31.12.2012 | Архив Гриши Брускина
Карл МарксПамятник и "кризис безобразия"
Девизом церемонии вручения премии Кандинского 2012 года было название книги Михаила Лифшица «Кризис безобразия». Организаторы церемонии предложили художникам, вошедшим в шорт-лист найти место в Москве, с их точки зрения соответствующее заявленному девизу и высказаться на заданную тему.
***
Памятник Карла Маркса на пощади Революции ассоциируется у меня с книгой Михаила Лифщица «Кризис безобразия» не только потому что Лифшиц был марксист, но и потому что и то и другое принадлежит одной и той же эпохе. Эпохе моей юности. Памятник водрузили в 1962 (мне кажется, что я помню церемонию открытия). Книга Лившица вышла в 1968. В промежутке перевели на русский язык книгу тогдашнего члена политбюро компартии Франции Роже Гароди «О реализме без берегов», с которой Лифшиц полемизирует в «Кризисе безобразия». Гароди предлагал версию соцреализма с «человеческим лицом», включив в него сезанизм и кубизм. Обе книги стояли у меня на книжной полке рядом с со своими сестрами: «Осторожно абстракционизм!», «Против абстракционизма в искусстве», «Модернизм»... Кстати, слово «модернизм» в устах советских идеологов звучало приблизительно как матерное ругательство или название срамной болезни.
В то время шла война между двумя мировыми системами: социализмом и капитализмом за гегемонию и власть в мире. Соответственно в искусстве шла война двух идеологий: модернизма, который после войны сделался идеологией капиталистического мира и социалистического реализма – идеологии социализма.
Книга Лифшица критикует искусство западного модернизма с марксистских (как представлялось автору) позиций и отстаивает метод социалистического реализма как единственно верный.
Я, воспитанный на западном искусстве, в то время был за модернизм против соцреализма. Соцреализм мне представлялся заказанным компартией, профанирующим искусство кичем. Мне казалось, что искусство соцреализма призвано не только промывать мозги гражданам, но и подавлять их своим маштабом и размахом. Так я воспринимал тогда московское метро, советскую монументальную скульптуру и высотные дома.
Сейчас, когда советская империя погибла и соцреализм превратился в руины, я полюбил станции метро, ВДНХ и высотные дома. И не могу помыслить Москву без них. У меня появился всамделишный интерес к артефактам советской эпохи. Я думаю, что как кривое зеркало, искажая лицо человека подчас выявляет его сущность, так и искусство соцреализма, искажая действительность поведало нам правду об эпохе. Впрочем, само искажение действительности и было той самой действительностью. Эдакая правда-ложь.
История превратила в руины не только соцреализм, но и модернизм. Для историка они равнозначны. Два, дополняющих друг друга облика времени. И для меня как для зрителя художник Лактионов не менее интересен, чем художник Пикассо.
Идеологии узурпируют идеи. Но идеологии разрушаются и умирают со временем, вместе с режимами и государствами их породившими.
А идеи остаются.
Человек на шпалере соотносится с мистическим текстом, в котором визионеру предстают видения (отсутствующие в шпалере) и слышатся слова, отношение которых к видимой фигуре загадочно. Фигура отсылает к видимому и слышимому, никак не явленным в ней...
Мир "Лексиконов" мне представляется миром идентичности. Фигуры в нем не индивидуализированы, не отличаются друг от друга, но при этом обладают своего рода тяжеловесной определенностью. Это определенность бесконечно умножающихся симулякров, копий.