21.11.2005 | Нешкольная история

Хранитель здоровья

Записки о земском враче. Работа пермской одиннадцатиклассницы Анны Зерновой

Я размышляю у огня

О людях давних лет,

О тех, кто жил вокруг меня

И кто придёт вослед.

Как невозвратно далеки

Ушедших голоса!

Но вечно слышу их шаги

И вижу их глаза...

Дж. Р. Р. Толкиен. Хранители

 

Автор  Анна Зернова
Во время написания работы в 2004-205 гг.  - ученица 11 класса лицея №1 г. Перми.
Сейчас - студентка 1 курса историко-филологического факультета Российского Государственного педагогического университета.

За эту работу, помимо третей премии VI Всероссийского конкурса "Человек в истории - Россия XX век" Международного Мемориала, получила также специальный приз Общества Фридриха Гааза (ФРГ).

Научный руководитель: А.С. Кимерлинг.

Совсем недавно я узнала, что у моей мамы есть мечта: составить генеалогическое древо нашей семьи. Но она постоянно занята своей работой, и у нее нет времени воплощать свою мечту в жизнь. И мама решила вдохновить на поиск меня. Она говорила мне: «Наши близкие и родные живы, пока на Земле есть хотя бы один человек, который помнит о них, думает о них». Я ее поняла. Я уже знала, что в годы Советской власти дедушки и бабушки вынуждены были молчать о своих «неправильных» пра-родственниках, не подвергать себя, своих детей опасности, чтобы не попасть в лагеря. Слава богу, эти времена закончились, но, к несчастью, прошло уже слишком много лет.

Моя мама – человек  решительный. И она добилась своего: я раздобыла пропуск в областной архив и занялась поиском информации о своих предках. Мечта моей мамы "гоняла" меня по архивам все лето: Государственный архив Пермской области (ГАПО), Государственный общественно-политический архив Пермской области (раньше его можно было сокращенно называть партархивом, а теперь надо говорить ГОПАПО), архив Александровской больницы (он хранится в музее Областной больницы г. Перми).

Никогда бы не подумала, что так сложно получить необходимую информацию (учительница предупреждала меня об этом, но я, как всегда, пропустила всё мимо ушей). Когда я шла в архив, мне казалось, что поиск материала пройдёт быстро и весело, ведь, кажется, там всё систематизировано и  понятно. Как же я ошибалась! Чтобы найти хоть какую-нибудь крупицу нужной мне информации, понадобилось пересмотреть жуткое количество ветхих папок, пробиваясь через неразборчивый почерк, пыль и долгое ожидание (заказанные материалы выдавали в лучшем случае на следующий день).

Но это не самая большая проблема. Оказалось, что заказать материалы еще не значит получить их. И всегда находились причины: «Крыло архива, в котором находятся необходимые материалы, на ремонте, доступ к ним будет возможен через несколько месяцев», «Дело повреждено и находится в нечитабельном состоянии, оно отдано на реставрацию, доступ будет возможен лишь через несколько недель», «Из дела утеряны страницы, ведётся их поиск, обращайтесь позже», «Доступ к делу не разрешён».

И что ещё обиднее – информацию о том, что дело вам не дадут, вы получаете лишь через несколько дней, после подачи заявки в письменном виде в двух экземплярах. Это не работа над материалом, а реалити-шоу – последний выживший в яме с бюрократами!

Наиболее удачной была работа в ГАПО. Я переписывала от руки старинные формуляры, аттестаты, отчеты, справки. Навыков подобной работы у меня не было. Все время возникали какие-то проблемы: то я забывала проставить номер листа, то сокращала до неузнаваемости название документа. Моя учительница ругала меня за это, и мне приходилось снова возвращаться в архив. Хорошо хоть с «ерами» и «ятями» проблем не возникло, я ещё в детстве читала книги, изданные и в девятнадцатом, и в начале двадцатого века.

Что же именно я искала в архиве?

Дело в том, что быть врачом – это традиция в нашей семье. Мои прапрадед, прабабушка, бабушка, дедушка, тётя, дядя – все медицинские работники. В архиве я докопалась до истоков этой традиции. Мои предки оказались людьми достаточно известными в нашем крае, и того количества материалов, которое мне удалось собрать, хватило бы, наверное, на целую диссертацию. Я решила рассказать в этой работе только об одном своем предке. Его судьба произвела на меня особенно глубокое впечатление. Кроме того, с этим предком связан один знаменательный эпизод.  Мой друг, студент Пермской медицинской академии, случайно увидел фотографию моего прапрадедушки в старом домашнем альбоме. Выражение его лица вдруг изменилось, и он воскликнул: «Да ведь этот чувак у нас в аудитории на стенке висит!». Выходит, не такой уж неизвестный у меня родственник – даже сегодня.

Мама была права: люди живут, пока их помнят. И этим летом у меня в доме поселился прапрадедушка Владимир Владимирович Белоруссов, сверхштатный врач-ординатор Пермской губернской Александровской больницы, надворный советник и доктор медицины, один из первых на Урале. Когда он умер, о нем писали так: «С тяжелым чувством скорби и незаменимой утраты, узнали мы сегодня о смерти уважаемого врача Владимира Белоруссова. Владимир Владимирович всегда относился к своим пациентам без различия рангов и состояний, одинаково внимательно ко всем. Хочется сказать про него, что «Богу нужны хорошие люди»... в эти минуты тяжелой скорби скажу: вечная память доброму, просвещённому человеку, вечная память безвременно погибшему воину с людскими страданиями» .  

Непрямая дорога 

Первый врач в нашей семье Владимир Владимирович Белоруссов родился 12 марта 1867 года в городе Яранске Вятской губернии. Собственно, Яранск даже городом-то назвать было сложно: к 1900 году там проживало лишь 5 000 человек.

В Яранске у него вряд ли был шанс получить образование. Для того чтобы хоть чему-то научиться, ему следовало родиться девочкой с мечтой о педагогике: единственным достойным учебным заведением в Яранске того времени была женская гимназия, готовившая учительниц. Семья Владимира Владимировича переехала в Пермь (точного года я не нашла). Здесь, в Пермской классической гимназии, Владимир получил среднее образование, а высшее – на медицинском факультете Императорского Казанского университета. Медицинский факультет он закончил в 1890 году со степенью «лекарь с отличием» и дипломом. Вскоре Владимир Владимирович женился на дворянке Марии Александровне Демерт.

В мае 1891 года Владимир Владимирович при Императорском Казанском Университете без особого труда сдал экзамен на звание земского уездного врача и в июне 1891 года стал земским врачом Пермского уезда. Служил он там по март 1892 года.

Но мой предок был земским врачом с чином. Как это возможно? Получается, он состоял на государственной службе. Заинтересовавшись тем, как среднестатистический медик может стать чиновником (и получает  дополнительный «оклад жалования»), я порылась в архивах и выяснила, что врач-чиновник был в то время явлением частым. Например, стать чиновником можно было сразу по окончании университета, то есть быть распределённым на должность с правом дальнейшего чинопроизводства. Но если этого не произошло, врач мог возбудить ходатайство о получении такой должности  перед соответствующими органами в частном порядке. С момента официального определения на должность, врач, как и любой другой служащий, включался в систему чинопроизводства, и его дальнейший служебный рост определялся установленными законом правилами выслуги. За 10 – 13 лет, с момента поступления на должность с соответствующими правами, врач мог выслужиться до чина надворного или даже коллежского советника. Учитывая то, что служба в каком-нибудь министерстве никак не мешала медицинской карьере врача, а лишь пополняла  определенными материальными средствами семейный  бюджет, это было весьма выгодно.

Мой прапрадед 14 марта 1892 году получил должность сверхштатного медицинского советника при Медицинском Департаменте Министерства внутренних дел. В августе 1896 года он был утверждён высочайшим указом губернатора на должность коллежского асессора, а 21 декабря 1899 года произведён в надворные советники. Довольно быстрая карьера, как мне кажется.

Здесь можно было бы и остановиться, если бы я писала о каком-нибудь среднестатистическом враче, потому что именно такой была бы его жизнь: работа в земстве, государственная служба, семья. Но у В. В. Белоруссова была феноменальная тяга к знаниям, что само по себе удивительно для, казалось бы,  ничем не примечательного мальчика из маленького городка. Ему бы сидеть тихонько и радоваться, что смог стать дипломированным специалистом. Но, оставив работу в земстве, В. В. Белоруссов активно принимается за научно-исследовательскую  работу. Две зимы (1892/1893 и 1893/1894 годов) он посещает занятия в Санкт-Петербуржском родовспомогательном заведении, а летом (1892 и 1893 годы) служит  в Перми временным врачом по борьбе с «холерной эпидемией, во время которой в Перми и области умерло 173 человека» . Холерные эпидемии, на самом деле, были довольно частым явлением. Холера приплывала по Каме, распространялась по городу.

Но вот прошло три года с момента ухода В. В. Белоруссова с должности земского врача. И 14 марта 1894 года он получил в Императорской Военно-Медицинской Академии диплом о присвоении ему звания доктора медицины . В 1891 – 1892 гг. при Императорской Военно-Медицинской Академии В. В. Белоруссов сдал экзамены на степень доктора медицины и представил докторскую диссертацию под названием «Об исходе операции наложения щипцов для матери и ребёнка при антисептических условиях».  Этот диплом долго  хранился в нашей семье, но во времена повальных репрессий почти все документы семейного архива были безжалостно  сожжены.  Я  нашла  материалы  докторской  диссертации  В. В. Белоруссова в музее Областной больницы г. Перми. Интересно заметить, что, во-первых, докторскую степень Владимир Владимирович получил в возрасте 27 лет, а во-вторых, Белоруссов был известен как «знаток нервных болезней», а диссертацию писал по акушерству.

После защиты диссертации (в 1894 году) В. В. Белоруссов едет работать в г. Чермоз Пермской области. Он приглашён туда работать заводским врачом .

Через два года он возвращается в Пермь, получив работу в Александровской губернской больнице. «Преображённая упорным трудом лучших представителей земской медицины, губернская больница в основном отвечала уровню медицинской науки того времени, постепенно завоёвывала авторитет, становилась действительным центром медицинской помощи для всей губернии (в отсутствии других конкурентов, потому что больниц в то время было преступно мало! – А. З.). В десяти её отделениях трудились двенадцать врачей различных специальностей, одиннадцать фельдшеров, две акушерки и двадцать сестёр милосердия. За период земства количество ежегодно лечившихся в стационаре больных увеличилось в четыре раза» . Работа была тяжёлой, так как персонала катастрофически не хватало и большинство больных оставались без квалифицированной медицинской помощи. Здесь, в больнице, Владимир Владимирович организовал  неврологическое отделение и работал  сверхштатным ординатором с 1898 по 1910 год, то есть до самой смерти.

В. В. Белоруссов был удивительно активным человеком. Еще в 1890 году  по его инициативе создано благотворительное общество Александровской больницы, которое оказывало помощь нуждающимся больным и их семьям.  А ведь Владимир Владимирович был тогда еще студентом!

Одной из ярких черт деятельности врачей дореволюционного Урала, да и всей России, была ее общественная направленность. Большинство врачей безвозмездно, по личной инициативе, участвовали в различных общественных мероприятиях, имеющих непосредственное отношение к их профессиональной деятельности. Многие врачи были активными членами общества Красного Креста и обучали сестёр милосердия на особых курсах. Мой предок тоже придавал огромное значение общественной деятельности. В губернии не хватало медицинских работников. По данным 1872 года, на всей огромной территории Пермской губернии работали всего 126 фельдшеров и лекарских учеников при уездных земских больницах. Именно поэтому несколько врачей Александровской больницы, и в их числе В. В. Белоруссов, по своей инициативе и без дополнительной оплаты организовали трёхгодичные, а после и четырёхгодичные фельдшерские курсы, которые дали шесть выпусков фельдшеров.

Я поняла, что мой прапрадедушка был удивительным человеком. За свою короткую жизнь (43 года) он успел даже слишком много сделать. Выучился, вопреки всем жизненным обстоятельствам (его рождение в маленьком городке не предвещало такого роста), женился и стал отцом двоих замечательных детей. Сделал государственную карьеру и стал надворным советником. Защитил докторскую диссертацию по теме, к которой его предыдущая работа вроде бы не имела никакого отношения.

Этим он, кстати, потряс всех своих знакомых: в 27 лет стать доктором наук, которых в то время на местности можно было по пальцам пересчитать! И все это время воевал с болезнями и человеческой дремучестью.

Вековечный лес

Что такое работа земского врача? С какими проблемами столкнулся мой прапрадед? В чем состояла специфика его труда? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо обратиться к истории земской медицины.

В первой половине XIX в. больницы принадлежали Приказу общественного призрения, финансовое положение которого было очень тяжелым, и средств на содержание больниц не хватало. Приведу свидетельство самого императора Александра I, который приезжал в Пермь в 1823 г. и сказал  пермскому губернатору К. Я. Тюфяеву (был губернатором с 1823 до 1831 г.), что «не мешало бы позаботиться о приведении заведений Приказа в лучший вид, а то они у вас – настоящие руины». Тогда же император передал Приказу общественного призрения бывший губернаторский дом для размещения там больницы, воспитательного дома и дома призрения старых воинов.  Для содержания или строительства нового здания больницы необходимы были пожертвования частных лиц. Именно так была выстроена Александровская больница  в Перми на Большой Ямской улице (в которой будет работать мой предок В. В. Белоруссов). В мае 1827 был заложен фундамент, а открыта она была в 1833 году. 

В результате земской реформы Александра II 1864 года, больницы перешли в ведение земства. Земскому врачу, такому, как В. В. Белоруссов, выделялся огромный район, в котором нередко насчитывалось более 20 сел и деревень, и этот участок он должен был периодически объезжать. Считалось, что при такой системе всё население участка равномерно пользуется медицинской помощью. На деле же  получалось, что «врач всегда в езде, а больные никогда не знают, где найти врача».

Во время разъездов врачи сталкивались с огромным количеством запущенных форм сифилиса, трахомы и других острых заразных заболеваний, но ничего не могли сделать. А в следующий раз они могли приехать в ту же деревню не раньше, чем через полгода.

Земский врач жил и работал в тяжелейших условиях: разъезды по деревням, по плохим просёлочным дорогам, в бричке или в санях, в любую погоду.

Кроме того, уездный врач должен был быть специалистом широкого профиля: лечил внутренние болезни, проводил хирургические операции, принимал роды – в общем, оказывал любую необходимую медицинскую помощь. «Крестьяне не признают деления врачей на эпидемических и участковых, - писала врач М. Я. Безбокая, - для  них «дохтор» должен быть «на все руки мастер», должен лечить все болезни…» .

За эту работу, правда, платили довольно большое жалование, в размере 1500 рублей ежегодно, а  по прошествии трёх лет – 1800 рублей в год. Этой суммой, впрочем, финансовое содержание земского врача не ограничивалось. Во-первых, по соглашению с тем или иным земством к начальному окладу через каждые три-пять лет службы полагались две или более прибавки по 200 – 300 рублей. Так что через десять лет оклад жалованья врача мог составить 2000 – 2400 рублей в год. Во-вторых, кроме оклада, врачу предоставлялись квартира или квартирные деньги, бесплатные разъезды по службе, оплачиваемые научные командировки для пополнения научных знаний на срок до четырёх месяцев. Земский врач имел ежегодный отпуск на месяц или через каждый год – на два месяца.  Врач пользовался отпуском с сохранением получаемого им содержания.  

Но, несмотря на все эти льготы, работа была тяжелой и даже опасной, так как необразованное местное население часто не соблюдало даже элементарных правил гигиены, и из-за этого врачу ничего не стоило подхватить от пациента какую-нибудь смертельную заразу. (Кстати, именно это и произошло с моим прапрадедом.)

Невежество населения, суеверия и предрассудки, низкая санитарная культура – вот препятствия, о которые разбивались прогрессивные начинания земских врачей. Врачей попросту боялись. Медицинская наука была крестьянам непонятна и, как все новое, внушала страх. Люди боялись и самих помещений больницы, их пугал принцип изоляции от привычного домашнего окружения, непонятный язык медицинских терминов и названий лекарств, а также то, что больница – это место, где больные могут умереть. С. И. Мицкевич вспоминал, что «народ называл больницы «морилками» и шел туда в самых крайних случаях – умирать» . «Больной крестьянин полечится у всех знахарей и знахарок, испытает все народные средства, исполнит все советы бабушек и тетушек, и только видя бесплодность всего этого, обратится к врачу» .

Для крестьян магические ритуалы были более привычны, чем прием порошков или операционное вмешательство врача. На болезни пытались воздействовать теми способами, которыми испокон веков пользовались предки, даже если они, с медицинско-санитарной точки зрения, лишь усугубляли положение больного или способствовали распространению эпидемии. «Даже тяжело больные сплошь да рядом отказываются от больничного лечения и прибегают к различным «бабушкиным средствам», например, подкладывают под послеродовую больную, в целях лечения, труп разлагающейся кошки, перевязывают пуповину ребенка прядью грязных волос роженицы и т. д.»  На меня эти факты произвели гнетущее впечатление, но хочется привести еще более ужасный пример людских суеверий.

Среди крестьян Олонецкой губернии оспа считалась «самой почетной и уважаемой гостьей, вследствие чего злые ее проявления стараются всевозможными способами умилостивить…». Как только в деревне кто-нибудь заболевал оспой, соседи собирали своих детей, одевали их в праздничные платья и вели к оспенному больному приветствовать Оспу Ивановну. Приветствие это выражалось в троекратном поцелуе больного.… Причем в этом ритуале нередко принимали участие дети крестьян ближайшей округи в радиусе 10 – 15 верст. 

Врачу приходилось доказывать превосходство научных знаний. Каждый врач по-своему добивался доверия пациентов. В. В. Белоруссов подкупал внимательностью и мягким характером: «он давал больным то, чего не в состоянии дать никакая любовь, ничьи заботы, он давал больным надежду и успокоение, что после страданий будет облегчение, и эта надежда помогала бороться с недугом... Никогда по своей деликатности и величайшей скромности не говорил он «я вас вылечу, я вам помогу», но это чувствовалось в его сердечном, вдумчивом отношении к больному» . Он всегда одинаково относился как к равным ему по статусу, так и к беднейшим людям: «Врач – бессребреник, он не разделял больных по рангам, для него не было богатых и бедных, платных и бесплатных – для всех один привет, одно участие» . Он даже помогал беднякам финансово. Судя по воспоминаниям его родственников, - его брата и племянницы, Владимир Владимирович, посещая неимущего пациента, к рецепту прикладывал купюру, пытался как-то поддержать несчастного . И В. В. Белоруссову удалось привлечь пациентов: «приходящих к нему ежедневно на дом больных было так много, что приходилось приём ограничивать числом входных билетов» .

Он лечил нервные болезни, а такие больные зачастую подозрительны, капризны, грубы. Доктор Белоруссов безропотно сносил все вспышки неудовольствия и делал своё дело. Он не отказывал в медицинской помощи  даже когда болел сам, не давал понять, что он устал. Одна из его пациенток называла его «наш целитель, наш Гааз ».  

У врачей был чрезвычайно плотный график, так как медицинское обслуживание ещё не было к этому времени структурировано. Поэтому частная и  профессиональная жизнь врача не были четко разделены. М. Штерн: «Есть такие участки, куда на амбулаторный прием является ежедневно 100 – 150 больных: дети кричат, с крестьянами и бабами трудно столковаться… После осмотра коечных и приема приходящих больных, надо врачу сделать какую-нибудь неотложную операцию, затем поехать, иногда за 30 – 40 верст, куда-нибудь по участку к больному или на эпидемию, а по приезде домой, заняться разными отчетами, которых тоже не мало». «При таких громадных участках у земских врачей бывает столько работы, что они иногда по неделям не видят интеллигентного человека: разъезды, приемы больных, отчеты занимают столько времени, что некогда и медицинского журнала прочесть, не то что какое-нибудь другое литературное произведение».  График работы  В. В. Белоруссова был таким же ненормированным, и этому я нашла массу свидетельств. Во-первых, это письма, хранящиеся в архиве Александровской больницы. Вот отрывок из одного письма:  «Глубокой ночью, часа в два, а то и в три, смертельно уставший, измученный от бесконечных визитов, он являлся домой, улыбающийся от сознания исполненного долга, а, вернее, массы долгов. Но звонок! И этот раб долга и человек в высшей степени слова опять надевает свою шубу и едет, несмотря на страшную головную мигрень, едет, чтобы помочь страждущему собрату» .

Кроме того, сохранились рукописные воспоминания дочери брата Владимира Владимировича, Ольги Валериановны Белоруссовой. В них тоже есть запись, которая описывает ночной вызов: «Преподавательница пенсионерка М. П. Ферапонтова рассказывала, как среди ночи умирала её мать, когда их отец погиб на работе. Сбежались соседи и стали причитать о том, что будет с пятью малолетними сиротами. Денег – ни копейки. Кто-то посоветовал обратиться к доктору Белоруссову, сказав, что он не откажет и денег не возьмёт, объяснили, что крыльцо его дома против пожарных ворот, этот ориентир знали многие.

Вот она, семилетняя, старшая среди малышей, побежала в тёмную осеннюю ночь за 5 кварталов. Еле достала звонок, взобравшись на перила крыльца. Открыл дверь сам доктор, и через минуту, говорила она, они уже «летели» к маме. Всю ночь просидел он у больной, и последующие дни посещал и поддерживал детей морально и материально. Мама говорила: «Мало таких людей в наше время!»  . 

Однако стоит отметить, что врач просто не мог не явиться на вызов. По статье 872 Судебного уложения за неявку к больному врач подвергался наказанию штрафом от 10 до 100 рублей. И есть еще толкование этой статьи Сенатом, что наказание за неявку не зависит от меры опасности, угрожавшей больному. Правда, законодательство предусматривало и ряд уважительных причин неявки врача к больному, среди которых – болезнь самого врача, болезнь близкого человека, отсутствие путей сообщения, присутствие при тяжелом больном.

Из воспоминаний брата Белорусова, Валериана, я выяснила, что Владимир Владимирович отнюдь не тяготился своим долгом: «Он очень любил свою семью, но в основном всё своё время и силы отдавал пациентам. Радовался, когда мог им помочь, и крепко грустил, когда не мог облегчить их страданий. Он был Врачом с большой буквы!».   Это же подтверждают письма пациентов: «Постоянная мысль – жить и работать для народа, быть его заступником, целителем, и он жил и работал на своём посту, - работал поспешно, лихорадочно, словно предчувствовал скорую гибель. Его неутомимость и до самозабвения преданность долгу вызывали всеобщее удивление»  .

Мгла над могильником

Жизнь Белоруссова оборвалась внезапно, при тушении очередного очага эпидемии. Он скончался, заразившись сыпным тифом от больного, который был ошибочно доставлен в его «нервную» палату.

В нашей семье живёт легенда, что В. В. Белоруссов сам себе поставил правильный диагноз, но был созван консилиум, приезжали специалисты из столицы, однако их выводы оказались неверными. Соответственно, было назначено не то лечение, и 26 января 1910 года Белоруссов скончался.

В тот год заболеваемость тифом в Пермском и Екатеринбургском уездах приняла весьма внушительные размеры, для борьбы с нею даже не хватало медицинского персонала. Не удивительно, что врач, принимавший активное участие в устранении эпидемии в тех антисанитарных условиях, в которых приходилось работать, мог заразиться и сам. Почему же не было проведено хотя бы профилактическое лечение , ведь, судя по врачебно-санитарным хроникам тех лет, оно было уже достаточно развито? Почему не прислушались к самому В. В. Белоруссову, дипломированному специалисту в области внутренних болезней? Может, если бы не было этой несчастной ошибки, Владимир Владимирович ещё долго жил, и сделал ещё много хорошего для родной медицины.

28 января 1910 года состоялись похороны доктора медицинских наук Владимира Владимировича Белоруссова. В начале 9-го часа утра люди стали стекаться к домовой церкви Александровской больницы. Там уже собрались бывшие пациенты покойного, некоторые врачи больницы и слушательницы покойного на фельдшерских курсах. Около одиннадцати часов утра к началу заупокойной литургии пришли родные, друзья и знакомые Владимира Владимировича. Перед отпеванием прибыл вице-губернатор В. И. Европеус. Александро-Невская церковь оказалась слишком маленькой, чтобы вместить всех молящихся, а потому громадная масса находилась на улице, около церковной ограды. По окончании прощания гроб был вынесен из церкви. Его выносили вице-губернатор В. И. Европеус, старший врач Александровской больницы А. Н. Попов, родственники. Венков было немного, так как В. В. Белоруссов, зная, что среди провожающих будет много бедноты, завещал не покупать венки для его могилы. Вся похоронная процессия, с духовенством и хором певчих впереди, прошла по городу, часто останавливаясь для проведения кратких литий. Во всё время следования гроб провожали несколько сотен человек, причём постепенно масса народа всё увеличивалась, так как почти на каждом перекрёстке процессию ожидало много сочувствующих, присоединявшихся к проводам. Среди этой народной массы находились лица разных классов, званий, сословий и состояний. У многих на глазах стояли слёзы.  Но более всего горевали неимущие, потерявшие в лице покойного своего лучшего друга-целителя.

«Губернские ведомости» печатали: «В трескучий мороз за катафалком шли не только родные, знакомые, но и огромная, не виданная в Перми процессия. Хоронили народного доктора – шёл народ».

Из воспоминаний Ольги Валериановны Белоруссовой: «Дядю Володю я помню смутно. Вечно занятый, он приходил к папе обычно вечером, и они чаще беседовали вдвоём в кабинете. Он умер в 43 года, всю жизнь посвятив медицине. После похорон папа вернулся и лёг на кровать. Детей впустили только поцеловать. По щекам его текли слёзы, он сказал: «Идите, играйте. Видите, папа впервые плачет, ему тяжело». Отец трудно переживал утрату. Горе в семье проходило без слов. Установилась необычная, молчаливая жизнь. Через какое-то время папе преподнесли маленькую книжку, в кожаном переплёте. В ней на муаровой белой ленте гармошкой были сложены портреты дяди Володи, переснятые для этой цели из групповых снимков разных размеров в один формат. На первой странице золотыми буквами было написано:

«Где трудно дышится,

  Где горе слышится,

  Будь первый там.

Валериану Владимировичу от благодарных пациентов его брата

Владимира Владимировича Белоруссова»  .

Пролетели года, утекло время, как сквозь пальцы. Многое забылось, о многом старались не вспоминать. В шестидесятые годы двадцатого века однажды люди присмотрелись к обнажившейся земле и увидели полную разруху: старинное кладбище превратилось в свалку. Возрадовались тогда Иваны, непомнящие родства, и решили, что зря кости их предков занимают драгоценные акры земли, и что пора навести здесь порядок. Создали комиссию, и порешила та комиссия создать на месте никому не нужного кладбища парк.  Начали выворачивать памятники, ломать фамильные склепы… Но дело происходило в России, поэтому скоро, к счастью, финансирование проекта прекратилось,  работа заглохла.

К сожалению, памятник на могиле моего прапрадедушки тоже попал под снос.

Но о разорённой могиле не забыли – общество охраны памятников «Пермский некрополь», общественные организации «Народная дружина» и «Добрый дом» надумали исправить ошибки: 3 и 4 июня 2004 года в Перми на Егошихинском кладбище прошла ставшая традиционной акция «Общая память». В рамках этой акции, на деньги ныне живущих родственников или спонсоров, заново открываются памятники замечательным, незаслуженно забытым землякам. Среди них был и В. В. Белоруссов. Надгробие было вновь установлено. Это простой деревянный крест, подобный тем, что ставили на могилах в начале двадцатого века. Слава Богу, в двадцать первом веке мгла над могильником развеивается.