Александринский театр
27.04.2011 | Театр
О самом главномАндрей Могучий поставил в Александринке детский спектакль о Смерти и Счастье
Взявшись ставить «Синюю птицу» в Александринском театре, Андрей Могучий стал сочинять поверх сказки Метерлинка свой собственный современный и, в то же время сказочный сюжет. Вместе с Константином Филипповым он написал новую пьесу, которую назвал «Счастье», - пьесу сумасшедшую, перегруженную, взлетающую и падающую, как на качелях, от высокого штиля к низкому, смешавшую в тексте, как потом и на сцене, то, что кажется стилистически несоединимым. Тут и патетически-поэтические монологи мрачного персонажа по имени Время, когда-то вынужденного разлучить своих дочерей – Свет и Тьму. И хоры слепцов в черных пальто, изображающих Души забытых вещей, и изъясняющихся эпическим четырехстопным хореем «Души мы, и нам известны тайны жизни, тайны смерти…». И рэперская читка двух комических Дедов Морозов, носящих с собой гигантскую фанерную Снегурочку. И ругань зеленых собак Тобика и Бобика с большущими, как в детском утреннике, головами, и красной кошки Фроси. И крики у телевизора Дедушки, болеющего за футбол, а больше не интересующегося ничем. И строгая, как у учительницы, речь фрекен Свет, соседки сверху, почему-то приходящей в гости в желтом лыжном костюме и на лыжах.
И препирательства детей, решающих, нужен ли им неведомый ребенок, которого должна родить мама, ведь, наверное, тогда она станет меньше любить их, Тильтиля и Митиль.
Весь этот безумный наворот несоединимого текста превращается в спектакль, где так же безумствует художник Александр Шишкин, чьи фантазии захлестывают зрителей неостановимым потоком визуальных впечатлений. Здесь преображено все, ничего не выглядит обычным, от лиц героев (на них надеты комические очки с носами и приставные уши) или приехавших за мамой врачей скорой помощи (это фанерные фото-фигуры, как ростовые «маски» привязанные к спинам артистов), до гигантских деревянных истуканов, в которых превращаются дети в стране воспоминаний, или белых волков, ездящих на инвалидных колясках. Сюда же нужно добавить напряженно-волшебную музыку Александра Маноцкова – над оркестровой ямой, где сидят «души музыкальных инструментов», эффектно взлетают руки дирижера в красных перчатках. И разнообразную анимацию – по стенам тучами летают цветные птицы (а птица здесь – это душа, и у каждого должна быть своя), в начале сказки герои появляются, будто детской рукой нарисованные мульт-человечки, пляшущие на фанерных экранчиках в форме кеглей. За окнами дома мы видим снятые на видео серые питерские дворы и мрачную дорогу, по которой уезжает скорая помощь с мамой; и тут реальные пейзажи взрываются фантастикой – в них кишат нарисованные персонажи (это Борис Казаков, питерский авангардист-аниматор в своей фирменной манере царапает рисунки прямо по пленке). Все это, вместе с актерами, которых тоже швыряет от пафоса к дуракавалянию, а оттуда к таким пронзительным сценам, что зал буквально захлебывается слезами – сливается в то самое нерасчленимое театральное варево, которым известен театр Андрея Могучего.
Но на этот раз оно такое густое, что воспринять его, осознать сразу, - невозможно, оно почти оглушает и только потом, после спектакля, ты начинаешь разбираться в том, что именно ты видел, и что произвело на тебя такое впечатление.
В центре сюжета переписанной «Синей птицы» по-прежнему Тильтиль и Митиль, но теперь уже речь идет о современной семье, в которой накануне Нового года беременную маму увозят в больницу, а паникующий папа едет вместе с ней. Выясняется, что мама отдала свою птицу ребенку (который, видимо, должен был родиться мертвым), и теперь, чтобы она не умерла, дети должны найти и принести синюю птицу ей. Спектакль – это путешествие детей в снах в страну воспоминаний, где живут их предки, и в царство Ночи, а прямо говоря – в загробный мир, где, доставая птицу, они должны либо позволить умереть маме, либо сами погибнуть. Главные темы этого спектакля касаются любви, преодоления страха, самопожертвования и, прежде всего – смерти, что особенно пугает поборников безопасного детского театра. Ведь этот большой трехчастный спектакль – и Могучий настаивает на этом – сделан именно для детей (в программке указано - с 9-ти лет). Так получается, что Александринский театр, уже много лет не игравший детских спектаклей, сразу заговорил с детьми о самом важном и дети его поняли.
Детей в пьесе «Счастье» играют взрослые актеры, ничуть не пытаясь прикидываться маленькими, вместо этого работает визуальный трюк Шишкина: огромными выглядят взрослые, вставшие на котурны и одетые в объемные костюмы. И дети тут выглядят куда сложнее и современнее, чем хрестоматийный смелый мальчик и маленькая плаксивая девочка из пьесы Метерлинка. Здесь Тильтиль (Павел Юринов) – задумчивый мечтатель, одновременно робкий, но твердый и мужественный. А Митиль (Янина Лакоба) – вредная бой-девка, именно она все время капризничает и не желает появления младшего брата, но именно ей предстоит в результате всех заключений совершенно измениться и оказаться готовой к тому, чтобы отдать свою птицу – умереть – для того, чтобы жила мама.
Этот трехактный спектакль, несмотря на свою необычайную визуальную эффектность, ставит перед детьми вопросы, которые и для многих взрослых не решены. Вот в своем первом сне дети попадают в какой-то странный лес, где они превращаются в огромные деревянные фигуры и видят, как папа, не сумевший поймать для мамы птицу, стал совсем маленьким от горя и заплакал. Именно в этот момент к ним приходит взрослое решение взять на себя ответственность за мамину жизнь и пойти за птицей. Понимание того, что папа не всесилен, что он тоже может плакать – важный и необходимый для ребенка опыт. Здесь Страна Воспоминаний похожа на замогильный Дом престарелых, где обслугой бегают скелеты и приносят в больничных кастрюлях еду из червяков. Могучий с Шишкиным многое строят на знаках: все умершие бабушки-прабабушки Тильтиль и Митиль носят платья в горошек, и когда папа заезжает из больницы домой, чтобы взять для мамы «горошковое платье» - это не надо объяснять. Забывание в этой стране – это одеревенение, у старушек, сидящих в инвалидных колясках, разные части тела выглядят как деревянные, а самая старая заросла деревом почти до горла. И как в рассказе Достоевского «Бобок», где давние мертвецы теряют дар речи и могут бормотать только что-то нечленораздельное, прапрапропрабабушка повторяет как заведенная одно: «любить – это счастье». Именно осознание этой мантры к финалу поможет Митиль договориться с Царицей Ночи.
Вид гроба в больнице или полет Митиль в царство Ночи в ракете в виде гигантской кремационной урны, куда рабочие лопатами закидывают прах, шокирует взрослых, и тем более страшной им кажется «торговля» девочки со Смертью.
Но для детей это, пожалуй, один из самых важных моментов в спектакле: «Что ты мне дашь за птицу твоей мамы? (цитирую по памяти- Д.Г.) – У меня фломики есть, наклейки, велосипед, – А еще? – Больше ничего. – Отдай свою птицу. – А что будет со мной? – Тебя не будет. – Туфли на каблуках тоже не хочешь? И плеер? – Нет.». Не буду рассказывать о том, как появляется Тильтиль, тоже готовый пожертвовать собой, как является воинственный дедушка, но вот этот момент, когда девочка готова отдать за маму что-то особенно ценное, что сначала хотела утаить – дорогого стоит. Сцены невероятного напряжения и страха разрешаются весельем – уморительной, но и духоподъемной картиной «Фабрики подготовки детей к рождению», где будущий братец взволнованно спрашивает у детей: «Вы будете меня любить?». А потом разрешается самым настоящим апофеозом – ликующим хором всех персонажей спектакля, включая Дедов Морозов, посвященном благополучному рождению ребенка. «Мальчик писает прекрасно и покакал хорошо», - гремит хор, и ясно, что это действительно Счастье.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.