30.05.2011 | Арт

Потрогать Бытие слегка

Выставка Юрия Злотникова в Московском музее современного искусства

Подобно тому как искусство Павла Челищева в прессе беспардонно маркируют ярлыком «сюрреализм», так и творчество Юрия Злотникова отмечают этикеткой «советский абстрактный экспрессионизм». Ох уж эти журналюги! Вечно желают рассортировать всех и вся по колонтитулам и рубрикам газетной верстки. Благодаря созданной тщанием и усердием прекрасного куратора, исследователя Евгении Кикодзе персональной выставке восьмидесятилетнего художника Юрия Савельича Злотникова мы воочию убеждаемся, что метод общения с натурой у мастера радикально отличен от того, который утверждал, например, в своем творчестве Джексон Поллок.

Различен вектор.

Поллок и другие гуру абстракции второй половины XX века на пьедестал возводили прихотливую игру случая, спонтанность жестикуляции, гениальную интуицию. Злотников сформулировал для себя образ художника-исследователя, миссионера, превратившего творчество в сложный эксперимент поиска резонансных систем живописи в отношении к другим «колебательным частотам» бытия, как то физике (естествознанию) и лирике (музыке и литературе).

Сама экспозиция выстроена так, словно мы путешествуем по универсальным системам науки XX века. Вот «Сигнальные системы» конца 50-х – начала 60-х годов. Точки, хвосты - линии, улетающие из поля изображения цветные шарики. Как-то ассоциируется это искусство и с изображением внутренностей электрических и радиоприборов (плато, схемы), и с визуальным манифестом победившего структурализма. А вот работы конца 70-х – 90-х. Вместо крепко спаянных схем – дисперсия, дифракция, хаос. Торжество фасеточного зрения и унесенный цветным ветром символ стабильности модернистской вселенной – «черный квадрат» Малевича (картина «Антитеза «Черному квадрату», 1988 год). Все синхронизируется с наступившей эрой «де» и «пост» (правильно вспоминается куратором со своими «следами характеристик» Жак Деррида).

Вполне научную мотивировку имеют и чередующиеся с абстракцией обращения Юрия Злотникова к фигуративной живописи. Благодаря экспонирующемуся в залах ММСИ в Ермолаевском переулке огромному архиву мы понимаем, что это лаборатория метаморфоз живописной материи. Сознательная постепенная редукция языка ради свободы общения и универсального сообщения.

Тем не менее подвести строгую научную, философскую базу под изобразительные эксперименты Злотникова не представляется возможным. Перед этой задачей капитулировал даже лучший интерпретатор творчества художника, автор статьи в каталоге выставки Александр Раппапорт. И ладно. В искусстве хороша наука та, которая выведенной формулой и логикой не исчерпывается. Сам процесс дознания до того, что сформулировать нельзя, дарит полноценное переживание Бытия по касательной.

О сигналах-касаниях Бытия пишет в своих работах о Злотникове Раппапорт. Это прикосновение «к чему-то еще не испорченному человеком, далекому от случайностей и превратностей, чистому и фундаментальному, хотя, как и для древних, для него начало не исключает участия человека, оно по-своему антропологично и не имеет ничего общего с научной дезантропоморфностью».

Наверное, неспроста, больше всего поразила меня созданная в 1970-е годы картина на тему рассказа Ф.М. Достоевского «Сон смешного человека». Такое прозрение пограничья Вселенной на этот сюжет случилось еще у другого визуального интерпретатора великой литературы, мультипликатора Александра Петрова, сделавшего «Сон» в технике «живопись по стеклу».

Источник: "Московские новости", 11 мая 2011,