Почему недоношенный? Ну как минимум потому, что родился этот год примерно на месяц раньше календарного срока, а именно в декабре прошлого года, когда вдруг неожиданно для многих, впервые, кажется, лет за двадцать, ярко вспыхнуло и отчетливо заявило о себе протестное движение, определившее колорит и специфику этого года.
Тогда и начался год, поражающий своей невероятной противоречивостью, где надежда и отчаяние, энтузиазм и оцепенение, гнев и радость, оформленная воля к эмансипации и кабаний топот реакции свились в плотный клубок, распутывать который еще предстоит истории. Трудно обозначить этот год одной оценочной формулой. Плохой он или хороший? Бог его знает - и такой, и такой. Но вот скучным его точно не назовешь.
С одной стороны - Болотная, Сахарова, Белое кольцо, "Оккупай-Абай", движение наблюдателей и движение волонтеров, обозначившие хотя бы возможность возникновения на наших просторах того самого гражданского общества, о необходимости которого кто только не говорил. И много чего еще.
С другой - наглое шулерство на выборах, задержания и аресты, автозаки и дубинки, дикие законы, отменяющие Закон, средневековое мракобесие, дикий процесс на девушками, совершившими панк-молебен и упакованными за это в лагеря, опереточные казаки с нарисованными орденами, разгром системы образования, атака на культуру, захват "болотных" заложников, подлый и бесчеловечный "антисиротский закон". И много чего еще.
Нынешняя власть, состоящая сплошь из вороватых неучей и энтузиастических лакеев, не придумала ничего лучшего, чем стремительно превратиться в собственную карикатуру, самым неблагородным образом отобрав хлеб насущный у карикатуристов и прочих сатириков-юмористов, вынужденных обескураженно превратиться в суровых протоколистов-бытописателей. Вот, например, Министерство культуры уже вполне отчетливо преобразовалось в ту самую "прачечную" из знаменитого анекдота. И до такой степени, что и анекдот уже перестал быть смешным, потому что гротеск сменился унылой реальностью.
Невежды и напыщенные тупицы не только смешны, но и опасны. Особенно если в их руках все наши деньги, а также дубины, судейские мантии и прочие "рычаги влияния".
Но прежде всего они смешны. И мы должны об этом помнить постоянно, если мы хотим сохранить свойственную нам систему координат, если мы собираемся оставаться самими собой, а не теми, кем нас видят или хотят видеть "они". Потому что лишь смех и холодное, сухое презрение способны преодолеть парализующий страх и не менее парализующую апатию.
Только смеяться. Только думать, говорить, слушать, смотреть и неустанно ловить эту позорную шушеру на глупости, подлости и вранье, как бы ни казалось это бессмысленным, малопродуктивным да и, прямо скажем, небезопасным. Мысль не бывает бессмысленной.
И не надо им помогать.
И те опальные НКО, которые отказываются сами навешивать на себя желтую звезду "иностранного агента", поступают совершенно правильно. Страшный, но поучительный опыт европейской истории первой половины XX века научил всех тех, кто умеет учиться, что как минимум не следует своими собственными руками помогать людоедам всех цветов и оттенков в "решениях" их "вопросов". Особенно если речь идет об "окончательных решениях".
Как обычно, этот год одарил нас и лингвистическими новинками, за которые мы, как люди объективные и благодарные, должны все-таки сказать спасибо. Кроме запомнившегося всем, обглоданного до самых опилок "чучела еврея", есть и еще кое-что. Например, неизвестно из какого сора выросшие, какие-то "духовные скрепы". У меня, например, эти скрепы тотчас же воссоединились с известной блоковской строкой, вследствие чего возникло нечто, что вполне может быть пропето на мотив припева из трижды перелицованного сталинского гимна:
Скрепы духовные, газы утробные,
Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма.
И через несколько буквально дней из тех же державных уст прозвучал наглядный образчик одной из таких "скреп". Духовных, разумеется, каких же еще. Ибо было сказано: "Скощухи не будет". Не зря же мой приятель, услышавший про "духовные скрепы", мрачно предположил: "Это он про наручники, что ли?"
Ну, и про пресловутый конец света нельзя не упомянуть.
Мне кажется, что повседневная частная и общественная жизнь на фоне бесконечных шуток-прибауток про конец света выглядит все-таки несколько иначе, чем без него. То есть этот конец света, как бы ни резвились люди по этому поводу, все же протекает в подсознание и исподволь диктует особые формы поведения. И люди начинают совершать иногда бездумные поступки - благородные или подлые, - как бы имея в виду, что будущего все равно нет, а потому и последствий никаких не будет.
Мне кажется, что недавние думские безумия как-то бессознательно связаны с концом света. Типа, эх, пропадай моя телега, совершу-ка я напоследок какую-нибудь особенную подлость, чтобы душе весело было. А там и свет пусть кончается. И трава не расти, и вода не лейся.
Впрочем, конца света в ближайшее время не будет. Я почему-то это знаю точно. Поэтому придется жить дальше. Да, в наши дни отчаяние дается легче, чем бодрость и надежда. Да, деятельная бодрость и надежда в наши дни даются с немыслимым трудом. Но тем они важнее и насущнее.
Не будем жалеть усилий и не будем забывать, что усилия всегда вознаграждаются. Конца света не будет, потому что все только начинается. И хорошее, и дурное. И веселое, и страшное. Всякое. Все то, что называется жизнью. Будем жить. Скощухи не будет, да она и не нужна. Нужна свобода, и она будет.
Нам предстоит очень много сделать и о многом подумать. Потому что год этот не только родился раньше положенного срока, но и, как мне кажется, не закончится в ночь с тридцать первого на первое. Он будет продолжаться. Потому что многое в нем еще не доделано, недопонято, недодумано, недоношено.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»