Авторы
21.03.2011 | Япония без вранья
Кто смотрит на японского сома?Говоря о высокой оценке мирового сообщества, японский Император попытался предотвратить панику и сплотить нацию.
Шестнадцатого марта Император Акихито обратился к нации с речью. И я, в который раз, задумался о том, во-первых, что значит для Японии император, а, во-вторых, как японцы видят свое общество в целом.
На фоне нынешней трагедии эта статья может кому-то показаться несколько циничной, но, будучи сам японцем, я, по-моему, могу позволить себе правду, хоть и не очень воодушевляющую.
После войны во время оккупации Японии американскими войсками было принято решение не упразднять должность императора, который тогда служил символом японского империализма, для того, чтобы не дать развиться неудобным либералистическим, а то и коммунистическим настроениям в обществе. И сейчас император, который стал действительно важным и уважаемым символом для современной Японии, выполняет именно эту функцию. Символ, я бы сказал, некой неизменности бытия, покорности, вежливости и внимания.
Передовая интеллигенция, разумеется, относится к императору весьма скептично. Но в обществе в целом его признают, и особенно его стали уважать после того, как он повел себя во время прошлого чрезвычайно сильного землетрясения в Кобэ в 1995 году, когда погибло шесть с половиной тысяч человек. Тогда по телевидению часто показывали посещения различными политическими деятелями спортивных залов школ, где жили беженцы. И, если представители правительства всегда разговаривали с сидящими на полу несчастными стоя, император и вся его семья каждый раз сначала садились перед собеседником на пол, чинно подложив ноги под себя, а потом уже разговаривали – так, чтобы не оказаться выше собеседника.
Теперешнее обращение императора было тоже весьма взвешенно. Но один пункт меня, честно говоря, изумил. В короткой речи Император нашел время отметить тот факт, что в мире очень высоко оценили спокойствие и сплоченность японского народа перед лицом страшной трагедии.
Дело все в том, что за два-три дня перед обращением народ начал паниковать. В Токио в магазинах было не купить ни риса, ни минеральной воды, ни вермишели. Люди в Японии всегда готовы поддержать пострадавших, но, когда в средствах массовой информации беспрестанно пугают вторым Чернобылем, когда отключают электричество и простаивают заводы, люди начинают все больше беспокоиться о себе самих, и в стране, где еще вчера было в достатке всего, вдруг появилась реальная опасность нехватки продуктов для всех, включая и сами пораженные регионы. Кроме того, появилось много ложных фондов, собирающих пожертвования не для потерпевших, а себе в карман.
Говоря о высокой оценке мирового сообщества, Император попытался предотвратить панику и сплотить нацию. И, очевидно, он прекрасно понимает, что поскольку на фоне индивидуализма американского толка, который с каждым годом ощущается все сильнее, малых сообществ, которые бы послужили оплотом единения, в Японии осталось очень мало, апеллировать к хваленому японскому коллективизму в случае с горожанами – смысла нет. Ощущение, что на тебя каждую минуту смотрят соседи, что каждый твой поступок всегда будет обсужден, что ты должен соответствовать их ожиданиям или уходить прочь – это ощущение в городах давно уже исчезло. И поэтому Император предложил горожанам взглянуть на себя с еще более далекой стороны и вспомнить о том, что, даже если сосед их не осудит, сейчас на них смотрит весь мир. Способный и похвалить, и осудить.
На фотографии – иллюстрация, помещенная 19-го числа в одной из главных газет Японии, "Майнити", к статье озаглавленной «Что мы можем сделать для пораженных районов: объяснение для молодых читателей». Оставив художественные качества в стороне, перевожу надписи. Наверху: «Держись, Япония!» В центре – мифический сом, который поддерживает землю, по вине движений которого и происходят землетрясения. Всем японцам сом говорит: «Не сдавайтесь!» Справа наверху, рядом с представителем низших слоев, скорее всего работающим на полставки, совет: «Укрепляем здоровье, чтобы всегда можно было отправиться волонтером на помощь» Справа ниже, возле служащего в выходной день: «Отправим пожертвование бедствующим». Машине: «Бережем электроэнергию». Маме: «Не будем покупать про запас».
И, наконец, слева наверху, возле длинноносого иностранца с газетой Independent в руках: «Мир смотрит на нас».
Когда я рассказываю садовнику что-то наболевшее, он никогда не дает ни советов, ни оценок. Он выслушивает мою историю и, на секунду задумавшись, начинает свою. И только дослушав его историю до конца, я понимаю, что эта история — его ответ.
Прошло три дня с его смерти, кончились поминки, похороны, бесконечный черед важных родственников, сослуживцев, начальников отделов и даже отделов кадров, чинных поклонов и пустых слов. И только теперь, глядя на двух братьев, я вдруг снова увидел моего отчима таким, каким он был мне дорог.
