18-го мая в Петербурге на фестивале “СКИФ”, а 20-го в Москве в клубе Pipl выступила группа Psychic TV, которую возглавляет Дженезис Пи-Орридж: мистик, один из ключевых персонажей почитаемого здесь “британского эзотерического андеграунда”, придумавший в 70-х с коллективом единомышленников по группе Throbbing Gristle стиль индастриэл, в 80-х игравший эйсид-хауз, и позже вместе со своей возлюбленной Леди Джей совершивший трансгендерную операцию, чтобы стать максимально похожими друг на друга.
- Вас часто представляют как “бывшего участника Throbbing Gristle и человека, придумавшего стиль индастриэл”, но на самом деле человек-проект “Дженезис Пи-Орридж” ведь следует отсчитывать от 1969 года, времени, когда Британия уже была включена в сексуальную революцию и когда вы вступили в художественное сообщество Transmedia Explorations.
- Да, я был из детей-цветов, хотя много времени проводил с модами, более жесткой субкультурой. Послевоенные годы в Англии были не самым приятным временем, в отличие от Америки, - прежде всего потому, что не было денег. Страна экономила буквально на всем - на электричестве и на продовольствии, я помню, что продукты выдавали по карточкам. Молодежь развлекала себя сама, я, например, с десяти лет читал Сартра, узнавал, что такое дада и сюрреализм. Кроме того, мы жили в очень пуританской среде, где слова “оргазм” и “эрекция” были табу, так что когда у тебя все это случалось в первый раз ты думал, что у тебя проблемы со здоровьем. Естественно, молодежь, как только представлялась возможность, убегала из этой среды в свой вымышленный мир, и я тоже - всегда был романтичным и мечтательным юношей, всегда мечтал о большой любви, которая помогала бы мне противостоять окружающему.
Но с другой стороны нельзя сказать, что я был хиппи. Вырос я в Манчестере - индустриальном городе, любой житель которого знает не понаслышке, что такое экзистенциальная отчужденность.
- Да, хиппи вас сложно назвать, учитывая то, что через несколько лет после Transmedia Explorations вы вышли на музыку, принципиально противоположную хиппистской. Индастриэл-концерты Throbbing Gristle были сеансами насилия над слушателями, иллюстрацией того, как мир электрификации и конвейеров подавляет человеческую природу.
- Во-первых мы хотели противопоставить что-то блюзовому канону, потому что блюз был изначально музыкой рабов. Во-вторых, TG были даже не арт-проектом, а журналистской работой - мы объясняли людям вокруг расклад сил в окружающем мире. Мы устраивали концерты по мотивам военных парадов, пытались вскрыть и сломать механизмы управления толпой, которыми пользуются те, кто толпой управляют; имя им во все времена одно - подонки. Будь то католическая церковь или парады в фашистской Германии. TG хотели говорить людям правду - причем именно ту правду, от которой либо отворачиваются, либо ненавидят. Когда нас стали признавать музыкальные критики, стало понятно, что проект закончен и с тех пор он существует как старая игрушка, с которой мы не можем расстаться.
- Вы всегда были очень чутки к музыке, которая резонирует со временем - в семидесятые это был нойз, в восьмидесятые - эйсид-хауз, позже - максимально широко понятый пост-панк. Кроме того, сейчас вы живете в Нью-Йорке - одном из центров производства новой музыки на планете Земля. И если TG были звуком конца индустриального общества, то что по-вашему стало саундтреком к постиндустриальной эпохе?
- Откровенно говоря, не знаю, но по всей видимости это тотальный бессмысленный нойз. Во всяком случае, когда я выхожу на концерты в Нью-Йорке то вижу массу музыкантов с лэптопами, которые просто напросто двумя-тремя кликами извлекают шум из своего компьютера. Тупо. Или вижу группы, которые все как одна похожи на Joy Division - правда у этих часто нету больше трех песен, зато фотографий на MySpace как у фотомодели в конце карьеры. Я дружил с Йеном Кертисом, когда жил в Манчестере, дружил до самой его смерти, отчасти TG и Joy Division несли одни и те же идеи. Точно могу сказать - слава богу, что Йен не видит всех этих групп.
Слыша и современный нойз, и то, что сейчас называют индастриэлом, - каких-нибудь Nine Inch Nails - я испытываю только скуку. Нойзовики не понимают сущности искусства. Музыкант - это трубадур, он всегда должен рассказывать историю, пусть прибегая к метафорам и аллегориям, и мы в TG делали это. А Nine Inch Nails - дерьмо, это попс.
Последнее, что мне понравилось - вот недавно был на концерте - Acid Mothers Temple, старая психоделическая группа.
- Собственно, и Psychic TV последнее время играют психоделическую музыку - как вы сами определяете этот стиль? Пост-панк? Спейс-рок? Спейс-панк?
- Ну хоть какая-то польза от журналистов есть - ваше определение “спейс-панк” мне нравится, можно я буду его иногда использовать? Спасибо. На самом деле последний - и, видимо, завершающий, - период PTV надо отсчитывать от нашего первого московского концерта.
Мы ехали к вам, абсолютно не представляя чего ждать. Первое впечатление - дикие пробки. Четыре часа на шоссе из аэропорта. В городе - машины, машины, машины, казино, магазин, казино, магазин, казино, машины, машины. Потом мы приехали в отель - а рядом с ним была растяжка “Москва приветствует тебя, Дженезис!”. Потом - концерт в клубе “Икра” - сумасшедший, где мы увидели полный зал людей, восторженно глядящих на группу. Еще мне показали одну из ваших главных газет - “Известия”, там был большой текст, посвященный PTV и моя фотография, где грудь выпадает из платья. Такой фотографии не могло бы быть в Америке или в Англии - я ничего подобного не могу себе представить.
На том концерте PTV вышли без меня на бис к российским поклонникам и сыграли полуимпровизацией длинную версию песни “Maggot Brain” группы Funkadelic. Сейчас мы часто играем песню “Mother Sky” Can, а в планах у нас - записать “Silver Machine” Hawkwind. Мы записываем все с первого дубля, растягивая песни - это гимн всей психоделической музыке всех времен и стран.
А есть объяснение - почему у вас так любят нашу музыку?
- Общего мнения нет, только домыслы. Возможно, штука в том, что в начале века в России был композитор Арсений Авраамов, который написал “Симфонию гудков”, славившую дивный новый мир гигантских машин и во многом близкую идеям футуриста Луиджи Руссоло. А в последние десятилетия советской эпохи было ясно, что человек и человеческое - не особенно полезная деталь этих гигантских механизмов, о чем и докладывали Throbbing Gristle, отчасти используя звуковые приемы Авраамова и Руссоло. Или, возможно, дело в тоталитарной эстетике - ее восхваление, травестирование или издевательство над ней тут надолго будет беспроигрышной стратегией.
- В этот раз в России мы собираемся играть по большей части новые вещи - вы все услышите. Это музыка, восхваляющая свободу и любовь, созданная в любви и свободными людьми. Может это как-то поменяет ситуацию.
- Я и в начале, когда спрашивал про 1969-й, хотел спросить про любовь и свободу, которые сопрягаются самым причудливым образом. Нейл Эндрю Мегсон (настоящее имя Дженезиса Пи-Орриджа - прим. ред.) ушел от мира в 19 лет; с момента возникновения Дженезиса прошло уже почти полвека - и он сформировался в момент сексуальной революции. Вы - ее ровесник. Писатель Мишель Уэльбек говорит, что в этот момент в западном мире оказалась узаконена и обнажена параллельная иерархия, всегда существовавшая и равновеликая по силе иерархии денег, - сексуальная. Ее общественное признание сделало несчастными больше людей, чем пуританские законы, направленные против гомосексуализма или чего бы то ни было.
- Это разговор о сексе - ну и не удивительно, что вы задаете его человеку, который знает об этом не мало. Но дело не в количестве партнеров. Я всегда ставил любовь премного выше секса. Не понимаю зачем в интернете лежат терабайты порно, почему в Нью-Йорке люди воспринимают секс как увеселительное времяпрепровождение. “Чем бы заняться вечером? Купить новые кеды? Посмотреть телик? Снять кого-нибудь?”, - для меня каждая из этих мыслей ужасна.
Секс - это божественный подарок, награда за любовь. И я всегда искал только любви. Love hides in the strangest places - знаете такую песню? (песня Джима Моррисона - прим. ред.) В strangest places я ее и нашел - трижды в жизни. Смысл любви в том, как далеко вы можете зайти с одним-единственным человеком. Можете ли вы зайти так же далеко, как я с Леди Джей, стать единым телом? А дальше?
Но секс, ставший товаром, как в современном Нью-Йорке, - ничего хуже юноша Нейл Эндрю Мегсон себе вообразить не мог. Я не думаю, что в конце шестидесятых была обнажена “сексуальная иерархия”.
- Секс и идея свободной любви были присвоены капиталистическим миром, и он превратил их в то, во что превращает все на своем пути - в отношения, которые эвфемистично называются “ты - мне, я тебе”, а на самом деле являются “я - тебя, и еще раз я - тебя, а завтра я - кого-нибудь другого”?
- Именно. Единственное, о чем я мечтаю сейчас, после прекращения физического существования Леди Джей, - это коммьюнити людей, пусть небольшого, но которое бы наплевало на законы, установленные рыночной экономикой. Мы собираем людей на сайте truetopi.ning.com - и это очень сложно. Многие попросту не хотят делится, боятся отдавать свои сбережения, свой автомобиль другим. Ясно ведь, что один автомобиль можно без проблем использовать не для одного-двух человек, а, скажем, для двенадцати. Но в людях силен страх и эгоизм.
- Вы - последний вопрос - интересуетесь ритуальными практиками разного толка. Интересно знать, есть ли у PTV ритуал самый что ни на есть обычный для рок-музыканта. Что вы делаете перед тем, как выйти на сцену?
- Мы носим перстни на мизинцах и перед концертом всегда собираемся вместе и меняемся ими в произвольном порядке - это своего рода ритуал доверия и обмена энергией.
После исполнения музыканты и директор ансамбля Виктория Коршунова свободно беседуют, легко перекидываются шутками с Владимиром Ранневым. Всё это создаёт такую особую атмосферу, которую генерируют люди, собравшиеся поиграть в своё удовольствие, для себя и немного для публики. А как же молодые композиторы?
Концерт Берга «Памяти ангела» считается одним из самых проникновенных произведений в скрипичном репертуаре. Он посвящен Манон Гропиус, рано умершей дочери экс-супруги композитора Альмы Малер и основателя Баухауза Вальтера Гропиуса. Скоропостижная смерть Берга превратила музыку Концерта в реквием не только по умершей девушке, но и по его автору.