20.07.2010 | Аахен-Яхрома

К-2

Кап-Бон, Капри, Капсель, Карадаг, Карловы Вары, Карпенеда, Каррара, Каруж, Карфаген, Кастельбезено, Кастельбуоно...

196. КАП-БОН

1996

Нас поселили не в городе Тунисе, а на отшибе, недалеко от Сиди-бу-Саида.

Гостиница оказалась гениальной. Наверно, когда ее построили в 60-е, она была роскошной, но это заведение сорок лет не ремонтировали, и это правильно. Мне почему-то достался необъятный, чуть не президентский двухкомнатный номер.

Квадратная кровать, застеленная полинявшим покрывалом с оп-артным узором. Огромный стол в гостиной со столешницей из покарябанной голубой формики и «футуристические» оранжевые и фиолетовые кресла на тонких ножках. Пузатый телевизор без пульта-переключателя, вертевшийся на фанерной панели, установленной над сиреневым, отключенным от сети пустым мини-баром. Тридцатиметровый балкон с видом на заросший травой бассейн и ванная комната, уделанная мутными зеркалами от пола до потолка. Я себя почувствовал Бондом, доигравшимся до полного ничтожества.

С утра, позавтракав мелкими подсохшими маслинами, скукожившимся сыром и крутым яйцом, отправился по дорожке в Сиди-бу-Саид. Был прохладный серый денек, моросил легкий дождь. Я шел вниз по дорожке мимо апельсиновых деревьев, сиявших плодами зимнего урожая, мимо финиковых пальм, трясшихся от холода и бросавших на меня тяжелые капли, мимо зарослей титанических опунций. В разрывах туч мелькало лазурное небо, где-то вдали почти неразличимо виднелось море. Оно было цвета снятого молока.

197. КАПРИ

1999

Из гавани мы поднялись на площадь Умберто Первого, миниатюрную, похожую на комнату. Над ярко-желтой колокольней церкви Сан-Стефано в глубоком синем небе торчала громада горы Соларо. Мы походили по узким улочкам средневекового городка – все сувенирные и ювелирные лавки, и пошли в сторону руин Виллы Юпитера. По дороге нам почему-то показалось необходимым найти дом, где жил Горький, в путеводителе он отмечен не был. Возле продуктового магазинчика стояли местные старики. По-итальянски ни Саша, ни я тогда совсем не говорили, мы спросили по-английски, они ответили, что не понимают. Я, пытаясь подобрать слова, произнес: «La casa di ecrivano russo Massimo Gorki?». Старички сперва не могли сообразить, что нам надо, один ответил: «A, scrittore tedesco Gorki…» и подробно стал объяснять, как нам надо идти «тутто диритто», «пои а синистра», «пои а дестра». Мы последовали его указаниям и пришли к двухэтажному красному дому с доской, удостоверявшей, что тут жил Горький.

Вообще-то Горький на Капри жил мало, все больше в Сорренто.

Пошли дальше мимо оград, увитых цветами. На воротах с майоликовой сине-желтой табличкой «Villa Milena» меланхолически сидел жирный черно-белый кот.

Пришли к Вилле Йовис, которую себе построил Тиберий, когда, не то впав в манию преследования, не то справедливо опасаясь за жизнь, сбежал из Рима на Капри. Даже то немногое, что сохранилось, производит впечатление – ясно, это сооружение на краю мыса, нависшего над морем, с видом на Везувий, было колоссальным. Если представить, что там творилось во время пресловутых тибериевых оргий, становится не по себе.

Мы спустились по петляющей серпантином дорожке, между олеандров и туй, к Голубому гроту и Нимфею, снова поднялись наверх, посмотрели на остроконечные скалы Фаральони, торчащие из прозрачнейшей воды, пошли по Belvedero вдоль берега и увидели внизу модернистскую виллу с плоской крышей, где снимался какой-то из фильмов Годара. Вышли на виа Трагаро, потом обратно в гавань. Ждали кораблика на Искью в компании пожилых англичан, общавшихся между собой на языке будто из фильмов по романам Джейн Остин.

Капри невероятно красив, не отнимешь. Но что-то (не то, что он слишком красив, слишком красивого не бывает) делает его холодноватым, неприветливым. Может быть, дело в том, что после сотен увиденных фотографий Капри трудно воспринять его красоту непосредственно.

198. КАПСЕЛЬ

1975–1989

Это несколько неглубоких бухт, находящихся на восток от Судака, за горой Алчак, и когда-то они были пустынными. Даже в разгар лета купаться и загорать туда ходили только редкие отдыхающие, селившиеся на Хуторе. Но в 80-е народа там становилось все больше, а сейчас, наверно бухты Капсели превратились в тюленье лежбище.

Это унылое место: пляж обрамляют обрывистые лессовые берега, кое-где торчат хилые деревья, дальше плато, на верхушке которого дымится городская свалка; над ней кружатся и орут сотни чаек, выше поднимается заросший низкорослым дубняком Ай-Георгий.

Но там было пусто, была чистая вода. Кроме того, у Капсели есть странная геологическая особенность. Там от берега по галечному пляжу идут параллельные каменные полосы высотой примерно в полметра и уходят в море. Они выглядят рукотворно.

Геолог Василий Иванович Бруни мне что-то объяснял, но то ли я не понял, то ли он и сам не очень знал, как так получилось.

Дальше на восток, в сторону мыса Меганом, холмы и горы отступают от берега, и там лежит глинистая долина. Зимой с гор стекают потоки воды, они промывают в глине глубокие галереи с арками и замысловатыми проходами, их очертания меняются каждый год, и ходить там надо с опаской. Однажды у меня из-под ног ушла в пропасть глыба глины, я еле успел отскочить.

Мы, начитавшись китайских сказок про волшебных лис, называли эти пещеры, коридоры и провалы Лисьим городом. Несколько раз я на самом деле видел промелькнувших рыжих красавиц, а зайцев там всегда было много.

За Лисьим городом широкая прибрежная долина тянется километров на семь до Меганома, и весной она прекрасна: зеленеет травой, на ней раскаленными угольками пылает горицвет, покачиваются на низких стеблях желто-голубые дикие ирисы.

На подступах к Меганому – запретная военная зона, ржавая табличка с уведомлением, что огонь открывается без предупреждения. Иван Чуйков рассказывал, что в конце 60-х его и правда там чуть не расстреляли из автомата солдаты.

Я ходил несколько раз, солдат не видел. Зато видел макеты ракет, сделанные из бревен, обтянутых фольгой, направленные в сторону Турции.

199. КАРАДАГ

1981

Я с детства слушал про красоты и чудеса этого горного мыса, что-то читал о нем, разглядывал акварели Волошина (некоторые из них я люблю до сих пор), но в Коктебели не бывал. Я был верен культурной войне между «судакскими» и «коктебельскими», воспринятой от мамы и ее друзей, настоящих «судакских».

Не помню, что меня занесло в Коктебель из Судака весной 1981. Там я встретился с Вадимом Радецким и его женой синологом Наташей. И мы решили пойти на Карадаг. Только поднялись на его бок и пересекли черту, отмеченную заржавленным жестяным знаком с надписью про то, что это природный заповедник, и проникновение в него наказывается штрафом, как откуда ни возьмись появились егеря, которыми нас до того пугали коктебельские старожилы, и попытались оштрафовать. Но почему-то отпустили. Я думаю, благодаря Вадиму, умеющему очень ровно и ласково разговаривать с любыми людьми.

Так что я Карадаг не видел. Только с моря, несколько раз проплывая на кораблике из Судака в Феодосию или обратно. Очень красивое и патетическое зрелище. 

         

200. КАРЛОВЫ ВАРЫ

2000

Нас – парочку журналистов и дюжину туроператоров (это была очередная халявная бартерная поездка) – повезли в Карловы Вары прямо из пражского аэропорта. На место мы прибыли в середине дня, нас поселили в гостиницу «Брно», напротив православной церкви псевдорусского стиля, стоявшей на склоне заросшего елями холма.

Я до вечера походил по городку, посмотрел на речку Теплю, на Дом трех мавров, где жил Гете. Попил горячей минеральной воды в неоклассической колоннаде Вржидла, главного карлсбадского источника, немцами называемого Шпрюнделем, и полюбовался построенной Динценхофером церковью Марии-Магдалины, а также впечатляющим викторианским зданием Гранд-отеля Пупп, только что отделанным заново.

Красиво, глуповато, мило. Возможно, я бы даже хотел тихо просидеть в Карловых Варах недели две – месяц.

Ездить с группой по прочим чешским курортам совсем не хотелось. Наутро сел на поезд и поехал в гости к Соне Казаковой и Андрею Райзеру в Прагу.

201. КАРПЕНЕДА

2006–2008

Два раза с Сашей и несколько раз один я доезжал вверх, в горы, до Фолгарии, потом спускался по выгону к деревеньке Карпенеде. На выгоне лежали коровьи лепешки, пахло навозом, но странно, коров я ни разу не видел.

Зимой из труб домов шел ароматный дым, а  Карпенеда это десяток молчаливых домов, и возле одного из них всегда грелся на солнышке либо прохлаждался в тени ветхий днями дед. Он радостно здоровался, а потом тут же забывал о существовании прохожих. За поселком я сворачивал на узкую дорожку, заросшую травой и обрамленную невысокими стенами из дикого камня. Она ведет к церкви Св. Валентина, стоящей на краю головокружительной пропасти, над ущельем, по дну которой шумит речка Россбах.

Церковь – XV века, готическая, очень скромная, без выдающихся достоинств. Но как она вписана в пейзаж, как верно приютилась на краюшке горы – это сокровище важнее для меня, чем многие архитектурные шедевры. Внутри вроде бы интересные провинциальные фрески XV–XVI веков, но, к сожалению, церковь всегда была на замке. И вообще я никогда не видел там ни души.

В старину она была религиозным центром чимбров, народности германского происхождения (от zimber, «лес»), их потомки до сих пор живут в этих краях, и еще поколение назад они говорили на странном немецко-романском наречии.

Весной и в начале лета лужайка перед Сан-Валентино густо покрыта белыми и розовыми маргаритками, зимой кое-где на пожухшей траве тянутся языки снега.

От Сан-Валентино начинается «Проход мертвых»: табличка на столбе предупреждает, что он опасен. Почему эта дорожка, спускающаяся к деревне Меццомонте, называется так мрачно, и чем она опасна, я так и не понял.

Видимо, это древний конный путь, ведший из долины в Фолгарию. Он полого идет вдоль пропасти и отгорожен от нее каменной стенкой, вымощен крупными булыжниками, усыпанными по щиколотку мягкими палыми листьями. Весной склоны над дорожкой сплошным ковром покрывают звездчатые ярко-фиолетовые цветы – как жалко, что мои ботанические познания так скудны.

Через километр «Проход мертвых» пересекает шоссе и приводит к источнику с очень вкусной водой. От него – чудный вид на Меццомонте, а далеко-далеко виднеется холм, увенчанный замком Безено, замыкающий долину Кавалло.

После источника дорожка углубляется в буковый лес, выходит на широкий луг, по которому течет ручей, там стоят два деревянных дома, у одного – огромные солнечные батареи на крыше.

И вскоре приводит в Меццомонте. Здесь, как и следует из названия деревни, высокогорье кончается.

202. КАРРАРА

1989

Мы ехали с Николой Овчинниковым и Юлей в Прато. Поздно вечером накануне нас случайно занесло в Геную, которая нам была не по пути. Мы заночевали в мотеле на окраине, утром поехали дальше. Начались холмы Тосканы. Потом – невысокие горы, удивительные. Они были изрезаны под прямыми углами исполинскими террасами и уходящими вглубь породы туннелями. Мрамор сверкал на февральском солнце.

Мы свернули от берега вглубь страны на маленькую сельскую дорогу. Она была обсажена березами. Их стволы были очень белыми и, по сравнению с русскими березами, слишком толстыми, приземистыми, а уже начинавшие зеленеть кроны – реденькими.

203. КАРУЖ

1999

Это – пригород Женевы, расположенный за речкой Арв, и это совсем не Женева. Прежде всего потому, что Жаку Кальвину Каруж, древний римский Quadrivium, не принадлежал, и протестантизм здесь не укоренился. Город оставался католическим. Женевцы-кальвинисты, измучавшись от запретов, наложенных на них «протестантским Папой», шныряли за Арв, чтобы поесть, попить, попеть и потанцевать.

В XVIII он стал частью королевства Пьемонта и Сардинии, и итальянцы застроили его зданиями в духе барокко и рококо, совсем не похожими на архитектуру Женевы. Веселенькими, выкрашенными в терракотовый, голубой, розовый или желто-охристый цвет.

В Каруже до сих пор отлично кормят, здесь великолепный зеленной, сырный и винный рынок. А в каждом втором доме – часовые фабрички, где мастерят какие-то замысловатые механизмы, в которых я ничего не смыслю.            

204. КАРФАГЕН

1996

Неприятно было смотреть на пуническое святилище, на каменные гробики, в которых хоронили принесенных Ваалу в жертву младенцев. Вроде бы археологи нашли 50.000 таких тофетов.

Карфагеняне – странный народ, как и их предки финикийцы. Пользовались прекрасно обдуманным алфавитом – и не оставили литературных произведений. Великие мореплаватели и торговцы – но то немногое, что осталось от их архитектуры и скульптуры, производит впечатление неумелости, хуже того, полной эстетической незаинтересованности. Может, и хорошо, что римляне (тоже, впрочем, злодеи) сравняли Карфаген с землей и засыпали его солью?

В нынешнем Карфагене от карфагенян осталось мало – гробики да понятные только специалистам остатки каменной кладки. Зато римские памятники меня поразили. Я в Риме еще не бывал, кое-что видел только на юге Франции – в Ниме и в Сомьере. Остатки терм Антония – внушительное зрелище, а если представить, как это выглядело во времена расцвета римской Африки, то стоящий рядом храм Св. Людовика, построенный в XIX веке французами, выглядит сарайчиком.

Из Карфагена поехали в находящийся неподалеку музей римских и византийских мозаик Бардо, автобус долго ехал вдоль высокой стены, у которой через каждые двадцать пять метров стояли полицейские. Гид сказал, что фотографировать запрещается, это летний дворец президента республики, бывший дворец тунисских беев.

Дело было в начале марта.

205. КАСТЕЛЬБЕЗЕНО

2006–2008

На высокий конический холм, где стоит замок Безено, можно подняться по трем дорогам. По пологой автомобильной, ведущей от деревни Безенелло. Но по ней часто ездят машины, и это неприятно. Здесь лучше спускаться, если хочется попасть в Безенелло. Можно по старой конной дороге, начинающейся на окраине Кальяно – но она крутая и  тяжелая, по ней тоже лучше спускаться. Мне всегда больше нравилось доехать на автобусе до Кастельпьетры, обогнуть этот маленький, очень живописный замок, углубиться в лес по дороге, петляющей то вверх, то вниз по склону Монтефинонкио, пройти над тесниной, где бежит речка Кавалло, подняться по небольшой осыпи снова в лес, темный, прохладный в летний зной. Однажды мы шли там зимой и увидели сказочное зрелище: трава, ветки деревьев, палая листва, камни были покрыты инеем и льдом. В вечных сумерках этого места, куда никогда не пробиваются солнечные лучи, вибрировало нежное и угрожающее колдовское сияние. Я поднял с земли лист, затканный ледяными кристалликами, он моментально рассыпался в моих пальцах. Потом тропинка ведет по восточной кромке горы, и после сумрака глубокого и узкого ущелья там совсем другой мир. Открывается зеленая долина, поднимающаяся к Меццомонте. Еще один спуск, и перейдя речку по деревянному мостику, оказываешься у Молино Веккьо. Потом подъем к Дьетробезено (как дивно выглядела там в начале зимы почему-то не убранная хурма, покрытая инеем!) и еще один – сперва к старинным, похожим на маленькую крепость зданиям винодельческой фермы Мазо Трапп, затем к замку Безено. Я усаживался в ресторанчике, брал стакан местного «Мардземино» или «Москато Джалло» (зимой он очень хорош), любовался виноградниками и делал еще один, крутоватый подъем в замок.

Замок Безено – самый мощный в этой части итальянских Альп. Еще бы, он контролирует и долину Валлагарина, важнейший пункт на трансальпийском пути, и горные проходы в сторону Виченцы и Венеции.

Соответственно, там всегда воевали. И в Средние века, и во времена Ренессанса, и при Наполеоне, и в обе Мировые войны. С середины XV столетия и до 70-х годов прошлого века он принадлежал графам Трапп, родственникам Габсбургов. Замок постепенно развалился, и Траппы, наверно, были рады, когда в конце концов продали его итальянскому государству. Сейчас он добросовестно отреставрирован, и там имеется небольшой музей, мало кого привлекающий.

Замок – отличный, снизу, из долины Адидже, он выглядит как настоящее «орлиное гнездо», особенно когда его окутывает туман и клочьями летит мимо его стен. Сверху вид во все стороны тоже выдающийся. Валлагарина как на ладони. Течет зеленой лентой река, вдалеке по шоссе ползут автомобили, вот протянулся поезд, стелятся виноградники, а за спиной все выше громоздятся горы.

206. КАСТЕЛЬБУОНО

2007

Мы остановились в Чефалу. Городок интересный, симпатичный, очень красивый, но уж больно маленький. На третий день захотелось поехать куда-нибудь еще. В Bed & Breakfast, где мы жили, поселилась немка русского происхождения, врач, приехавшая в Чефалу на зиму в спокойствии писать диссертацию. Она на Сицилии была не в первый раз и посоветовала поехать в Кастельбуоно. В нашем итальянском путеводителе Mondadori этот городок отсутствовал – но Сицилия так богата достопримечательностями, что все упомянуть невозможно.

Мы сели на автобус и поехали куда-то вверх по идеальному сверхсовременному шоссе, висевшему на эстакадах над ущельями глубиной метров двести, не меньше. Проехали длинный туннель и оказались в горах Мадоние, в удивительном краю. Я не представлял, что Сицилия, этот почти африканский остров, может быть так зелен, даже похож на нечто вроде Карпат или северных склонов Альп. Правда, присмотревшись, обнаружил, что растительность совсем другая – не буки и ели, а южные сосны, падуб, какие-то колючие вечнозеленые кусты и заросли опунций выше человеческого роста. И понял, почему на Сицилии десятилетиями ищут скрывающихся мафиози: в такой «зеленке» можно прятаться сколько угодно, особенно когда действует омерта.

Автобус карабкался вверх, под пушистые облака. Мы увидели с одного из поворотов высокий холм, прилегший между густо-зеленых гор, а на его вершине – терракотово-медовый городок.

Это и был Кастельбуоно, а на сицилийском языке, склонном к гнусавости и гортанности, смешно – Castiddubbuonu, высота – километр над уровнем Мирового океана.

Наша русско-немецкая соседка оказалась права. Изумительное место.

Сперва там обосновались греки-византийцы, при них город назывался Ypsigro. Это вроде можно перевести как «Прохладное». При сарацинах – Руккат Басили, «Скала Василия», потому что там оставался монастырь православных монахов-василиан. После того как норманны заняли Сицилию, здесь устроили свою резиденцию бароны, а позже князья Джерачи-Вентимилья и построили замок, который назвали Castello de buona aria, Замок доброго воздуха, что потом сократилось до просто Доброго замка.

Вентимилья потихоньку, а иногда нагло, грабили местных горожан и крестьян, находившихся у князей почти в рабском подчинении до XIX века, что не помешало этой местности прослыть «Страной манны небесной». По странной филиации идей – отчасти благодаря знаменитому меду, который в больших количествах производился и производится здесь.

Мы вышли на остановке, пошли наверх, в старый квартал. Пришли на площадь, где стоит старая готическая Chiesa Matrice, кафедральный собор. Напротив нее – мрачный средневековый дом, когда-то монетный двор семьи Вентимилья, потом тюрьма, ныне банк и туристическое бюро.

В церкви было пусто, никого кроме двоих старичков-сакристан. Они нам очень обрадовались, показали запрестольный полиптих в духе запоздалой готики: «Смотрите, только у нас есть апостол в очках!». И правда, на носу апостола, кажется Св. Варфоломея, были круглые очки в толстой оправе. Но куда лучше апостола-очкарика были фрески на стенах и на колоннах, явно сиенской школы – нежная бледность голубого и насыщенное красное, синие, почти черные фоны и изысканная, светящаяся перламутром живопись лиц.

Припухшие меланхолические глаза Марии, младенца Иисуса, святых и ангелов, их тонкие пальцы, складывающиеся в замысловатые указания, похожие на буддийские мудры.

А в крипте оказалось и вовсе странно. Она вся расписана садистскими фресками на евангельские сюжеты, честно намалеванными местным художником, в меру своего понимания усвоившего понятия маньеристической кудрявой композиции и караваджийского кьяроскуро. Но ей-богу, эти дикие картинки по силе воздействия не уступают шедеврам Микеланджело Меризи ditto Караваджо.

Старички-сакристане спросили: «Вам понравилось?». Мы выдохнули со счастьем: «Да!». Они обрадовались еще больше и подарили нам брошюрку с какой-то особенной, очень чудотворной молитвой Деве Марии. Несколько евро, которые мы положили в церковный ящик, не стоили искренней радости старичков и красоты их церкви.

Мы погуляли по городку, любовались фасадами домов и заглядывали в подворотни, за которыми – уютные дворики со сводчатыми аркадами и какая-то неизвестная нам жизнь. Постояли возле классицистического фонтана Венеры Кипрской с четырьмя кранами, из которой лилась тонкими струйками вода. Возле него тусовалась местная молодежь, время от времени юноши и девушки подставляли ладонь, отхлебывали воду. Когда они отвлеклись, я тоже попил воды, она была живая, очень вкусная.

И пошли в замок князей Джеричи-Вентимилья, стоящий на верху холма. Снаружи – нечто минималистское, мощный куб, фланкированный с фасада двумя башнями. Слепые окошки и каменная кладка, которую не прошибешь даже современным оружием. Внутри – неожиданная роскошь ренессанса и барокко, своего предела достигающая во дворцовой капелле: сплошь витиеватая каменная резьба, теламоны и ангелы, и избыточная позолота. Над алтарем – темная ниша, вся облепленная пузырящимися украшениями и забранная толстой железной решеткой. Там хранится главная реликвия Кастельбуоно, привезенная сюда князьями в XVII веке, частица головы Св. Анны – какой, знать бы, матери Марии или какой-то другой? Ее украли, но потом как-то нашли и от греха подальше закрыли решеткой. У местных есть поговорка: «Нашу бедную Анну сперва своровали, потом посадили в тюрьму».

Вышли из замка – погода испортилась. Кастельбуоно заволокло туманом, начал моросить дождь. В ожидании автобуса мы зашли в ресторанчик – сумерки, кружевные занавески на окнах, запах хорошей кухни – и перекусили, запивая белые грибы, поджаренные с пряными травами, овечий сыр и вяленую ветчину тяжеловатым сицилийским вином.

Отправились вниз, к морю. С нашего балкончика в Чефалу на горизонте виднелись острова Липари, Вулкано и Стромболи.

207. КАСТЕЛЬПЬЕТРА

2006–2008

К этому маленькому замку, стоящему возле боковой дороги из Вероны в Больцано, редко кто подходит. Место историческое – здесь венецианцы в 1487 году были разгромлены имперскими войсками, Венеция начала идти к закату, зато расцвела в живописи, архитектуре, литературе и музыке. Но кому нужен «Каменный замок», если вокруг много всего, куда более живописного?

Я это место люблю. Одно неприятно: в доме, примыкающем к стене замка, живет наверняка дурной человек. Он держит двух ужасных собак (это я, собачник, говорю), злобных до истерики и огромных, как настоящие кавказские овчарки. Они сидят за забором из широких досок, выкрашенных изумрудной краской, истошно лают и рычат, и идти мимо них неуютно. Зачем они так ярятся?

Но минуешь забор, псы умолкают. Каменистая дорога ведет по краю виноградника – как хорош он ранней осенью, когда лозы гнутся под гроздьями, из которых потом получится вино, и зимой. Они, обнаженные, грустят под инеем, но от тоски их спасают растущие у входа в виноградник замершие красные розы.

Дорожка загибается направо, поднимается и мимо огромного, обросшего плющом осколка скалы уходит в лес. Через несколько сотен метров приводит к заднему фасаду Кастельпьетры. Потом на поляне, у края которой стоит старый дуб, раздваивается. Налево – в Безено, направо – в Волано.

Переднего, западного фасада у замка нет. Он перекрыт домом, где живут злые рыжие собаки. Вход с востока закрыт решетчатыми воротами, за ними лужайка с маргаритками и розами, белый пластмассовый стол и стулья, на веревках сушится белье.

Скорее всего, Кастельпьетра сейчас поделена на квартиры.

Я бы очень хотел поселиться в одной из этих квартир. Потому что Кастельпьетра, спиной упершаяся в склон горы, а глазами смотрящая на Валлагарину, – отличный образец органической архитектуры, Фрэнк Ллойд Райт обзавидовался бы. Он построен и перестроен кое-как, на протяжение веков, а результат – правильно развившийся организм, где нелепый контрфорс, сложенный неумелым каменщиком, подпирает идеальную кладку, созданную очень хорошим мастером. Но без идиотского обвала этого контрфорса, слепленного из притащенных с берега Адидже валунов, не стояла бы строгая, конструктивистская башня с точно прорисованным мраморным наличником.

Я много раз стоял возле Кастельпьетры, смотрел на ее овальные обводы и думал: эта красота и эта нелепость случайны или были продуманы всеми, кто здесь строил?

Неважно. Главное – то, что есть.