Авторы
В ночь с 20 на 21 февраля в Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга скончался Алексей Юрьевич (Георгиевич) Герман – один из истинных гениев мировой кинорежиссуры, автор, всю жизнь отличавшийся невероятной, почти непомерной профессиональной требовательностью к себе и другим.
Для меня и не только в нашем современном кино есть три безусловных классика: Герман, Муратова и Сокуров. В нашем кино — в расширительном смысле слова, поскольку Муратова, как выяснилось в конце 1991-го, живет в другой стране. Германа не стало, но Герман будет — и не только потому, что его последний фильм — «Историю арканарской резни» по повести братьев Стругацких «Трудно быть богом» мы еще не увидели.
Перед Алексеем Германом, сыном успешного советского писателя Юрия Германа, открывались широкие карьерные перспективы. Он был представителем молодой творческой богемы. В 1960-м, в 22 года закончив ЛГИТМиК (ленинградский аналог ВГИКа, а заодно ГИТИСа), он уже в 23 работал в первом на тот момент театре страны БТД при Георгии Товстоногове, а в 26 стал режиссером «Ленфильма».
Но уже в БДТ он стал проявлять характер. Герман из тех, кто всю жизнь воюет за правду — в том числе, с самим собой. В итоге уже первый его фильм «Седьмой спутник», снятый в соавторстве с Георгием Ароновым, оказался для СССР, причем в год 50-летия Октябрьской революции, политически острым: стремление царского генерала остаться человеком в противостоянии между белыми и красными, приведшее его к неизбежной гибели. Все остальные фильмы (а самостоятельных режиссерских работ, включая невышедшую «Историю арканарской резни», у Германа всего пять) и вовсе обрели мучительную судьбу, в водоворот которой добровольно устремились и сам Герман, и все, кто с ним сотрудничал.
«Проверка на дорогах», сделанная в 1971-м по повести отца, Юрия Германа, попала на полку (в список запрещенных картин) и вышла лишь с началом перестройки в 1986-м. Не только потому, что речь шла о необходимости верить человеку, даже если он добровольно перешел к немцам, а потом, раскаявшись, вернулся к нашим и готов искупить вину кровью. Но и потому, что фильм утверждал: на войне необходимо соблюдать человеческую мораль. Когда она противоречит фронтовой необходимости – тоже (Сталин и Жуков, как известно, следовали иной логике).
Фильм 1976 года — «Двадцать дней без войны» — о путешествии фронтового корреспондента в тыл, полный деталей быта военного вермени, тоже чуть не угодил на полку, и его спасло лишь заступничество могущественного сценариста — генерала советской литературы Констанина Симонова. Третий фильм, «Мой друг Иван Лапшин» 1984 года (в основе которого еще одна повесть отца), поразивший невероятным погружением в коммунальную провинциальную атмосферу 30-х, в которой росли и вырастали хорошие люди, уверовавшие в светлое будущее СССР и человечества, тоже бы пошел отдыхать, если бы не перестройка: из-за слишком пристального взгляда на коммунистического человека как такового. Именно этот фильм про работников уголовного розыска провинциального городка принес Герману главные международные награды. Можно расхохотаться, но у признанного классика это всего лишь «Бронзовый леопард» (третий по значению приз) и награда ФИПРЕССИ на значимом, но не первом в мире фестивале в Локарно.
Потом начались многолетние мытарства со съемками картин «Хрусталев, машину!», вышедшей лишь в 1998-м, и «История арканарской резни», съемки которой начались еще в 2000-м. Отметим по ходу дела, что это первые фильмы Германа, снятые по его совместным сценариям с супругой Светланой Кармалитой, которая стала в последнюю четверь века его соавтором.
Тут-то стало понятно, что причины трудной судьбы германовских картин не только цензурные.
Они: 1) в том, что он предъявляет к себе и другим жесткие требования. Иногда кажется, что требовательность была слегка болезненной. Есть режиссеры, работа с которым для актеров радость. Пример — Тарантино, который постоянно во время съемок находится в приподнятом настроении. Для Германа съемки — тяжелый труд. Иногда он утверждал, что режиссер обязан ненавидеть свое творение.
2) Причины в том, что он всегда быстро очаровывался и разочаровывался. В его фильмах многие актеры — Ролан Быков, Заманский, Гурченко, Юрий Никулин, Алексей Петренко и др. — сыграли свои едва ли не лучшие роли. Он открыл Болтнева и Цурило. Герман бесился и ревновал, когда Болтнев — его любимый Иван Лапшин — сыграл потом подлеца-преступника. Герман расценил это как предательство. Оборотная сторона — его непростые отношения с Леонидом Ярмольником, когда тот даже подписал контракт два года не появляться на ТВ, что бы его лицо в «Истории арканарской резни» выглядело не столь узнаваемым (предполагалось, что фильм выйдет еще в 2002-м. Герман всегда оставался еще и наивным).
3) Причины в том, что Герман, особенно в последние двадцать лет, всегда снимал не то, чего от него ожидают. В том числе продюсеры. От «Хрусталева, машину!» ожидали, что это будет повторение «Лапшина» — фильм с дотошным воспроизведением быта, но не 1930-х, а начала марта 1953-го, когда умер Сталин.
Самое интересное, что Герман и сам говорил, что фильм именно таким и будет! «Я умру, а эпоха останется», — это его личная фраза.
Фильм при этом оказался поэтическим и сюрреалистическим — пусть и с двумя предельно натуралистическими сценами: изнасилование генерала медслужбы урками и приезд спешно реабилитированного генерала на выручку к безнадежному старику, в котором не сразу распознаешь Сталина. Ошибка в ожиданиях привела, в частности, к конфликту Германа с одним из главных продюсеров мирового арт-кино французом Марином Кармитцем, которого Герман обвинил в том, что его ладонь на шее еще более жесткая, нежели ладонь чиновников из СССР.
4) Причины в излишнем перфекционизме — Герман боялся выпустить из рук «Хрусталева» и, видимо, боялся «Историю арканарской резни». О том, что фильм вот-вот выйдет, говорили еще в 2007-м. Хотя сам Герман всегда иронизировал над «комплексом Фишера» — человека, который перестает играть на творческом поле, поскольку боится, что после блестящих побед вдруг проиграет (комплекс, если кто не знает, носит имя американского чемпиона мира по шахматам, который ушел из профессии, выиграв главный титул).
5) И да-да, причины в том, что Герман всегда сражался за правду. Против начальства в СССР. Против Михалкова — именно он стал одним из инициаторов создания антимихалковского Киносоюза. Борьба за правду заставляла Германа постоянно раздавать интервью — и как талантливы они были! Как никакие другие интервью на свете! В середине 90-х, готовясь к большой статье про Германа, я попросил записи его телеинтервью у Бориса Бермана и Ильдара Жандарева, а также Петра Шепотинника. Потом книгу интервью с Германом сделал Антон Долин. Лосев, Лотман, Померанц — вот кого можно поставить в беседах в ряд с Германом. «Разговоры с Гете» в варианте Эккермана — вот что можно при желании и старании сделать из интервью с Германом.
При всей борьбе за правду, при всей жесткости в ее остаивании он, похоже, не стремился выстроить всех по струнке.
У меня с Германом связан забавный эпизод. 1998-й год, дело происходит после Каннского кинофестиваля, где «Хрусталева» не оценили
(зато потом французская пресса написала, что произошла трагическая ошибка, что Герман — современный Босх, и его надо трактовать в традициях Фолкнера, Джойса и Шёнберга. А вся проблема в том, что люди, привыкшие к Бальзаку, Толстому и Моцарту, не готовы воспринимать Джойса).
Короче, редакция журнала «Итоги» первого созыва (при главном редакторе — Сергее Пархоменко). Мне звонят из дому – трубку обрывает Герман! Отошел из комнаты отдела — меня по редакции разыскивает Герман! Мобильников еще нет. Наконец мы на связи. Я к тому времени за короткий период написал три огромные статьи о нем: перед выходом «Хрусталева» (с едким названием «Уж полночь близится, а Германа всё нет»), из Канна (с анализом, почему не был принят его «Хрусталев») и после Канна (c углубленным анализом ситуации). Ну, думаю, будет ругаться. Ничего подобного. Герман, причем увлеченно, начинает доказывать мне примерно следующее: «Вы совершенно не понимаете мои фильмы. Вы трактуете их абсолютно неверно. Но мне очень интересно перечитывать ваши тексты и анализировать их аргументы». И начинает объяснять, почему.
Разговор длился минут пятьдесят. Самый интересный разговор в моей жизни.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.
