06.06.2011 | Япония без вранья
Как едят японцыЯпонцы просто помешаны на еде, причем едят вовсе не как европейцы
Вряд ли на земном шаре есть еще страна, где человек, проработав с утра и до вечера в какой-нибудь фирме и закончив работу часов в десять вечера, сядет в машину и попрется в другой город, куда ему ехать целый час, только для того, чтобы поесть переслащенный вермишелевый суп. Притом, что ему завтра вставать на ненавистную работу в шесть утра.
Сомневаюсь также, что домохозяйка в какой-нибудь еще стране на свой день рождения потребует от мужа и всей семьи, чтобы ее везли на соседний остров, чтобы перекусить там в простой забегаловке. Да не в одной, а в четырех, а потом еще будет сетовать, что удалось поесть только в трех – в желудке места не хватило.
Японцы просто помешаны на еде, причем едят вовсе не как европейцы – наслаждаясь атмосферой, беседой, и – в том числе – качеством пищи. Японцы готовы тянуть удовольствие часами тогда, когда выпивают, но когда они едят, то едят они быстро и жадно, полностью поглощенные вкусом поглощаемого, и мне стоило немалых усилий научиться есть вермишелевый суп рамэн так, как требуют здешние приличия – всасывая вермишель губами с громким и довольно неприличным звуком. Но эта культура еды, да и сами японские блюда, в большинстве своем – нововведения последних сотни лет. Традиционная японская еда, пожалуй, совсем не то, что едят японцы сейчас, да и не то, что пользуется теперь наибольшим успехом в мире.
Суси – нововведение периода Эдо. Рамэн – вермишелевый суп – появился еще позже, в середине эпохи Мэйдзи, то есть немногим больше сотни лет назад. Да и сам белый рис стали есть в Японии примерно тогда же, а до тех пор ели коричневый – ошелушенный, но не шлифованный. Кстати говоря, в рисовых отрубях содержится львиная доля витаминов, особенно витамина В1, отчего у японцев, переставших есть коричневый рис, в двадцатом веке сильно участились случаи алиментарного полиневрита – во всяком случае, пока не развилась практика витаминных добавок.
Таким образом, японцы, пока не пришло благоденствие эры Эдо, а потом и проклятие европейской еды, ели нешлифованный рис, добавляя к нему при возможности или какую-нибудь рыбину, или же овощи, сваренные на соевом соусе – то есть диета была не очень шикарная. Сахара почти не было, мяса – тоже. И были японцы при этом – а, быть может, и как раз поэтому – на редкость выносливым народом.
Известен анекдот о том, как приехавшие в Японию европейцы, удивленные выносливостью рикшей, которые возили их коляску с утра до вечера по всему городу и нисколько при этом не устали, спросили у них, что те едят. Те ответили, что едят пару тарелок коричневого риса в день. Европейцы изумились еще больше и стали убеждать их в том, что если японцы начнут есть мясо, то будут и вовсе непобедимы, поскольку тогда к этой поразительной выносливости прибавится еще и европейская сила.
Но вышло совсем не так. От мяса японцы сильнее не стали, стали болеть гораздо больше и потеряли свою выносливость. А зря – ведь за много сотен лет кишечник у них, как показали исследования, стал на два метра длиннее, чем у европейца – чтобы как следует переваривать растительную пищу. А тут, выходит, лишние метры оказываются совершенно не у дел.
Существует много рассказов о том, как европейцы привезли туземцам ром и сделали население алкоголиками. Есть много историй о том, как европейцы внедрили капитализм и разрушили общины и привычные связи между людьми. Японская же история последних ста пятидесяти лет знаменита еще и тем, как китайцы с европейцами да американцами испортили туземцев едой, с каковой в Японии традиционно дело было поставлено плохо – в среднем, довольно скудно и не больно-то вкусно. Наверное, поэтому японцы и используют слово «вкус» – адзи – совсем не в том смысле, как на Западе. Вкус для теперешних японцев – понятие не столько качественное, сколько количественное. Пробуя суп, нынешний японец нередко скажет: «что-то вкуса недостает». Обычно это значит, что в супе или мало сахара, или соли, или мясного бульона.
Сам я отказался от вкусной еды года на два. Первое время мне было довольно тяжело, но со временем я привык – хотя смотреть на то, как мои дети поглощают шоколадки и бутерброды с сыром, было настоящей пыткой. Потом я стал замечать, что действительно стал гораздо выносливее и болеть перестал совершенно. А потом… сломался и стал есть практически все, что хочется – разве что кроме мяса, от которого все таки успел отвыкнуть.
Стал ли я от этого счастливее? Не знаю. Но здоровее и выносливее точно не стал. И сейчас все больше думаю, что, быть может, аборигенам видней. Что имеет смысл переломить себя и снова есть то, что предки моих наполовину японских детей ели в течение столетий, даже если это для современного человека и совсем не вкусно. Взять и сказать глобализации (и своим собственным неяпонским предкам) твердое «нет». Но уж больно вкусная она вещь, эта глобализация…
Когда я рассказываю садовнику что-то наболевшее, он никогда не дает ни советов, ни оценок. Он выслушивает мою историю и, на секунду задумавшись, начинает свою. И только дослушав его историю до конца, я понимаю, что эта история — его ответ.
Прошло три дня с его смерти, кончились поминки, похороны, бесконечный черед важных родственников, сослуживцев, начальников отделов и даже отделов кадров, чинных поклонов и пустых слов. И только теперь, глядя на двух братьев, я вдруг снова увидел моего отчима таким, каким он был мне дорог.