27.04.2011 | Литература

Новый Панглос

Последний роман Макьюэна вышел в «Эксмо» через год с небольшим после английского издания

Московское «Эксмо», вокруг которого сегодня разгорается репутационный скандал, пока еще остается крупнейшим игроком на российском рынке авторских прав. Последний роман Макьюэна вышел в «Эксмо» через год с небольшим после английского издания. «Solar» по-русски звучит как «Солнечная» (вероятно, подразумевается «солнечная энергия»),

британские критики поспешили назвать его «лучшим романом о глобальном потеплении» и присудили ему … премию Вудхауза.

Из этого не следует, что роман экологический – скорее наоборот, и в еще меньшей степени «Solar» - роман юмористический, хотя местами он, в самом деле, забавный. По большому счету это сатира на экологические спекуляции и на левые технологии научного финансирования.

Действие «Solar» начинается в 2000-м: Майкл Биэрд, стареющий физик-нобелиат, спасается от очередной семейной катастрофы и в буквальном смысле бежит на Северный полюс вместе с «тематической экспедицией» экологов-энтузиастов. Притом, что сам он считает экологическую антиутопию одной из тех фантазий, в основе которых «убеждение, что все мировые проблемы можно свести к одной и решить». Точно также – со здоровым скепсисом – относится он к «детской болезни левизны» в науке: «Вот что не нравилось ему в политизированных – несправедливости и бедствия возбуждали их, это был их хлеб, их живая вода, их удовольствие».

И в глобальное потепление он не верит, а если бы и поверил, то не встревожился бы: «бездетный мужчина в годах, на излете пятого брака может позволить себе толику нигилизма». Короче говоря,

перед нами циник и рационалист, пытающийся примирить собственный здравый смысл с той призрачной многомерной реальностью, которая открылась людям его профессии после Эйнштейна.

В первый день пресловутой «экспедиции» он с несвойственным ему увлечением отвечает на вопрос наивного проводника:

«Странная реальность, описываемая квантовой механикой, она, в самом деле, представляет собой реальный мир или это просто система, которая приносит результаты?».

Похоже, вопрос был ключевым для этого сюжета. Не принимая всерьез «реальность» экологической антиутопии, герой делает ее своим бизнесом: это «система, которая приносит результаты». Но, гедонист-обжора, он патологически неряшлив, мусор вокруг него разрастается в прямом и переносном смысле, становясь своего рода контрастной метафорой «левой науки левых». В финале выстроенная им система, вернее, выстроенная им амбициозная спекуляция  рушится, и Биэрд рискует оказаться под обломками. Но есть во всем этом известный комизм, да и герой этот слишком похож на современного Панглоса, - он жовиален до последней степени, и вот он уже планирует сбежать в Бразилию к очередной даме, но в этот момент его настигают две потенциальные супруги.

Сюжеты – любовный, детективный и научный – имеют свои point’ы, персонаж зачастую не подозревает об истинном положении вещей, и развязки удивляют его точно так же, как и читателя.

«Научные» истории предстают серией карикатур: Биэрд случайным образом вступает в конфликт с социальной антропологией, затем его атакуют феминистки, а на одной из конференций его настигает нарратолог.

Нарратология – теория повествования, наука о разного рода повествовательных приемах и моделях. Замечательная в своем роде «метанарратологическая» новелла дает представление о писательской технике Макьюэна и стоит того, чтобы пересказать ее здесь:

Биэрд-обжора не в состоянии устоять перед фаст-фудом, в аэропорту он запасается пакетиком чипсов, затем уже в лондонском поезде с рассеянной жадностью начинает их поглощать, но вдруг обнаруживает, что сосед по купе, наблюдает за ним со свирепым любопытством и демонстративно протягивает руку к пакетику. Биэрд решает, что сосед – опасный психопат:

«Они по-прежнему смотрели в глаза друг другу, и теперь Биэрд твердо решил не отводить взгляд. Поведение этого человека было явно агрессивным — неприкрытая кража, пусть и банален ее объект. …».

Всю дорогу до Лондона продолжается немой поединок, у Биэрда в голове проносится десяток версий, он уверен, что молодой и наглый сосед пытается его унизить, и под конец отважный толстяк совершает решительный жест отмщения: он хватает бутылку воды, принадлежащую соседу, и с жадностью ее опорожняет. В ужасе он ждет расплаты, но сосед с жалостью смотрит на него, поднимается, достает с верхней полки его тяжелый чемодан, ставит перед ним на пол и уходит. Все еще не понимая, что произошло, Биэрд проходит к билетной стойке, шарит в кармане в поисках билета и вдруг обнаруживает … собственный пакет с чипсами. «И возникло смутное детское воспоминание о фокусе на поселковом празднике, когда заезжий чародей достал из уха десятилетнего Майкла Биэрда то ли яйцо, то ли кролика или цыпленка, словом, что-то физически невозможное, как эти чипсы, которые он уже съел». Все вдруг перевернулось в его голове, и он видит себя глазами соседа: теперь уже сам он выглядел злобным сумасшедшим, похитителем чужой еды. Он испытывает парадоксальное чувство стыда и освобождения, «муки ретроспекции» он «откладывает на потом». Он прибывает на конференцию, вновь переедает на фуршете, и, страдая от подступающей тошноты, говорит, не останавливаясь. Его цель – заставить инвесторов перевернуть с ног на голову собственные представления об эффективности, отказаться от эгоизма в пользу добродетели, от вложений в привычные источники энергии – в пользу экологически чистой солнечной энергетики. Он произносит замечательную речь и завершает ее examples, «анекдотом из жизни». Он рассказывает почтенной публике свою железнодорожную историю и под конец предъявляет пакетик с чипсами, «держа его перед собой, как Гамлет череп Йорика». Традиционные инвестиционные стратегии его красноречие, похоже, не поколебало, но в кулуарах его настигает некий «специалист по повествовательным моделям», Биэрд потом смутно вспоминает его фамилию – не то Лемон, не то Меллон.

– Где вы взяли эту историю, - спрашивает «специалист».

– Я же сказал, она произошла со мной сегодня днем.

– Да полно вам, мы же все здесь взрослые люди!

И не-то-Лемон-не-то-Меллон объясняет, что предъявленный сюжет – широко известная и досконально изученная байка, многократно описанная его коллегами, у нее даже название есть – «воришка поневоле».

Забавная новелла, в самом деле, выглядит вставным эпизодом, но, кажется, смысл ее в другом. Биэрд не хорош и не плох, он не протагонист (хотя повествователь не без умысла представляет его таковым), и он не антигерой, он таков, каков есть – законченный эгоист и мошенник поневоле. Он обманщик – он обманывает женщин, он обманывает коллег и полицию, но более всех он обманывает сам себя.

В виртуозном переключении сюжетных ожиданий есть дополнительный фокус: Макьюэн заставляет героя постоянно анализировать себя, читатель доверчиво следует за Биэрдом, анализ Биэрда безупречен и убедителен, но всякий раз он обманывается насчет истинного положения вещей, его собственная история, как та постэйнштейновская реальность, не укладывается в рамки линейной логики и выходит из-под контроля.

Как всякий циник, он склонен упрощать систему «под себя», и любое проявление альтруизма как отступление от линейной логики способно обрушить его стройное умопостроение. А нарратологический фокус, надо думать, в том, что Макьюэну не требуется несколько повествователей, для того чтобы запутать героя в собственном сюжете и заставить читателя усомниться в Биэрдовой картине мира. Читатель, который в начале готов был пожалеть обманутого толстяка и посочувствовать его забавным приключениям на полюсе, под конец, похоже, относится к нему как к тому «волкокричащему мальчику» из сказки. На последней странице романа Биэрд с незнакомым ему чувством поднимается навстречу малышке-дочери, но «раскрывая дочери объятья, он сомневался, что эта демонстрация любви способна хоть кого-то ввести в заблуждение».

Однако и это не конец. Заканчивается роман об обманщике-нобелиате приветственной речью члена Шведской королевской академии: профессор объясняет высокому стокгольмскому собранию, в чем суть сакраментального «сопряжения Биэрда-Эйнштейна», представлявшего формулу отношений света и материи. Зовут профессора Нильс Пальстернак!