05.12.2011 | Арт

Очищенная живопись

Караваджо в Музее изящных искусств

Удивительно, ведь юноша с лютней кисти Караваджо обретается в нашем Эрмитаже. Однако эта картина по отношению к тем шедеврам, что привезены на выставку в ГМИИ «Караваджо. Собрания из музеев Италии и Ватикана», выглядит как плохая копия.

Почему же картины из итальянских музеев вдохновлены свободной манерой письма и удивительной энергией? А наш «Лютнист» неотличим от скучной живописи болонских академистов, братьев Карраччи прежде всего. Все дело в технологии реставрации. Нам всегда кажется, что очки стекла Клода (Клода Лоррена, которыми пользовались, чтобы достичь аутентичный благородный золотой колорит) вменяют совершенный фокус культуры. Мы должны видеть так и никак иначе.

А на самом деле колорит Караваджо светится и сверкает. Его невозможно сравнивать с живописью болонских академистов братьев Карраччи. Они абсолютно разные.

Братья Карраччи так же относятся к Караваджо, как Перов к Федотову. Федотов был гений. Перов — средний художник эпохи передвижничества.

Из наследия Караваджо осталось слишком мало работ. Он не был положительным героем эпохи. Он был мальчишом-плохишом. Всегда он пьян. И был преступником. А вот посмотрите картину «Поклонение пастухов» из музея города Мессина. Свет Караваджо так выявляет формы, что ощущение будто в 3D MAX. Только гораздо совершеннее. Потрясающе написал про Караваджо великий историк искусства Евсей Ротенберг: «Реформа Караваджо — отход от образов идеального строя и непосредственное обращение художника к непреображенной реальности — выбивает привычную для мифологических образов опору. В этих условиях мифологическое начало, воплощаясь у Караваджо в отдельных смелых и многообещающих решениях, не образует, однако, единой системы и не исчерпывает собой тематической проблематики его искусства: творчество итальянского живописца в равной мере открывает для искусства будущих десятилетий плодотворные возможности и в мифологической, и во внемифологической форме художественной поэтики».

Сегодня очевидно, что Караваджо велик своей постановкой глаза. Его ранние, показанные на выставке работы убеждают так же, как великий диалог с искусством прошлого: от Тициана до Козимо Тура.

Его поздние работы из музеев Неаполя и Рима дают такую высочайшую планку символического реализма, что не будет преодолена и в живописи XIX века. Несмотря на то, что в это время он был кумиром и гуру.

Так почему же так разительно отличаются «Юноша с корзиной фруктов» из римской галереи Боргезе и «Юноша с лютней» из Эрмитажа? Все дело в том, как мы относимся к наследию. Хотим ли мы его видеть живым или воспринимаем однотонной гризайлевой фотопечатью. В Эрмитаже мне сказали, что, дескать, при очистке старых полотен снимается верхний красочный слой. Обидно. Но вот в Лувре живопись Караваджо сверкает. А в Эрмитаже неотличима от работ Бернардо Строцци и других живописцев, с кем Караваджо был в полемике. Хорошо ли?

В Музей изобразительных искусств привезены одиннадцать полотен из разных музеев Италии. У российского зрителя имеется возможность проследить весь творческий путь мастера, от юношеских полотен до работ первого десятилетия XVII века.

Источник: "Московские новости", 24 ноября 2011,