл более года в плену у Деникина, откуда сбежал в Красную Армию.

Брат мой Степан также был взят в1920 году в Красную Армию, где и погиб, на Врангелевском фронте.

В постановлении о лишении меня избирательных прав указывается, что я не служил в РККА. Но это явная неправда, так как я имею на руках личную книжку запасного красноармейца.

А это неверное указание сельсовета о том, что не служил в Красной Армии, определённо говорит за то, что и остальные сведения обо мне сельсовета явно неверные.

Семья моя состоит из 7 человек - я, жена, 4 малолетних детей от 7 до 1 года и отец старик 80 лет.

После лишения меня избирательных прав у меня отобрали избу, жеребёнка, всю сбрую и имущество.

Вследствие всего изложенного ясно, что неправильно лишён избирательных прав, так как я купчей земли не имел, чужой труд не эксплуатировал, а являюсь трудовым крестьянином, бывший красноармеец, участник гражданской войны.

А потому прошу Мордовский Облисполком восстановить меня в избирательных правах и возвратить мне избу, жеребёнка, сбрую, другое имущество…

    6 октября 1932 года

     Гражданин Лукшин»

К заявлению Иван прилагал подписи софьинских мужиков в свою защиту. К сожалению, в районном архиве нет документов о том, как ответил Областной исполком на жалобу Ивана. Я думаю, что положительно. Вышестоящие инстанции почти всегда обращали внимание на жалобы тех крестьян, которые служили в РККА. А Иван был красноармейцем. Во всяком случае,

через некоторое время семье вернули дом. Иван перестал скрываться и поселился вместе с семьёй. После всех этих событий Иван в 1936 году вступил в колхоз.

Казалось, что теперь семья заживет спокойной жизнью. Но сельская власть Ивана, как «деникинца» и «кулака», всё равно особо не жаловала, хотя простые односельчане и относились к нему уважительно.

31 июля 1937 года Сталин утвердил проект НКВД СССР «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Согласно этому документу в Мордовской АССР надлежало репрессировать по первой категории 300 человек (расстрел), а по второй - 1500 (арест и ссылка). Разнарядка пошла в районы, где спешно составили списки. Я не могу с полной уверенностью утверждать, что Иван был арестован именно по этой разнарядке. Но похоже на это. Кого же забирать, если не таких «неблагонадёжных», как Иван? Нашёлся и повод. В третий раз жернова истории пропустили Ивана Лукшина через себя - его осудили сроком на 8 лет.

Об аресте Ивана вспоминает Макаев Иван Иванович, его односельчанин, член союза журналистов СССР, редактор районной газеты в 1970-1980-е годы, а в 1930-е годы просто школьник, работавший на току в Софьинском колхозе:

«Стояло жаркое лето. На току было много народу - сушили рожь, которая лежала в ворохах. Вдали показалась повозка, на которой ехал представитель из района. Районный начальник, подъехав, спрыгнул на землю. Подошел к мужикам, поздоровался и справился, как идут дела с уборкой. А потом стал настойчиво заставлять всех покупать билеты МОПРа - международной организации помощи борцам революции. Иван Емельянович был человеком прямым и горячим. Мужики молчали, а он вступился в пререкания с начальником: «Посмотри на меня. На мне старые лапти да дырявая рубаха. И дома пять ртов ждут. Мне самому помощь надо оказывать. Не буду покупать».

Такие речи рассматривались тогда, как саботаж и выступление против политики советской власти.

Конечно, это была не единственная причина, по которой Ивана выслали, просто ему отомстили за всё сразу: и за независимый характер, и за жалобу в Областной исполком после лишения избирательных прав. Иван был осуждён на восемь лет без права переписки по статье 59-3 УК РСФСР, которая предусматривала наказания за «особо для Союза ССР опасные преступления против порядка управления».

И снова вопрос, на который нелегко найти ответ. Иван был осуждён по статье 59-3 УК РСФСР - за бандитизм, то есть не по 58-ой - за политику. Почему? И снова я не могу найти ответа.

Для него такая статья, я думаю, даже была легче. Через 4 года начнётся война, и осужденных по 59-ой статье будут брать на фронт, чтобы они могли «смыть вину кровью». А по 58-ой на фронт брали очень редко. Статья, по которой был осуждён Иван, давала ему шанс на реабилитацию. 14 декабря 1941 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР (без опубликования) о предоставлении права Военным Советом фронтов (отдельных армий) и флотов снимать судимость с военнослужащих, отличившихся в боях с немецкими захватчиками, с последующим утверждением решений Военных Советов Президиумом Верховного Совета СССР. Иван уйдет на фронт и судимость с него будет снята.

Василиса осталась одна с пятью детьми. Трудно описать её чувства. Сначала полная неизвестность - где Иван, что с ним, вернётся ли живым домой. Лишь после долгих ожиданий через несколько лет каким-то чудом пришло письмо от Ивана. Засветился лучик надежды…

Ивана был в ссылке в городе Ачинске Красноярского края. Я нашла по карте город Ачинск - это Восточная Сибирь. Я рассчитала, что расстояние от Мордовии до Ачинска около четырёх тысяч километров. Как же это далеко!

 

Война

Когда началась Великая Отечественная война, многие заключенные начали проситься на фронт.

Ачинским военкоматом Иван был призван в ряды Красной Армии. 16 апреля 1942 года он принял военную присягу при 60-ом кавалерийском полку.

Полк, в котором служил красноармеец Лукшин, в 1944 году был переброшен на запад и вошёл в состав I Белорусского фронта. Иван с боями дошёл до предместий польского города Люблина. Теперь он уже писал домой и из писем знал, что его старшая дочь Татьяна служит на Дальнем Востоке. Но вот Иван получил от Василисы письмо, в котором она сообщала, что Татьяна служит на новом месте, на Западе. Василиса написала мужу номер полевой почты, по которому он может писать письма дочери. Иван просто остолбенел - совсем рядом стоит железнодорожный полк с таким же номером полевой почты! Неужели его дочь служит в этом полку? Иван упросил командира, и тот дал ему отпуск на трое суток.

И вот Иван отправился в Люблин на поиски Татьяны, которую не видел долгие семь лет. Найдет ли он её и узнает ли? Ведь когда он был осуждён, она была тринадцатилетней девочкой.

Произошло просто невероятное - в чужой стране, в самом центре Европы, Иван нашёл свою дочь. Это была такая радость в череде безрадостных лет ссылки и опасных лет службы!

 

1944 год

Войну Иван Емельянович закончил с медалями - «За отвагу», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией», «За взятие Берлина» и многочисленными благодарностями Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина за взятие. Но главной наградой, я думаю, он считал не медали и благодарственные письма, а справку о снятии судимости.

Эту справку Иван даже берёг не так, как другие документы. Кем покидал Иван Лукшин родное село в 1937 году? Осуждённым, бесправным и безгласным. Наверное, ему было трудно понять тогда, за что же его разлучают с семьёй и детей оставляют без отца? Разве он преступник? И кем вернулся Иван в Софьино в 1945-ом? Героем, на груди у которого сияют боевые награды. Я не раз задумывалась, была ли в душе Ивана обида на советскую власть. Наверное, всё же была. Василий, сын Ивана, до сих пор не может спокойно говорить о судимости отца, гнев так и клокочет в нём. Это я видела сама. Видимо, эти чувства прорывались иногда и у Ивана, и сын запомнил их. Но Иван свои мысли скрывал от посторонних. Он не хотел снова оказаться в лагере.

Дождалась наконец Василиса своего Ивана. В браке они прожили 56 лет. Из них 11 - в разлуке. В деревне не принято говорить вслух о своих чувствах, но я думаю, Василиса любила Ивана, и эта любовь давала ему силы выжить.

Василиса трудилась изо всех сил. Заслужила и она две награды - «Медаль материнства» II степени и медаль «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны».

Как же сложилась судьба Ивана после войны? Вернулся он домой в 46 лет после восьмилетних мытарств по «стройкам народного хозяйства» и фронтам. Лучшие годы прошли вдали от родного дома и семьи. Да и в селе за восемь лет многое изменилось. Я думаю, нелегко было Ивану Емельяновичу привыкать к мирной жизни дома. В послевоенные годы Иван работал конюхом в колхозе. А когда силы стали убывать - сторожем в школе. Ушел на заслуженный отдых, получив пенсию 25 рублей 50 копеек. Умер в 1973 году. Вскоре умерла и Василиса. И если есть жизнь на том свете, то встретились на небесах души Ивана и Василисы.

 

Лукшина Татьяна,  дочь Ивана и Василисы. Детство

Татьяна в семье была самой старшей. Она уже с 10 лет ткала льняные холсты. Таня училась в начальной школе. После того, как Ивана лишили избирательных прав, а семью выселили из дома и отобрали скотину, Василису с детьми приютили дальние родственники на краю села. Татьяна хорошо помнит те дни.

Сейчас Татьяна Ивановна живёт в Ельниках. Мы ездили с ней в Софьино, чтобы посмотреть «кулацкую» усадьбу. Я была очень удивлена. Я ожидала увидеть большой дом, а на самом деле… Мы вошли внутрь. И вот я стою в «кулацком» доме. Тесно, три окна. Как же здесь помещались четверо взрослых и пятеро детей? Ныне в отцовском доме живёт Василий - брат Татьяны. Чтобы его семья жила нормально, Василий сделал пристройки в задней и левой части дома.

Потом Иван добился возвращения дома, и Лукшины вернулись в него. Жили в труде и заботах. Но так продолжалось недолго. В 1937-ом году Ивана арестовали и для всей семьи наступили тяжёлые времена. Правда, семью не выгнали из дома как в 1932-ом. Татьяна Ивановна вспоминает:

«После ареста отца мама не пустила меня в школу. Надо было искать средства к существованию, ведь я была самой старшей. А в колхозе по трудодням давали мало. К нам домой не раз приходила учительница Лидия Фёдоровна и говорила маме: «Почему не пускаешь Таню в школу? Она же хорошо учится!»

Я думаю, что Василисе было нелегко принимать такое решение. Но нищета, обрушившаяся на семью после ареста мужа, заставила Василису это сделать. Родственники, жившие в Ельниках, сказали, что в семье судьи Ларионова Ильи Федотовича есть маленький ребёнок и нужна нянька. Так, в неполные 13 лет Татьяна, оставив учёбу, стала нянькой. Жернова истории продолжали вращаться.

Татьяна Ивановна вспоминает:

«Дом, в котором жили Ларионовы, находился в самом центре села рядом с парком. Дочку судьи звали Люсей. Я ухаживала за ней. Когда Люся подросла, мы с ней иногда уезжали на недельку-другую пожить в Софьино. Мою маму она звала бабушкой. За уход за Люсей мне не платили. Я питалась вместе с семьёй судьи и была рада, что сыта. После обеда в доме судьи оставалась еда, и я посылала остатки домой с какой-нибудь оказией. Может быть, жена судьи и замечала это, но мне ничего не говорила. Она была хорошей женщиной и меня не обижала. На своей швейной машинке она шила одежду для моих младших братишек и сестрёнок.

В семье Ларионовых я прожила почти 4 года. В это время из Софьина многие девушки ездили на сезонную работу (разработку торфа) в Балахну под Нижний Новгород. Когда мне исполнилось 17 лет, решила поехать и я. Ларионовы уговаривали меня остаться у них, но я не согласилась.

До города Первомайска Нижегородской области почти 30 километров. До него мы с подругами шли пешком. Потом по узкоколейке на поезде - до Балахны. За работу нам платили мануфактурой - так тогда называли сатин и ситец. В конце сезона получали мануфактуру и уезжали домой. Дома часть мануфактуры продавали, а часть оставляли себе, ведь большую семью одеть нелегко. Отец по-прежнему был в ссылке, но иногда мы получали от него письма. Радовались, что он жив.

22 июня 1941 года, когда началась война, я была на торфоразработке».

 

Начало службы

Жернова истории опять не обошли стороной Татьяну.

В 1943 году Татьяна Лукшина была призвана в Красную Армию.

До сих пор она хорошо помнит этот день. Да разве такое забудешь! Даже с мамой не попрощалась.

Татьяна Ивановна рассказывает:

«В сентябре 1943-его года мне и ещё четырём девушкам из нашего села пришли повестки - нас мобилизовывали в Ельники для работы на кирпичном заводе. Взяли с собой кое-какие продукты, надели тёплые жакетки и отправились в райцентр. Я и представить себе не могла тогда, что вернусь домой только весной 1946 года.

Вместо кирпичного завода я, одна из пятерки, попала в военкомат. Долго с нами не разговаривали, посадили на телегу и сказали, что повезут в Рузаевку, на железнодорожный узел. Я успела сообщить об этом только сестре Кати, которая жила в Ельниках. Катя была смелая и бойкая, хотя и моложе, а я - тихая и робкая. Катя бежала за телегой, плакала и кричала: «Куда вы её такую, возьмите лучше меня!».

Я попала в Подмосковье, в Щелково. В нашем взводе почти все 40 девушек были из Мордовии. Особо нас не обучали, дали в руки винтовки и назначили в наряд по гарнизону. Но так продолжалось недолго. Вскоре нас отправили на Дальний Восток, где была угроза со стороны Японии».

Погрузились в вагоны, и эшелон медленно пополз к месту назначения. Татьяна Ивановна вспоминает:

«Ехали в теплушках. Конечно, без всяких удобств, но об этом мало кто тогда думал. Паёк - 600 граммов хлеба и немного крупы. Довольствовались и этим, народ мы были неизбалованный.

Мы ехали и дивились: как огромна наша страна - широкие реки, безбрежные поля, дремучая тайга. Привезли нас в населённый пункт Куйбышевка на Амуре. Это восточнее Хабаровска.

Зачислили во 2-ой, ордена Красной Звезды, железнодорожный эксплуатационный полк. Вот здесь и началась серьёзная учёба. Всех девчат обучили специальности связистки. Спрашивали с нас строго, поблажек не делала никому. Да мы и сами относились к учёбе серьёзно, шла война, и мы понимали, что не имеем права бездельничать».

Здесь, на Дальнем Востоке, Татьяна Лукшина встретила Новый, 1944 год. Вряд ли думала в Новогоднюю ночь молодая связистка, каким тревожным, трудным и опасным будет он для неё.

 

Связистка Татьяна Лукшина

Летом 1944-го год полк получил приказ передислоцироваться на Запад. Снова погрузились в теплушки - и в путь. Настроение у связисток менялось по мере приближения к фронту. Под Сарнами в Западной Украине эшелон подвергся сильной бомбардировке фашистскими стервятниками. Кроме того, на эшелон в любой момент могли напасть украинские националисты.

О боевом пути полка я узнала из Памятной Грамоты, присланной Татьяне Ивановне Советом ветеранов полка 9 мая 1985 года:

«2-ой ордена Красной Звезды железнодорожный эксплуатационный полк, в составе которого вы участвовали в разгроме врага, вместе с 1-ой гвардейской ордена Кутузова железнодорожной бригадой в составе войск I-го Белорусского фронта, внёс большой вклад в обеспечение крупнейших военно-стратегических операций Ковельско-Люблинской, Висло-Одерской и завершающей Одерско-Берлинской.

Под огнём врага личным составом полка было организовано бесперебойное движение поездов с военными грузами на главном направлении наступающих войск Люблин - Демблин - Варшава - Лодзь - Лансберг - Кюстрин - Берлин».

Бомбёжки, боевые дежурства, подстерегающая каждый день опасность. Но случались иногда и чудеса. Выпало чудо и на долю Татьяны. Ёе разыскал отец. Это невероятно, но после семи лет разлуки отец и дочь встретились.

Татьяна Ивановна рассказывает:

«Наш полк стоял под Люблином. Я находилась в железнодорожной будке связи на дежурстве. Раздался звонок. Я подняла трубку и услышала взволнованный голос Ани Усановой: «Таня, выходи скорей, по железнодорожному пути к тебе идёт отец!». Я и растерялась, и не поверила, и обрадовалась - всё сразу! Выбежала на улицу и увидела отца, который по шпалам шёл мне навстречу. Я бросилась к нему и повисла у него на шее. Мы провели вместе трое суток. Это был подарок судьбы. Не могли наговориться! Отец так долго не был дома! Он спрашивал обо всех родных и знакомых, сокрушался, что я такая молодая и слабая попала на войну. Каким-то чудом нашли фотографа и сфотографировались. Фотографию эту берегу до сих пор».

Чтобы на фотографии выглядеть солиднее, Татьяна уговорила отца поменяться оружием - Татьяна взяла автомат отца, а он её винтовку. Так и сфотографировались. Связистам автоматы не полагались, только винтовки. После этой встречи боевые пути отца и дочери разошлись. Они лишь переписывались.

Татьяна, которая провела детство и юность в деревне, оказалась в Европе, в незнакомом и совсем другом мире. Наверное, её многое удивляло. Я спросила Татьяну Ивановну об этом. Она ответила:

«Да, жизнь в Польше была мало похожей на ту, к которой мы привыкли. Хотя шла война, но чувствовался порядок довоенных лет. Те дома, которые сохранились после бомбёжек, были ухоженными и чистыми.

Особенно нас поразили польские женщины. Они были, несмотря на военное время, красиво причёсанными. Да и одежда их не походила на нашу. Мы ведь привыкли к фуфайкам, шубнякам да валенкам с лаптям. А полячки носили красивые платья, пальто и туфли. К нам они относились хорошо. Приглашали в гости, но нам это делать не особенно-то разрешалось».

Я спросила Татьяну Ивановну, о чём она писала в письмах домой, и что отвечали ей из дома. Татьяна Ивановна улыбнулась и сказала: «Вот сейчас я расскажу об одном письме». И она начала рассказывать:

«Устроившись в Кюстрине, я села писать письмо домой. И подробно расписала, как нас бомбили около Кюстрина. Представляю, что стало с мамой, когда она получила моё письмо. Она тут же написала ответ, который сильно удивил меня. Она писала примерно так: «Доченька, возвращайся домой. Ты же знаешь, как это сделать. Найди мужчину и забеременей. Мы примем тебя любой и ребёночка твоего вырастим». Действительно, некоторые девушки так и делали. После двух месяцев беременности их комисовывали. Я не воспользовалась советом мамы. До меня и рукой-то никто из мужчин не дотрагивался, а мамы советует такое… После этого поумнела. Я писала домой, что всё у меня хорошо и обстановка совсем не опасная».

Татьяна Ивановна рассказывает: «После Победы мы стали собираться домой. Но приказа о демобилизации всё не было».

В июле пришел приказ. Его так ждали в войсках, остававшихся на территории Германии. Но приказ был не о демобилизации. Полку предписывалось вернуться к месту первоначального базирования - на Дальний Восток. Уже позднее солдаты узнали, что предстоят боевые действия против Японии.

Татьяна Ивановна продолжает свой рассказ:

«Нам снова предстоял дальний путь на Восток. Мы уже проделывали его один раз и знали, как он труден, и как болят бока от жестких лавок - спать приходилось на расстеленных шинелях. Но теперь мы стали «стреляными воробьями».

Мы начали просить командира роты, чтобы он позволил нам взять постельные принадлежности. Ведь из населения города мало кто вернулся, а в брошенных домах было всего полно. Не сразу, но командир разрешил. Наверное, пожалел нас - ехать нам предстояло всё в тех же теплушках с деревянными нарами. И вот через несколько дней каждая из нас стала владелицей одеяла, подушки и перины из лебяжьего пуха. Может быть, они тоже были трофейными, кто знает.

В развалинах одного из домов мы нашли дверцу с зеркалом от платяного шкафа. Эта дверца украсила нашу теплушку, и мы всю дорогу причесывались перед зеркалом.

Так получилось, что маршрут эшелона проходил через станцию Рузаевка в Мордовии. Сердце разрывалось, ведь совсем близко - родной дом. Связистки, которые призывались из Рузаевки и Саранска, смогли передать родственникам, что будут проездом в Рузаевке. Некоторые из них успели к эшелону. Стоянка - 3 минуты. Что тут было! Девчонки протягивали руки к родным, крепко жали ладони и плакали. А когда состав тронулся, долго махали руками.

Прибыв на место, сначала мы разместились там же, где полк базировался до отправки на Запад. Потом начались военные действия против Японии.

Пришёл приказ переправляться на Южный Сахалин. Нас привезли в порт Ванино. Здесь несколько дней ждали паром, чтобы переправиться через Татарский пролив на остров. С моря дул сильный пронизывающий ветер. Нас с Аней спасали кюстринские перины. Одну перину мы стелили на пол, другой укрывались, как одеялом.

Спустя несколько дней нас переправили через Татарский пролив в город Маоко, где я служила до весны 1946 года».

И вот, наконец, долгожданный приказ о демобилизации. Сборы были недолгими, как в пословице говорится - «Солдату одеться - лишь подпоясаться». И вот во второй раз, теперь уже и в последний, Татьяна едет в поезде, пересекая огромную страну с востока на запад. Всё богатство, приобретённое за годы службы - кюстринская перина. Татьяна Ивановна спит на ней до сих пор.

 

Послевоенные годы

И вот наступила мирная жизнь.

Если бы не ссылка отца и не война, Татьяна могла бы получить образование. Но в 30-е годы бедность не позволила. Первые послевоенные годы тоже были не легче.

Учиться так и не пришлось. Татьяна вышла замуж, родила и воспитала двух дочерей. Ныне - вдова.

Татьяна Ивановна работала сначала приемщицей на молокоприёмном пункте, потом - санитаркой в Ельниковской районной больнице. Здесь её вспоминают до сих пор, как очень доброго человека, ответственного и добросовестного работника.

Дочери живут далеко - одна в Москве, другая - в Нижнем Новгороде. Они зовут Татьяну Ивановну к себе, но она не едет.

Живет Татьяна Ивановна в нашем селе на улице Заречной. В марте 2004 года ей исполнилось 80 лет. В её доме очень уютно и царит удивительный порядок. Она рада каждому приходу к ней. Охотно рассказывает о себе и о своей семье. Она смирилась с судьбой отца. Вспоминая его ссылку, говорит: «Что было, то прошло. Уже всё пережито».

Иначе Василий - он до сих пор не может смириться с тем, как с его отцом поступила власть. Передавая мне документы Ивана Емельяновича, он говорил: «Вот смотрите, как он воевал, тут всё сказано! А его сослали!». И в его голосе звучала гордость за подвиги отца и одновременно - обида.

Я долго думала, как же назвать свою работу. И как-то незаметно появилась фраза «В жерновах истории». Когда на мельнице в жернова попадают зёрна, они размалываются в муку. В какие же исторические жернова XX-го века попала семья Лукшиных! Но не превратились Лукшины в пыль, не перемололась. Иван мог погибнуть на гражданской войне, на Великой Отечественной, в ссылке. Выжил! Выжила и его дочь Татьяна. Выжила и Василиса, поднимавшая одна пятерых детей, когда Иван был вдали от дома. Вдали - не по своей воле.