30.06.2010 | Литература

Еще раз об иллюстрациях

Ошибки против текста, допускаемые иллюстраторами, иногда выявляют «слабые» места иллюстрируемых произведений

Цель этой заметки состоит в том, чтобы приплюсовать лишь одно и вполне частное соображение к классической статье Юрия Тынянова «Иллюстрации» (1922). Я попробую показать, что ошибки против текста, допускаемые иллюстраторами (а именно о них пойдет далее речь) иногда выявляют «слабые», то есть недостаточно или, наоборот, слишком подробно прописанные места иллюстрируемых произведений.

Примеры будут приведены отчасти ностальгические: мы поговорим о почти при-росших к тексту рисунках Евгения Мигунова к первому изданию «сказки для научных ра-ботников младшего возраста» братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Эта книжка вышла в Москве, в 1965 году, в издательстве «Детская литература».

Изображая главного героя «Понедельника», простодушного и милого программиста Сашу Привалова, Мигунов сделал простой, но эффектный ход: он придал ему черты отчетливого сходства с центральным персонажем тогда только что вышедшего и сразу же завоевавшего всенародную любовь фильма Леонида Гайдая «Операция Ы и другие приключения Шурика» (1965) (рис. 1). Отчасти сходным образом, Михаил Беломлинский спустя несколько нет, иллюстрируя «Хоббита» Дж. Р. Р. Толкина, сделает своего Бильбо Беггинса похожим на Евгения Леонова, а волшебника Гэндальфа — на не менее популяр-ного Ростислава Плятта (рис. 2).  В свою очередь, Гайдай, возможно, учитывал эффект популярности сказки Стругацких, когда в позднейшей вольной экранизации пьесы Михаила Булгакова «Иван Васильевич» — фильме «Иван Васильевич меняет профессию» (1973), усадил Шурика за сложный, всё время норовящий сломаться технический агрегат (рис. 3) — сравните с приваловским «Алданом».

Судя по шуточному послесловию Стругацких к книге, написанному от лица Саши Привалова, авторам сказки рисунки Мигунова понравились. «Иллюстрации обладают высокой достоверностью и выглядят очень убедительно, — резюмирует Привалов. — Я даже подумал было, что художник непосредственно связан со смежным НИИ Кабалистики и Ворожбы. Это свидетельствует о том, что истинный талант, даже будучи дезинформирован, не способен на полный отрыв от реальной действительности. Но это же обстоятельство свидетельствует и о том, что художник пользовался сведениями, полученными от авторов, о компетентности которых я уже говорил выше». Одним из первых возникает имя Мигунова и в списке хороших иллюстраторов книг Стругацких, который один из братьев, Борис Натанович, составил в off-line интервью 2000 года .

Тем интереснее убедиться в том, что, по крайней мере, трижды Мигунов «воспользовался сведениями, полученными от авторов» некорректно.

Первый случай — иллюстрация на странице 77 «детлитовского» «Понедельника», а, именно, портрет великого мага Кристобаля Хунты (рис. 4), чье появление во второй части сказки описывается Стругацкими так: «Вошел, кутаясь в норковую шубу, тонкий и изящный Кристобаль Хозевич Хунта». Как видим, Мигунов довольно точно следовал указаниям авторов, однако он проигнорировал одну портретную подробность, мелькающую в третьей части «Понедельника». Там о примирении Хунты с Федором Симеоновичем Кивриным рассказано следующим образом: «…в кабинете они в течение получаса будут мрачно молчать через стол, потом Федор Симеонович тяжело вздохнет, откроет погребец и наполнит две рюмки эликсиром Блаженства. Хунта пошевелит ноздрями, закрутит ус и выпьет». Эта подробность была нужна Стругацким для сиюминутного эффекта — усиления испанской или латиноамериканской составляющей в облике «бывшего великого инквизитора». Она возникает в сказке единожды и более нигде не отыгрывается. Неудивительно поэтому, что Мигунов усов Кристабаля Хозевича просто не заметил. Между тем, по законам построения художественного текста, «усы» — это не подробность, а деталь, они должны бросаться в глаза, и если этого не происходит, значит, писатели допустили промах.

Второй случай — более серьезный и интересный. Взглянем на портрет бакалавра черной магии Магнуса Федоровича Редькина, помещенный на странице 83 первого издания «Понедельника» (рис. 5). В нем сознательно отражены и совмещены два несовпадающих по времени события. Первое — Редькин принес ключи дежурящему по институту Привалову. Второе событие в книге излагается так: «Бакалавра он получил триста лет назад за изобретение портков-невидимок. С тех пор он эти портки все совершенствовал и совершенствовал. Портки-невидимки превратились у него сначала в кюлоты-невидимки, потом в штаны-невидимки, и, наконец, совсем недавно о них стали говорить как о брюках-невидимках. И никак он не мог их отладить. На последнем заседании семинара по черной магии, когда он делал очередной доклад “О некоторых новых свойствах брюк-невидимок Редькина”, его опять постигла неудача. Во время демонстрации модернизированной модели что-то там заело, и брюки, вместо того чтобы сделать невидимым изобретателя, вдруг со звонким щелчком сделались невидимыми сами. Очень неловко получилось».

Кажется очевидным, что если уж художник хотел показать читателю оконфузившегося Редькина, то он должен был изобразить бакалавра черной магии с голыми ногами и в трусах. Остается открытым вопрос: содержится ли в только что процитированном фрагменте «Понедельника» невнятность, из-за которой Мигунов неверно интерпретировал этот фрагмент, или в данном случае вина лежит исключительно на иллюстраторе?

И, наконец, третья — самая серьезная оплошность Мигунова допущена им в рисунке, помещенном на странице 205 «детгизовского» издания «Понедельника» (рис. 6). Здесь изображен момент торжества Саши Привалова, решившего сложную магическую задачу, не дававшуюся его более опытным и искушенным коллегам. В середине мы видим фигуру самого Привалова, которого обнимают Роман Ойра-Ойра (слева), Витька Корнеев (справа) и Эдик Амперян (слева, чуть сзади). Но кто такой этот улыбающийся здоровяк, который изображен на иллюстрации справа и чуть сзади с поднятой рукой? Совершенно непонятно. Еще один молодой персонаж сказки Володя Почкин? Киномеханик Саня Дрозд? Но ни того, ни другого в лаборатории Корнеева в момент, когда Саша Привалов сделал свое открытие, не было. Как кажется, в данном случае ошибка Мигунова указывает на некоторую затянутость и туманность всего эпизода с загадкой в книге, а также — на недостаточную «проявленность» каждого конкретного персонажа в этом эпизоде. Прочитав соответствующие страницы, художник не сумел составить себе четкой картины происходящего, что и помешало ему точно проиллюстрировать сцену Сашиного триумфа.

В 1979 году «Детская литература» выпустила второе издание «Понедельника» и опять сопроводило текст рисунками Мигунова. Они были обновлены, поскольку оригиналы иллюстраций к первому изданию потерялись. Облик Хунты во втором издании почти не изменился (рис. 7), а вот что касается портрета Редькина, то художник свою ошибку исправил (рис. 8). Коллективный же портрет молодых волшебников, радующихся успеху Привалова с «четвертым лишним» справа и сзади, во втором издании отсутствовал.

(1)Тынянов Ю. Н. Иллюстрации // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 311.

Возвращаясь в заключение этой заметки к ее началу, напомню, что в статье Тыня-нова обсуждается «сомнительная ценность» иллюстраций (1) . Однако для исследователя, пытающегося построить читательскую историю литературы и закономерно видящего в иллюстраторе текста, в первую очередь, более или менее внимательного читателя-интерпретатора, ценность иллюстраций сомнению не подлежит.