21.11.2005 | Интервью / Театр

О святых и не очень

Кирилл Серебренников - о недавней премьере "Господ Головлевых" и близкой - «Жанны Д'Арк на костре»

Не успели утихнуть споры об эпатажном спектакле режиссера Кирилла Серебренникова «Голая пионерка» по еще более эпатажному роману Михаила Кононова. Не успела Москва пережить сложное, но сильное впечатление от серебренниковской версии «Господ Головлевых» в МХТ им. Чехова, как нас ждет новое потрясение – Серебренников ставит ораторию Онеггера «Жанна Д’Арк на костре» с участием французской кинозвезды Фани Ардан. Причем, эти проекты Серебренникова – не попсовые поделки. Он – один из очень немногих художников, кто сегодня пытается говорить о состоянии русской души и о ее взаимоотношениях с Богом. И ничего утешительного ему сказать об этом не удается.

- «Голую пионерку» вы ставили как новое житие святой Маши Мухиной, замученной советским народом, которому святые ни к чему.  В «Господах Головлевых» уже речь идет о русском народе вообще. И о том, каких жутких кумиров он себе создает. Неужели, по-вашему, общая картина  так безнадежна?

- Разве только по-моему? Сам текст Салтыкова-Щедрина по прочтении оставляет выжженное поле, сама рассказанная в «Головлевых» история. Это история замены Бога, создания эрзаца. Мы же в спектакле не даром прямо цитируем притчу о Вавилонской башне, которую люди строили, чтобы свергнуть Бога. Подменить знание - лжеучением, с которым народу жить легче, которое может все оправдать. Ведь Иудушка – Порфирий Владимирович Головлев – всю жизнь строит себе эту башню. И Женя Миронов, играющий его в спектакле, отстаивает своего персонажа и, по-моему, убедительно объясняет, почему он совершает каждый из своих поступков. В романе Порфирий – упырь, тварь. А у нас он пытается построить что-то, до определенного момента он – созидатель.  Он же братьев со свету сживает во имя порядка, объясняя себе: этот - пьяница, этот - мудак. И должен же кто-то в семье работать. Наш Головлев на место Бога ставит Порядок и добивается его любыми средствами. Он - мастер оправданий. Это-то и страшно.

- В знаменитом мхатовском спектакле Льва Додина по тому же роману Иннокентий Смоктуновский играл Иудушку сладострастно. Он как паутиной обвалакивал свои жертвы словами и чужую кровь по капле цедил, аж причмокивая, дрожа от наслаждения. И в этом была очень человеческая страсть. А у вашего Порфирия страстей нет вовсе. Одни мысли.

- У Додина спектакль выходил в 80-ые, когда царило говорение, славословие, стирающее в порошок все человеческое. Сегодня другое важнее. У нас в монологах Иудушки всегда есть здравый смысл. Оказывается с его помощью можно оправдать любой поступок. Мы сознательно убирали из инсценировки смакование злодейства. Мы не технологию преступления отслеживаем, мы играем человека, искренне верующего во всю эту хмарь. Он все свое талантливое существо направляет на осуществление идеи. Вот в чем жуть. И только в конце Головлев понимает, что замена Бога – пустота, что всю жизнь он не туда копал, что там, куда он шел, ничего нет, кроме метели и темноты. Ему смерть становится утешением.

- А для меня в спектакле Иудушка совсем никак не меняется. Он с первой до последней сцены одинаков. То есть, внешний облик меняется, а суть сыграна сразу  как данность.

- У Салтыкова он и есть данность. Мы привыкли к Достоевскому, который создавал симулякр Нового завета, где есть линейная история, психологическое человеческое развитие. А у Салтыкова – Ветхий завет, он дает типы, а не судьбы.

- Но этого «типа» нисколечко не жалко. И никого в спектакли не жалко. Он у вас про нелюдей каких-то получился.

- Нет Лена, это про людей. Это люди такие монстры. Мы, конечно, стремились получить их  квинтэссенцию, поэтому все сгущено. Это кислоты уже, а не люди во всех их  человеческих проявлениях. Но, повторю - это про русских людей, про нашу мучительную жизнь. Я нахожу черты Порфирия Владимировича во многих людях и в том числе в себе. Он в нас во всех присутствует. Это очень точно подмеченная Салтыковым русская черта. Это очень русская история, очень русский роман.

- По-моему, такая квинтэссенция из актеров все соки выжимает.

- Наш спектакль – не развлечение. Он требует отдачи от зрителей, а значит и актерам надо выкладываться. Там такие судьбы, такая у всех сложная партитура. Миронов по ходу спектакля теряет килограмма два. А Алла Борисовна Покровская… я, вообще, не понимаю, как она играет. Это трудный спектакль и для нас, и для зрителя. Я поэтому и взял малый зал, не рассчитывая заранее на массовый успех. А теперь удивляюсь, что все билеты проданы на много спектаклей вперед.

- А что Вас заинтересовало в нерусской истории? Ведь Жанна Д'Арк – символ Франции, французская святая. Или участие в постановке оратории Онеггера для Вас лишь проба своих сил в каком-то новом жанре?

- Конечно, меня прежде всего волнует образ Жанны. Она – общепризнанный во Франции праведник. Но, что еще важнее, она -  человек, убитый миром. Всем миром. Ее сожгли и короли, и солдаты, и церковь при полной поддержке «трудящихся масс». Вечная история святого, посланника, опередившего время, история художника, белой вороны, которая всегда отторгается толпой.

- Кому пришла идея этого проекта?

- Это идея Спивакова.  Он пригласил меня, и мы все лето работали с ним над партитурой. Было очень интересно. Но сейчас, когда все это случилось во Франции, когда я перечитываю первые строчки либретто: «Мрак покрыл нашу Францию. Вся Франция во мраке. Господи сделай так, чтобы она не развалилась», – то думаю «ого-го-го!». Какая провидческая вещь! И там очень многое похоже на нас.

- Актриса Фанни Ардан как исполнительница заглавной партии – ваш выбор?

- Ее уговорил тоже Владимир Теодорович. Мы нескольких французских актрис рассматривали. Но Ардан, во-первых, играет в театре великолепно, а во-вторых, у нее удивительный голос, и она им владеет потрясающе. Для сценической оратории это, согласитесь, очень важно.

- Жанна Д'Арк  в нашем восприятии – подросток, а Фанни Ардан – роковая женщина. Вас это не останавливает?

- Отнюдь нет. Ардан даже больше, чем женщина. Она – дива, она – особенная, она – белая ворона. Это важно для Жанны. И потом, оратория – вещь с большой долей условности. Мы будем существовать не в конкретных характерах, а скорее – в голосовых регистрах. Я и наших актеров подбирал по партиям, по умению владеть голосом. Дмитрий Назаров, кроме того, что артист потрясающий, еще и великолепный бас, объемный эмоциональный голос. Кирилл Пирогов и Юрий Чурсин – лауреаты конкурса чтецов, и к тому же очень музыкальны, с тонким слухом. Все будет исполняться на французском языке – языке оригинала. И наши должны не только музыку слышать, но и мелодику чужой речи освоить.

- В Москве запланированы лишь два представления. А что ждет этот проект в будущем? Вы с ним во Францию поедете?

- Пока мы собираемся играть два спектакля и все. Я сторонник того, чтобы вот случилось: мы это все увидели, получили кайф, впечатление. И в наших впечатлениях это все и должно остаться. Мне сейчас неинтересно делать проекты на долгие годы. Все эти стареющие, разваливающиеся спектакли. Мне хочется сделать то, что сегодня есть, а завтра – все. Моментальность существования завораживает. Хотя ораторию мы уже давно и сложно репетируем, Коля Симонов готовит грандиозную сценографию. Ардан еще до приезда в Москву 16 ноября выучила всю партию и больше месяца работала с концертмейстером. Это серьезный большой проект. А поедем ли мы потом во Францию – зависит от продюсеров.

Я почему-то уверена, что поедут. Большому кораблю – большое плавание.

Оратория Онеггера  «Жанна Д'Арк на костре» будет исполнена 24 ноября  в ММДМ в рамках фестиваля «Владимир Спиваков приглашает».