21.12.2005 | Память

Памяти Алеши Афанасьева

Сегодня мы прощаемся с человеком, с которым много лет работали вместе и много лет дружили

Умер Алеша - веселый, смешной, остроумный, ироничный, доброжелательный. Умер один из самых легких и компанейских людей в нашей "итоговско-ежовской" команде. Человек с мгновенной и парадоксальной реакцией (его шутки повторяли многие), насмешливый, но, одновременно, очень нежный.

Уходят один за другим самые энергичные, молодые, заводные. Первым в нашем скорбном перечне был Дима Пинскер, полный буйной радости жизни, как Гаргантюа. За ним ушли вдумчивая и страстная Галя Ковальская, добрейший Руслан Ямалов, потом веселая и кроткая, как ангел, красавица Лиля Лион. И вот - Алеша. Все мы его любили, все мы будем вспоминать о нем еще очень долго.

"Ежедневный журнал":

Умер Алексей Афанасьев. Осознать это никак невозможно. Мы, его товарищи по прежним «Итогам» и «Еженедельному журналу», знали, что он давно и тяжело болен. Болезнь, нелепая, безжалостная и несправедливая, в течение нескольких месяцев уносила его от нас все дальше и дальше. И унесла. И его нет больше.

Наш Леха - а все мы называли его именно так - был высоким профессионалом, дизайнером от Бога, способным на самые неожиданные решения, блестящим собеседником, в любой момент готовым пошутить над всем на свете, и в первую очередь над самим собой.

Он был поразительно одаренным человеком. В понедельник на редакционной летучке он как бы в пол-уха слушал изложение, иногда не слишком связное, еще не написанного материала, а уже к среде он показывал несколько вариантов журнальной обложки. И, честное слово, изготовленный им коллаж часто был куда содержательней и убедительней, чем журналистский текст. Но он и сам обладал удивительным чувством слова. Заголовки, которые он просто так, ради шутки, писал в качестве «рыбы» - бессмысленного набора букв - оказывались лучшими. Сходу вспомнился, например, «Музей войсковых фигур». Статья была, кажется, про какие-то дела в Министерстве обороны. Иногда от «нечего делать» Леха сочинял стихотворные экспромты и рассылал их по отделам. В день сдачи номера был более чем актуален такой, например, центонный стишок: «Гул затих, я вышел на подмостки, прислонясь к дверному косяку. И четыре сверстанных полоски положил на стол Колбасюку». Виталий Колбасюк, если кто не знает, был многие годы бессменным и строжайшим нашим ответсеком.

Профессиональная основательность, как это часто бывает, ничуть не мешала Лехе быть человеком легкомысленным до эксцентричности. Он же был артист. Ему ничего не стоило пройтись на руках по редакционному коридору или проникнуть в редакцию через окно третьего этажа, взобравшись туда по водосточной трубе.

Всегда доброжелательный, общительный и любопытный, Алексей не скрывал своего презрения к людям «практическим» - тем, кто слишком уж старался социально преуспеть и поудобнее устроиться в жизни. Нет, он вовсе не чурался «материального». Просто в иерархии его ценностей все это занимало не первое, не второе и даже не десятое место. Не потому ли таким чудесным товарищем был он всем нам? И не потому ли мы обречены теперь жить с горьким ощущением: уже не распахнется никогда оконное окно, и не впрыгнет через него в комнату наш Леха.

Но что делать – придется жить дальше без него. И всегда помнить: он очень много нам подарил на прощанье. А наша задача легкая и всегда радостная – вспоминать о нем как можно чаще и как можно светлее. Ничего большего мы для него уже сделать не сможем.

Русский Newsweek:

26 декабря Лехе исполнилось бы 37 лет. И мы бы все искренне его поздравляли и пили, чокаясь, за его здоровье, хлопали по плечу и удивлялись, что «уже 37». Леха бы смущенно улыбался, шутил, подмигивал девушкам, травил байки из жизни «Итогов» (тех еще, «вместе с Newsweek»), «ЕЖа» — «Еженедельного журнала», смешно бы изображал нас — «ньюзвиков».

От Леши шло удивительное, столь редкое сейчас, тепло, и к нему все тянулись — «погреться». И хватало на всех — Леша был очень открытым человеком. В нем удивительно сочетались мягкость, доброжелательность, чуткость с умением жестко отстаивать свое мнение, принципы — человеческие и профессиональные. Работать с ним было приятно и комфортно. Он был настоящим художником — речь даже не о ремесле и должности арт-директора, а об отношении к жизни. Он постоянно ухитрялся находить в ней удивительные, яркие, красивые вещи, мимо которых другие пробегали, не заметив. И он щедро делился своими находками.

Писать о Леше в прошедшем времени очень больно. И все эти «был», «было», «если бы», и прочее — чудовищно нелепы. Все время ждешь, что он войдет в редакцию и скажет: «Привет! Ну, как дела? Нормально? Это никуда не годится! Должно быть — отлично!»

26 декабря мы выпьем за Леху и за его «всего 36». Не чокаясь. Ему теперь всегда 36.